Страница 7 из 16
– Ого, – сказал Порт, – высоко-то как.
– А, да, это же турецкая крепость. Видишь там внизу огонек? – Он указал на слабое красное свечение, которое то разгоралось, то меркло почти прямо под ними. – Это шатер, в котором она живет.
– Шатер?
– Там внизу у них нет домов. Одни шатры. Много шатров. On descend?[17]
Смаил пошел первым, держась поближе к стене.
– Касайся камней, – посоветовал он.
Когда добрались почти до низу, выяснилось, что тусклое свечение – это костерок, догорающий между двумя вместительными шатрами кочевников. Внезапно Смаил остановился, прислушался. Послышался неразборчивый ропот мужских голосов.
– Allons-y,[18] – буркнул он. Голосом как будто бы довольным.
Но вот лестница кончилась. Под ногами твердая земля. Слева от себя Порт заметил черный силуэт громадной цветущей агавы.
– Жди здесь, – прошептал Смаил.
Порт собрался было закурить сигарету, Смаил сердито шлепнул его по руке.
– Нет! – шепотом приказал он.
– Но почему мы должны… – начал Порт, которому вся эта таинственность сильно надоела. Однако Смаила рядом уже не было.
Прислонясь к холодной каменной стене, Порт ждал, что монотонный глухой бубнеж прервется, наметится что-то вроде обмена приветствиями, но так и не дождался. Тональность беседы в шатре нисколько не менялась, ничто не нарушало потока ничего не выражающих звуков. «Должно быть, он зашел в другой шатер», – подумал Порт. В свете костерка шатер, стоявший чуть поодаль, с одного бока мерцал розовым; дальше сплошная тьма. На ощупь он сделал несколько шагов вдоль стены: хотел взглянуть на вход в шатер, но вход оказался с другой стороны. Потом послушал, не донесутся ли голоса оттуда. Нет, тишина. Без всякой причины у него в ушах вдруг раздался голос Кит – ее прощальная реплика перед его уходом: «В конце концов, тебя это касается куда больше, нежели меня». Даже и теперь эти ее слова, по сути дела, ничего ему не говорили, только напомнили, каким она произнесла их тоном – обиженным и мятежным. И все из-за Таннера. Порт резко выпрямился. «Да он, поди, за ней ухлестывать пытался!» – прошептал он вслух. Он резко развернулся, пошел к лестнице и начал взбираться. На шестой ступеньке остановился, огляделся. «Но что я сейчас смогу сделать? – подумал он. – Это только предлог, чтобы отсюда смыться, потому что мне страшно. Да ну, ни черта он от нее никогда не добьется».
В проходе между шатрами появилась темная фигура и легкой побежкой устремилась к подножью лестницы. Раздался шепот:
– Жан!
Порт застыл на месте.
– Ah! Ti es là![19] Что ты там наверху делаешь? Слезай давай!
Порт начал медленно спускаться. Отступив с дороги, Смаил взял его за руку.
– А почему нельзя говорить нормально? – прошептал Порт.
– Ш-ш-ш! – стиснув его руку, зашипел прямо в ухо Смаил.
Протиснувшись между ближним шатром и зарослями высокого чертополоха и осторожно ступая по камням, они подошли ко входу в другой шатер.
– Обувь сними, – скомандовал Смаил, скидывая сандалии.
«Еще не хватало», – подумал Порт.
– Не хочу! – сказал он вслух.
– Ш-ш-ш! – прошипел Смаил и втолкнул гостя внутрь, хоть тот был по-прежнему в туфлях.
Центральная часть шатра была достаточно высокой, там можно было стоять не пригибаясь. Освещение обеспечивал огарок свечи, пристроенный на сундуке рядом со входом, так что в нижней части шатра царила почти полная тьма. На полу под самыми случайными углами были разбросаны соломенные циновки; повсюду в полнейшем беспорядке валялись предметы обихода. Никто их в шатре не ждал.
– Садись, – сказал Смаил, выступая за хозяина.
Освободил самую большую циновку, сняв с нее будильник, банку из-под сардин и древний, невероятно грязный рабочий комбинезон. Порт сел, уперев локти в колени. На рогоже, оказавшейся рядом, стояло облупленное эмалированное подкладное судно, до половины налитое какой-то темной жижей. Там и сям валялись засохшие хлебные корки. Он закурил сигарету; Смаилу, однако, не предложил, а тот вернулся ко входу и там стоял, выглядывая наружу.
