Страница 74 из 88
— Черный кофе, Альберт. И сандвич с ветчиной.
Малый принес заказ, бесцеремонно бухнув перед ним тарелки. Затем привалился к стойке:
— Шестьдесят центов. А зовут меня вовсе не Альберт.
— Отлично, — сказал Брэнсом расплачиваясь. — Но и меня зовут не Джордж.
— Тогда тебе не повезло, — сообщил малый. Бросив монеты в кассу, он отвернулся и стал наводить порядок на задних полках.
Ровно в восемь Брэнсом позвонил в колокольчик, висящий у бокового входа. Хендерсон тут же открыл, пригласил его в гостиную и указал на большое кресло. С непроницаемым выражением лица Хендерсон уселся сам, закурил сигарету и заговорил первым:
— Позволь сообщить тебе, Брэнсом, что я уже слышал ту мелодию, которую ты мне собираешься наиграть. Мне уже проигрывали ее два или три раза. — Он выпустил струю дыма и подождал, пока она рассеется. — Звучит она примерно так: «Твоя работа на оборонном предприятии ежегодно приносила тебе кругленькую сумму. Разве эта жалкая лавка принесет тебе столько? Что значит эта торговля скобяными товарами по сравнению с научными исследованиями? В чем истинная причина того, что Ты променял одно на другое?» — Он вновь помолчал. — Правильно?
— Нет, — сказал Брэнсом. — Мне абсолютно наплевать на то, что ты вырвался из цепей нашего братства.
— Приятное разнообразие, — цинично прокомментировал Хендерсон. — Стало быть, решили подъехать ко мне с другого боку, да?
— Я приехал к тебе не за этим.
— Зачем же?
— У меня хватает своих проблем. И я подумал, что ты сможешь мне помочь.
— Почему это я должен…
— И, — прервал его Брэнсом, — мне кажется, что я тоже мог бы тебе помочь.
— А я не нуждаюсь в помощи, — заявил Хендерсон. — Все, что я хочу, — чтобы меня оставили в покое.
— Я тоже этого хочу… Да вот не получается. — Брэнсом поднял палец, подчеркивая значение своих слов. — Как и у тебя.
— Ну, это мне решать.
— Я и не собирался оспаривать твое право. Я хочу лишь сказать, что не могу добиться в мозгах того покоя, который мне нужен и который должен там быть. И не верю, что тебе удалось этого добиться. А вот вдвоем нам, может быть, кое-что и удастся. Хочешь, расскажу тебе мою историю?
— Рассказывай, коли явился. Только предупреждаю, не надо мне морочить голову чепухой типа: «Вернись домой, все прощено». Я развил в себе крепкую сопротивляемость к тому, что мне навязывают.
— Ты по-прежнему подозреваешь меня, — сказал Брэнсом. — И я тебя не виню. А когда я закончу рассказ, может быть, ты изменишь свое мнение. А теперь слушай, что я тебе расскажу.
Начал он так:
— Хенни, мы ведь с тобой оба ученые. Ты в одной области, я — в другой. Оба мы с тобой знаем, что существенной чертой любого ученого, как и любого технологически компетентного человека, является хорошая память. Без нее мы прежде всего не получили бы соответствующего образования. Без нее мы не могли бы извлекать данные и приобретать опыт для решения текущих проблем. Для нас и для таких, как мы, хорошая память является неотъемлемой принадлежностью. Ты согласен?
— Это настолько очевидно, что не о чем и говорить, — заметил Хендерсон, на которого эти слова не произвели никакого впечатления. — И я надеюсь, ты ведешь к чему-то более серьезному, чем к обычной лекции?
— Несомненно. Наберись терпения. Но продолжу: у меня всегда была превосходная память, иначе я бы и не стал специалистом в своей области. Я знал, что мог полностью на нее положиться. Не сомневаюсь, что и ты испытываешь то же самое.
— То же самое, — согласился, скучая, Хендерсон.
— Но вот что я еще хочу сказать тебе. Я — убийца. Лет двадцать назад в припадке ярости я убил некую девицу, а потом постарался забыть об этом деле. Я накинул на воспоминания об этом преступлении мысленный ковер, не желая мучиться и изводить себя. Недавно я услышал, что это давнее преступление раскрыто. И стало быть, полиция копает. Конечно, прошло уже двадцать лет, но известны случаи, когда раскрывались и более древние преступления. Если копы меня еше и не сцапали, то до этого недалеко. И сейчас, Хенни, я нахожусь в бегах. Я не хочу, чтобы меня поймали. Меня не устраивает ни казнь — в худшем случае, ни пожизненное заключение — в лучшем.
