Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 16



Другие люди как таковые со всеми поворотами их судеб затрагивали ее не более, чем мраморную статую ползающие по ней мухи. Однако, рассматривая людей в качестве возможных предвестников неприятных событий или как носителей нежелательного влияния на ее жизнь, она наделяла их чрезвычайной важностью. Не уставала повторять: «Моей жизнью постоянно руководят другие», и это было действительно так. Но делать это она им позволяла только потому, что в суеверных фантазиях наделяла их магической способностью оказывать влияние на ее судьбу, а вовсе не благодаря какому-то сочувствию или пониманию, которые они в силу своих личностных качеств в ней пробуждали.

Добрую часть ночи она провела без сна, все думала. Обычно, когда Порт втихую что-либо затевает, ее интуиция дает ей об этом знать. Она всегда себя уверяла, что ей совершенно не важно, что он делает, но к этим самоуговорам приходилось прибегать так часто, что давным-давно уже она сомневалась, так ли это. В то же время согласиться с тем, что ей не все равно, было не так легко. Против собственной воли она упорно силилась считать себя по-прежнему его женщиной, несмотря даже на то, что он давно в ней женщину как раз таки словно и не видит, и она живет теперь в мире, освещаемом лишь отдаленным сиянием все еще возможного чуда: вот он вернется – и у них все будет как прежде. В итоге она чувствовала себя униженной и жутко на себя за это злилась, понимая, что все зависит только от него, а она просто ждет (причем ждет без особой надежды) какого-то каприза с его стороны, чего-то, что невероятным образом вдруг вернет его к ней. Для того чтобы прилагать какие-то усилия в этом направлении самой, она была слишком умна: даже самые хитрые ее поползновения были бы обречены на провал, а такого рода провал был бы куда хуже полного отсутствия попыток. Так что следовало сидеть тихо и быть поблизости. Не исключено, что в один прекрасный день он ее все же заметит. Но пока суд да дело, уходит драгоценное время, месяц за месяцем, и ведь совершенно же попусту!

Таннер раздражал ее, несмотря даже на то, что из-за его присутствия и интереса к ней возникала классическая ситуация, которую если развить, можно было бы и впрямь добиться результатов, каковых не даст ничто иное; но подыгрывать ему она была почему-то неспособна. Она с ним скуча-ала; то и дело непроизвольно сравнивала его с Портом, но результат всякий раз получался в пользу Порта. Лежа ночью и размышляя, она вновь и вновь пыталась так направить свои фантазии, чтобы сделать Таннера объектом желания. Естественно, ничего не выходило. Тем не менее она пообещала себе постараться как-нибудь с ним все же сблизиться, хотя в момент принятия этого решения уже прекрасно сознавала, что это будет не просто совершенно ей не в радость, но, даже делая такие попытки (как и все, что требует сознательного усилия), она будет стараться исключительно ради Порта.

Тут раздался стук в дверь передней.

– О господи, кто там? – громко спросила Кит.

– Кто же, как не я! – послышался голос Таннера, с его всегдашней возмутительной, преувеличенно живенькой интонацией. – Вы там как, проснулись?

Она завозилась в постели, создавая много шума, в котором смешались вздохи, хлопанье простыней и скрип пружин матраца.

– Ох, не совсем, – наконец простонала она.

– Это же лучшее время дня. Не пропустите! – прокричал он сквозь дверь.

Повисла бодрящая пауза, за время которой она припомнила принятое ночью решение. И умученным голосом воззвала:

– Мину-уточку, Та-аннер.

– Слушаю и повинуюсь!

Минуту, час, он будет ждать сколько угодно все с той же добродушной (и фальшивой, как она считала) улыбкой, пока в конце концов его не впустят. Она плеснула холодной водой себе в лицо, вытерлась мягоньким, но чересчур тонким турецким полотенчиком, слегка подкрасила губы и прошлась гребнем по волосам. Вдруг став ужасно озабоченной, принялась озираться в поисках правильного халата. Через приоткрытую дверь в комнату Порта ей вдруг бросился в глаза его большой белый махровый халат, висящий на стене. Торопливо постучав, она вошла, увидела, что мужа нет, и схватила халат. Завязывая перед зеркалом пояс, она с удовлетворением отметила, что выбором именно этого предмета одежды она, по крайней мере, застраховалась от обвинения в кокетстве. На ней он доходил до полу, а рукава пришлось закатать на два оборота, чтобы они не мешали рукам.