И вдруг вошла она – стройная, несколько странной наружности девушка с огромными темными глазами. Одетая во все безупречно белое и в белом головном уборе, похожем на тюрбан, которым ее волосы были сильно стянуты назад, отчего еще видней становились синие узоры на лбу, похожие на татуировку. Войдя в шатер, она остановилась, глядя на Порта с таким выражением, которое, как ему в тот момент подумалось, бывает у молодого бычка, делающего первые шаги по залитой светом арене. На ее лице читалось и замешательство, и страх, и покорное ожидание. Стоит, смотрит.
– А вот и она! – проговорил Смаил все тем же приглушенным голосом. – Ее зовут Марния. – Он помолчал; Порт встал, сделал шаг вперед – поздороваться за руку. – Она не говорит по-французски, – пояснил Смаил.
Все так же серьезно, без улыбки, она коснулась кончиками пальцев руки Порта и поднесла пальцы к губам. Затем склонила голову и сказала еле слышным шепотом:
– Ya sidi, la bess alik? Egles, baraka ‘laou’fik.[20]
Двигаясь грациозно и с достоинством, она отлепила от сундука горящий свечной огарок и прошла с ним к дальней стене шатра, где свисающее с потолка одеяло обозначало нечто похожее на альков. Прежде чем исчезнуть за этим занавесом, она обернулась к ним и, сделав знак рукой, проговорила:
– Agi! Agi menah![21]
Вслед за ней мужчины зашли в эту выгородку, где на плоские ящики был положен старый матрас в попытке изобразить что-то вроде убранства гостиной. Рядом с импровизированной тахтой стоял маленький чайный столик, а около столика на циновке возвышалась горка маленьких комковатых подушек. Девушка установила свечку прямо на голой земле и принялась раскладывать подушки на матрасе.
– Essmah![22] – сказала она Порту и сразу обратилась к Смаилу: – Tsekellem bellatsi.[23] – И ушла.
– Fhemtek![24] – бросил тот ей вслед с усмешкой, но по-прежнему полушепотом.
Порта девушка заинтересовала, но языковой барьер раздражал его, особенно тем, что Смаил мог запросто с ней разговаривать через его голову.
– Она пошла раздобыть огня, – сказал Смаил.
– Да, конечно, – сказал Порт, – но почему мы все время говорим шепотом?
Смаил показал глазами на вход в шатер.
– Потому что мужчины. Там, в соседнем шатре, – объяснил он.
Девушка вскоре вернулась, принесла глиняный горшок, полный ярких углей. Все время, пока она кипятила воду и заваривала чай, Смаил непринужденно с ней болтал. Ее ответы всякий раз бывали серьезны, голос приглушен, но с приятными интонациями. Порту подумалось, что она больше похожа на молодую монахиню, чем на танцовщицу из ночного заведения. В то же время он нимало не доверял ей, довольствуясь тем, что можно просто сидеть и любоваться изящными движениями ее проворных, испятнанных хной пальцев, которыми она обрывает черешки с листьев мяты, прежде чем опустить их в маленький чайничек.
Несколько раз попробовав чай на вкус, в конце концов она осталась им довольна и с видом торжественного священнодействия налила каждому по полной стопке. Только после этого она уселась поудобнее и начала прихлебывать свой.
– Сядь сюда, – сказал Порт, похлопав по матрасу рядом с собой.
Но девушка дала понять, что на том месте, где она сейчас, ей тоже вполне удобно, и вежливо его поблагодарила. Переключив свое внимание на Смаила, она вступила с ним в длительную беседу, во время которой Порт прихлебывал чай и пытался расслабиться. Его угнетало ощущение, будто не за горами рассвет – до него самое большее час или час с небольшим, – и они таким образом просто даром теряют время. Бросил озабоченный взгляд на часы – они остановились в без пяти минут два. Хотя нет, вроде идут. Но должно же быть уже гораздо позже! Тут Марния задала Смаилу какой-то вопрос, при этом бросив неуверенный взгляд и на Порта.
17
Ну, спускаемся? (фр.)
18
Пошли, пошли (фр.).
19
А, ты там! (фр.)
20
Господин, у тебя все в порядке? Сaдись, блaгослови тебя Аллaх (дарижа).
21
Сюда! Идите ко мне! (дарижа)
22
Рaзреши-ка… (дарижа)
23
Объясни ему (дарижа).
24
Да понял, понял (дарижа).