Хендерсон недоверчиво уставился на него:
— Ты что же, хочешь сказать, что ты — самый настоящий убийца?
— На этом настаивает моя надежная, крепкая память. — Брэнсом подождал, пока смысл его слов дойдет до слушателя, и затем сокрушенно добавил: — Моя память оказалась подлым лжецом.
Наполовину выкуренная сигарета выпала из пальцев Хендерсона. Он склонился на бок, пытаясь подхватить ее с ковра, пару раз промахнулся, но наконец поднял. Затем он попытался сунуть горящий конец в рот, вовремя спохватился, перевернул сигарету и глубоко затянулся. Дым попал не в то горло, заставив его закашляться. Но вот он справился с дыханием.
— Послушай, Брэнсом. Ответь прямо. Так ты виновен в убийстве или невиновен?
— Память моя утверждает, что виновен. И представляет мне всю. картину в достоверных деталях. Даже сейчас я вижу перед собой искаженное злостью лицо той девушки, когда мы орали друг на друга. Я вижу, как она потрясенно застыла, когда я ударил ее по голове. Я вижу ее бескровное лицо. Вот она лежит недвижимая и холодная. Я вижу мертвое равнодушие в ее чертах, когда я засыпаю ее землей. Все происшедшее до сих пор живо во мне. Я вижу все с такой фотографической ясностью, словно и недели не прошло. А может быть, все действительно произошло неделю или две назад.
— Что ты несешь? Ты же только что сказал — все произошло двадцать лет назад.
— Так утверждает моя память. И я говорю себе, что моя память оказалась ловким и расчетливым лжецом.
— С чего ты взял?
— Факты возражают. Вернее, отсутствие фактов. И то и другое говорит: я никогда не совершал такого преступления.
— Какие факты? — потребовал Хендерсон, тщетно пытаясь скрыть возрастающий интерес.
— Я психанул и бросился наутек. Я испугался, по-настоящему испугался. Я удирал, возможно подсознательно понимая, что в движущуюся мишень попасть труднее. — Брэнсом печально улыбнулся. — Я мог бы бежать бесконечно долго, если бы это спасло меня от обнаружения. По какой-то необъяснимой причине я сделал то, что, как утверждают, делают все преступники, хотя, наверное, это неправда — я вернулся на место преступления.
— Вот как! — Хендерсон загасил окурок и подался вперед, уже не скрывая своего интереса. — И что же?
— И ничего не нашел.
— Ничего?
— Ничего. Я убил ту девушку неподалеку от маленького городка под названием Бэльстоун. Слышал о таком?
— Нет.
Этот ответ разочаровал Брэнсома. Он продолжил:
— Я приехал в Бэльстоун и порасспросил местных жителей, всю жизнь обитающих в тех краях. Они ничего не знали о недавно открывшемся убийстве. Я объехал всю округу, отыскивая памятное место, и не обнаружил ничего даже отдаленно похожего. Я просмотрел местную газету, подняв подшивку за целый год, и не нашел ни единого упоминания о давнем убийстве, выплывшем на свет.
— Может быть, ты оказался не в том Бэльстоуне, — предположил Хендерсон.
— Я и сам так подумал и сверился со справочником. Бэльстоун — один-единственный.
— Ну хорошо. Но может быть, ты ошибся с названием. Может быть, существует другой город с похожим названием.
— Память утверждает, что это Бэльстоун, и только он.
Хендерсон, помолчав, высказался:
— Судя по этому, память у тебя ни к черту.
— В точку попал! — сказал Брэнсом. — А твоя?
Вскочив на ноги, Хендерсон выдохнул:
— Что ты имеешь в виду, спрашивая о моей?
— Да не волнуйся ты так. Лучше скажи мне вот что. Слышал ли ты о девушке по имени Арлен Лафарж?
— Никогда, Брэнсом, можешь мне поверить. — Хендерсон принялся расхаживать взад и вперед по комнате, сцепив руки за спиной. На его лице появилось озабоченное выражение. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, — Это та женщина, которую ты как бы прикончил?
— Да.