Страница 2 из 117
Теперь, стоя навытяжку перед министром, томский губернатор докладывал, что крестьяне повсеместно встречают новый аграрный закон с воодушевлением, ибо исконная мечта земледельца – иметь собственную землю, свой хутор. Что ж до тех, кто ропщет, жалуясь на недостаток сил и средств, так это – просто нерачительные мужики, голь перекатная, горькие пьяницы.
– Надеюсь, ваш доклад составлен не «в видах правительства»? – поощрительно улыбнулся министр.
Гондатти опешил. «В видах правительства» стало летучей фразой. Она означала: доклад не о том, что есть на деле, а какой хотелось бы услышать «наверху».
– Ваше высокопревосходительство, как перед господом!..
– Верю, – кивнул Столыпин. – Благодарю и надеюсь на старания в дальнейшем.
Он проводил губернатора к двери салона. Вернулся к столу.
Шум за окном утих. Солдаты тащили от водокачки к арестантскому вагону ведра. Полковник Додаков, подтянутый, высокий, возвращался, припадая на правую ногу, но легко перепрыгивая через рельсы. Столыпин с удовольствием оглядел его моложавую фигуру: «Исполнителен и усерден. Жаль, что пришлось отдать его в свиту. Надо было оставить при себе».
Полковник Додаков оказался комендантом поезда неожиданно. Назначенный до него штаб-офицер жандармского корпуса вдруг заболел, и директор департамента полиции предложил министру несколько офицеров на замену. «Додаков, – остановил внимание Столыпин, – докладчик о Лисьем Носе? И потом парижское дело?.. Весьма энергичен…» Год назад министр сам откомандировал его в дворцовую охрану. Теперь Николай II отбыл со всей августейшей семьей в Германию, в Дармштадт, к родственникам супруги, и дворцовая охрана оказалась на месяц не у дел. Как раз месяц продлится и путешествие Столыпина по Сибири.
Первейшей обязанностью коменданта было обеспечение безопасности. По всему маршруту следования начальники губернских жандармских управлений принимали особые меры охраны. На каждой станции поезд окружали местные агенты и сотрудники летучих филерских отрядов, откомандированные из Петербурга и Москвы. Губернаторы приняли на себя охрану войсковыми казачьими частями железных, грунтовых и водных путей в пределах своих губерний. Все эти «превосходительства» – военные и статские – беспрекословно подчинялись полковнику. В самом же поезде в распоряжении Додакова был особый отряд агентов, переодетых в форму вагонных проводников, курьеров, чиновников, поваров. «Вот человек, на коего я могу положиться», – подумал Столыпин, наблюдая за приближающимся к вагону офицером.
– Что там случилось, полковник? – спросил он, когда Додаков поднялся в салон.
– Никаких нарушений режима со стороны конвоя нет, – четко ответил комендант. – Однако арестантам не нравятся условия содержания.
Столыпин взял верхнюю из стопы бумаг, лежавших на столе. Очередной отчет о поступлениях в фамильную казну доходов с принадлежащих царскому дому фарфоровых и стекольных заводов в Шлиссельбурге, екатеринбургской гранильной алмазной фабрики, а также серебро-свинцовых производств и золотых промыслов Горного Зерентуя и Унды. Фабрики и заводы дали за минувшие полгода хороший доход. А вот с рудников и приисков прибытка оказалось меньше, чем желательно было государю. Управляющий Нерчинским горным округом, в который входили царские рудники и прииски, объяснял снижение добычи золота, свинца и серебра нехваткой рук. Николай II собственноручно – Петр Аркадьевич куда как хорошо знал и почерк его с буквами-завитушками, и стиль – наложил резолюцию: «Вот так-так!» Отчет был переслан Столыпину министром императорского двора и уделов бароном Фредериксом без всякого сопроводительного письма.
«Запамятовал, что ли, престарелый барон?» Столыпин с раздражением отложил было в сторону доклад, но придержал: нет, неспроста хитрый царедворец подсунул ему бумагу с афоризмом государя, столь явно выражавшим неудовольствие. Мол, попечение об уделах и императорской казне – моя забота, а вот о работничках для рудников и приисков – твоя…
Взгляд Столыпина уперся в окно, туда, где за рядами путей стоял зеленый вагон.