Открыла дверь.

– С добрым утречком!

А вот не видать ему ответной улыбки!

– Привет, Таннер, – как можно равнодушней сказала она. – Заходи.

Проходя мимо нее, левой рукой он взъерошил ей волосы, проследовал к окну, раздвинул шторы.

– У вас тут что, спиритический сеанс?.. Вот, наконец-то, хоть тебя теперь видно.

Резкий утренний свет наполнил комнату, кафельная глазурь отбросила солнце на потолок: вместо пола словно водная гладь.

– Как самочувствие? – рассеянно спросила она, снова встав перед зеркалом и принявшись поправлять только что подпорченную им прическу.



– Дивное!

С сияющим видом он уставился в зеркало на ее отражение, играя глазами и даже – как она с великим отвращением заметила – специально напрягая на лице какой-то мускул, ответственный за появление ямочек на щеках. «Боже, какой он все-таки фанфарон! – еще раз поразилась она. – Но с нами-то он тут зачем? Конечно, это из-за Порта. Это Порт позволил ему за нами тащиться».

– А что вчера вечером приключилось с Портом? – говорил в это время Таннер. – Я его ждал, ждал, а он так и не появился.

– Ты его ждал? – подняв на него взгляд, недоверчиво переспросила Кит.

– Да, у нас даже вроде как свидание было в кафе назначено – ну в том, в нашем. Хотели выпить на сон грядущий. Я там сижу, сижу, а о нем ни слуху ни духу. Ну, пошел лег, довольно долго читал. До трех он точно не приходил.

Все это было враньем. На самом деле, когда они с Портом расставались, Таннер сказал: «Если надумаешь выходить, загляни в „Экмюль“: возможно, я буду там». Из гостиницы он вышел вскоре после Порта, подклеил какую-то француженку и пробыл у нее в отеле до пяти. Возвращаясь на рассвете, ухитрился через застекленный верх входной двери бросить взгляд внутрь их номера, увидел пустую кровать в одной комнате и спящую Кит в другой.

– Правда? – отозвалась она, снова поворачиваясь к зеркалу. – Тогда он, значит, почти не спал, потому что встал уже и ушел.

– Ты хочешь сказать, еще не приходил, – сказал Таннер, глядя на нее в упор.

Она не ответила.

– Нажми, пожалуйста, вон ту кнопочку, ладно? – наконец проговорила она. – Я бы выпила, пожалуй, чашку этого их цикория с круассаном – ладно уж, пусть даже деревянным.

Решив, что времени прошло вроде достаточно, она вошла в комнату Порта и бросила взгляд на кровать. Постель раскрыта, будто собирались спать, и нетронута. Сама толком не понимая зачем, она полностью откинула с нее одеяло и, присев на краешек, стала взбивать подушки. Потом развернула выложенную на кровать пижаму и бросила кучей к изножью. В дверь постучала горничная; Кит встала, вернулась в свою комнату, заказала завтрак. Когда горничная вышла, Кит затворила дверь и села в кресло у окна, но наружу ни разу не глянула.

– Ты знаешь, – проговорил Таннер задумчиво, – я тут недавно вот о чем подумал. До чего же странный ты человек! Тебя совершенно нельзя понять.

Кит раздраженно цокнула языком.

– Ой, ну тебя, Таннер! Все бы тебе интересничать. – Однако тут же, попеняв себе за открыто выказанное нетерпение, с улыбкой добавила: – Тебе это так не идет!

Обиженное выражение его лица быстро сменилось ухмылкой.

– Да нет, ну правда. Ты у нас просто чудо какое-то.

Она сердито сжала губы, причем злилась не столько из-за того, что он говорил (хотя сплошной идиотизм, конечно), сколько раздражала сама мысль: вот! именно сейчас она должна с ним, видите ли, беседовать! Невыносимо.

– Ну, возможно, – сказала она.

Принесли завтрак. Пока пила кофе и ела круассан, он сидел рядом. Ее глаза тем временем сделались задумчивы, почти сонны, и у него появилось ощущение, что о его присутствии она забыла напрочь. Почти покончив с завтраком, вдруг повернулась к нему и вежливо так спрашивает: