Страница 15 из 31
Цель Героя состоит не только в том, чтобы слиться с Божественным, но также в том, чтобы, двигаясь к нему, стать проводником Божественных Принципов и Идей через Мечту, за которую можно было бы сражаться на земле.
Движущей силой на этом пути является Небесная Любовь в самом высоком смысле этого слова, «Любовь, дающая крылья», проявляющаяся в том числе через мистический энтузиазм Героя.
Для того, чтобы Герой мог выполнить свою миссию, осуществить Мечты и слиться в конечном итоге с Божественным, он должен столкнуться с семью формами слепоты внутри себя и вокруг себя и пробудить в себе семь добродетелей, составляющих природу Героя.
Смерть Бруно
История повторяется. Конец философа начинается с измены его учеников. В 1591 году молодой аристократ Джованни Мочениго приглашает Бруно в Венецию, в свой дом, с просьбой обучить его «тайнам философии». Отношения учителя и ученика с самого начала складываются плохо. Мелочная, поверхностная и эгоистичная природа Мочениго, пронизанная страхом и праздноверием и требующая «экзотической информации», не могла объять широкие дали и глубокую мудрость учения Бруно.
Практически сразу он начинает обвинять Бруно в «демоническом пакте с дьяволом» и, противореча самому себе, упрекает его в «неисполнении данного ему обещания», обвиняя учителя в том, что тот учит его абстрактным моральным теориям и не открывает тайн магии. Чтобы отомстить за обиду и неудавшийся шантаж, он пишет донос на Бруно и предает его инквизиции «по велению совести и приказу исповедника». В ночь ареста Бруно Мочениго крадет все его рукописи и передает их дальше «по назначению», став, таким образом, причиной уничтожения ценнейших философских трудов. Он же передает в руки инквизиции тот материал, на основании которого философа осуждают на смерть.
Пребывание Бруно в тюрьмах инквизиции было долгим и мучительным. Ситуация ухудшается, когда в 1593 году его переводят в тюрьму инквизиции в Риме, где он и остается до дня своей казни. В течение семи лет философа содержат в тюрьме в ужаснейших условиях, подвергают постоянным допросам и мучительным телесным пыткам, надеясь сломить его волю, добиться его раскаяния и отречения от всех своих идей и учений, признания заключенной в них ереси.
Все документы и свидетельства современников подтверждают, что Бруно держался с непоколебимым мужеством, твердостью и непримиримостью. Чем дольше продолжались пытки, тем сильнее становилось священное упорство философа, отвечающего на все вопросы одними и теми же словами: «Я не должен и не желаю отрекаться, мне не от чего отрекаться, я не вижу оснований для отречения…»
Смертный приговор Бруно был изложен инквизицией в пяти документах: «Призвав имя господа нашего Иисуса Христа и его преславной матери приснодевы Марии… называем, провозглашаем, осуждаем, объявляем тебя, брата Джордано Бруно, нераскаявшегося, упорным и непреклонным еретиком… Ты должен быть отлучен, как мы тебя отлучаем от нашего церковного сонма и от нашей святой и непорочной Церкви, милосердия которой ты оказался недостоин…»
Услышав приговор, в зловещей тишине Джордано Бруно произносит последние слова перед смертью: «Кажется, что вы с большим страхом произносите приговор, чем я выслушиваю его».
Образцом чудовищного лицемерия является просьба о более мягкой казни для Бруно – «без пролития крови, учитывая посмертную судьбу» его «еретической души». На самом деле просьба состояла в том, чтобы из двух форм казни, предусмотренных для еретиков, выбрать вторую – осужденного не четвертовать раскаленными щипцами (так как в этом случае его душа попадет в ад), а сжечь без пролития крови (такой вариант оставляет еще шанс на пребывание души в раю).
Казнь состоялась 17 февраля 1600 года на Площади Цветов в Риме. Отмечая очередной церковный праздник, город бурлил сотнями тысяч паломников. Во всех церквях читались мессы, распевались псалмы, шествия с образами святых отовсюду направлялись к собору Святого Петра. Костры на Кампо ди Фьори входили в обычную программу праздника. Еще папа Климент VIII провозгласил, что перед началом церковных торжеств нужно воздать хвалу
Господу святым делом – осуждением и сожжением еретиков. Казнь Бруно происходила под утро, при свете факелов. Чтобы продлить мучения казнимого, сначала развели небольшой костер и постепенно усиливали огонь, подбрасывая сухой хворост. Все то время, пока пламя постепенно пожирало тело философа, его живой взгляд не переставал скользить по собравшейся толпе. Бруно умер молча, не проронив ни слова, не издав ни стона.
Так ушла с арены этого мира Душа одного из благороднейших людей эпохи Возрождения, оставив за собой божественные следы.
В качестве эпитафии мы процитируем слова профессора Х. А. Ливраги: «Никогда не забывайте: следы Титана разные, но звезды, отражающиеся в этих следах, – всегда одни и те же…»
Иоганн Гутенберг: человек тысячелетия
Наталья Алякринская
XX век уходит, уводя с собой целое тысячелетие. Оно подарило человечеству массу открытий. Но среди них было одно, которое потомки назвали самым важным. Речь не о пенициллине или электричестве, не об атомной энергии или компьютере.
Человеком тысячелетия ЮНЕСКО объявило Иоганна Гутенберга, изобретателя европейского книгопечатания. Скромный немецкий труженик, не оставивший свое имя ни на одной созданной им книге, перевернул всю европейскую культуру и подарил ей возможность небывалого взлета…
Все написанное об Иоганне Гутенберге едва ли дает представление о нем как о человеке – Человеке Возрождения, гении со смятенной душой, окрыленном идеей победы слова над временем. Его образ крайне туманен – как и его биография. Цепляясь за внешнюю канву фактов, пытаюсь представить, как он жил, что за люди его окружали, какие мысли владели им… И больше всего догадываюсь о том, что он был бесконечно одинок – как любой человек, отважившийся опередить свою эпоху.
Иоганн Гутенберг
…Начало XV века. Средневековая Германия. Город Майнц. Кто знает, состоялся бы Гутенберг как человек своего тысячелетия, если бы не Майнц – город непревзойденных ювелиров, литейщиков и граверов. Это была первая – и самая главная – школа Гутенберга: в этом городе мастеров идеи буквально носились в воздухе, а руки соперничали с разумом. Юный Иоганн быстро освоил ювелирное и граверное искусство, литейное дело. В частности, овладел он и техникой резьбы печатей и штемпелей для чеканки монет (не здесь ли корень его будущей, до гениальности простой идеи?). Гений Возрождения – по определению универсален, и именно Майнц сделал Гутенберга универсалом.
Но было в его жизни и другое. Обстоятельства часто вынуждали Гутенберга вести практически кочевую жизнь, полную лишений. Первый раз он стал изгнанником в 20 лет: майнцские ремесленники вытеснили из города местных «патрициев», и Гутенберг (чья семья принадлежала к знатному роду) был вынужден поселиться в Страсбурге. Жизнь в родительском доме, полная достатка и даже роскоши, закончилась навсегда. Пришла бедность – верная спутница и нечаянная вдохновительница многих великих открытий. Она не отпускала Гутенберга почти до конца жизни. И именно она побудила его заняться в Страсбурге предпринимательством.
Гутенберг начал с производства зеркал. Но в его «зазеркалье» тем временем уже зрело главное дело жизни. Мы не знаем, что именно натолкнуло Гутенберга на открытие. Но знаем, что он вынашивал его десять лет, бережно храня свою тайну от посторонних глаз… Во Франкфурте-на-Майне есть памятник Иоганну Гутенбергу: великий книжник стоит в полный рост, а в левой руке держит маленькую литеру. Этот столбик с вырезанным на нем изображением буквы стал символом новой эры в истории человечества. Человечество снова переживало детство – складывая слова из «кассы» букв и слогов. Но это было особое детство – детство Возрождения…