– Полковник!
Додаков словно бы вырос из-под земли.
– Куда следуют эти арестанты?
– В Александровский централ Иркутской губернии, ваше высокопревосходительство, – отрапортовал комендант. И добавил: – Все – каторжные первого и второго разрядов.
«Молодец», – снова подивился его проницательности министр.
– Распорядитесь от моего имени, чтобы вагон направили на Нерчинскую каторгу для использования на рудниках кабинета.
И, покончив с этим делом, переключил внимание на другие бумаги.
СЕКРЕТНО. ЦИРКУЛЯРНО.
По Особому Отделу
18 августа 1910 г.
№ 104912
Начальникам Жандармских Управлений, Охранных Отделений и жандармским офицерам на пограничных пунктах
В Департаменте Полиции получены сведения о том, что в Париже в настоящее время организуется школа «пропагандистов» на широких партийных началах; инициатором этой школы является Большевистский центр Российской Социал-Демократической Рабочей партии в лице своего центрального органа – газеты «Социал-Демократ». Организация созыва слушателей в упомянутую школу будет происходить в России через Русское бюро Центрального Комитета и за границей – через Заграничное Бюро.
Сообщая об изложенном, Департамент Полиции просит Вас, Милостивый Государь, принять меры, заключающиеся в выяснении представителей, могущих быть избранными местными социал-демократическими организациями в означенную школу и аресте таковых с привлечением их затем к переписке в порядке Положения о государственной охране как лиц, явно принадлежащих к Российской Социал-Демократической Рабочей партии.
18 августа. Среда
Выспался отлично на здешней мягкой кровати и встал в 8¼. Погода была очень теплая. Пили кофе семейно наверху в 9 час. ровно. Затем прогуливались по саду. От 11½ читал до завтрака, который как и обед бывает со двором. После обеда происходила очень забавная игра в молчаливые прятки в столовой и приемной в полнейшей темноте. Разошлись в 11 час.[2]
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ПОБЕГ
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
15 ИЮНЯ 1911 ГОДА
Рассветный туман низко и плотно стлался по елани. Он едва доставал до плеч, и казалось, что по молочной глади катятся одни головы в серых картузах-бескозырках – фантастическое медленное движение голов по четыре в ряд под глухой ритмичный лязг. Но вот из расползшегося тумана выступили полосатые блузы, и обнажилась угрюмая колонна людей, медленно поднимающаяся к вершине сопки.
Люди шли, неестественно переставляя ноги, словно бы пританцовывая, как полотеры. Цепи, соединяющие кандалы, пристегнуты к поясным ремням. В движении ухало железо, шуршала под броднями щебенка, и этот неторопливый лязг, звон и шелест сливались в единый унылый звук, в нескончаемую тоскливую песню. За колонной двигались серые фигуры, толкавшие впереди себя тачки. То были каторжники, не только окольцованные железом по рукам и ногам, а еще и прикованные длинной цепью к тачкам – так они и спали, и ели, и справляли нужду.
Во главе колонны, по обеим ее сторонам и позади шагали с винтовками наперевес стражники.
– Э-эй, шевелись, каторжные души! Шире шаг! – прерывалась время от времени кандальная песня привычным, будто припев, окриком конвойного унтера.
Арестанты остановились на площадке, с краю которой пирамидой с усеченным конусом громоздилась желтая гора шлака, а посредине стояло бревенчатое сооружение, напоминавшее деревенский колодец с воротом, только гораздо больший. Тут же дремали, опустив головы, низкорослые лошади и кучей валялись кирки, кайлы, кувалды, лопаты, ломы.
1
Здесь и далее выписки из документов, хранящихся в Центральном Партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (ЦПА ИМЛ), Центральном Государственном архиве Октябрьской революции (ЦГАОР), Центральном Государственном военно-историческом архиве (ЦГВИА) и ряде других архивов.
2
ЦГАОР. Фонд 601, опись 1, ед. хр. 256. Здесь и далее приведены полные записи дневника царя именно за тот день, когда развертывается то или иное событие в романе. (Автор.).