Избранное

Итак, мы любили ее. Каждый по-своему, но все нежно и бескорыстно. И она отвечала нам милым и добрым чувством.

А потом началась война. И я, и Сергей, и Димка уезжали одновременно. Мы пришли к ней в последний раз. И решили так. Если хотя бы один из нас будет в Москве, он непременно зайдет к ней и проведет с ней вечер, а стол будет накрыт для четверых.

Во время войны мы встречались не все. Но на столе стояли четыре прибора. И тому, кто в редкий вечер был с ней, казалось, что все опять в сборе, что мы никогда не разлучались и что мы обязательно встретимся.

Так было долго. Однажды мы приехали в Москву вместе с Сергеем, мы были оба на 1-м Белорусском. Мы пришли к ней, и стол был накрыт для четверых. Мы вспомнили Димку добрым словом, и тут она прочла нам его письмо. Он писал, что его отзывают с фронта, что он будет военпредом на заводе в ста километрах от Москвы.

Я помню, мы вздохнули с Сергеем, а она улыбнулась и сказала:

— Мальчики, все остается по-старому.

Но в ее глазах мы уже видели Димку. У нее были такие глаза, что об этом можно писать отдельно.

Все произошло в ноябре. Мы с Сергеем приехали в Москву получать награды. Она дала телеграмму Димке, и он тоже приехал на праздники.

Итак, мы опять были в полном сборе. Она хотела пригласить подруг, но мы наотрез отказались. Мы сказали: пусть будет так, как было!..

Она надела самое лучшее платье и была прекрасна.

Мы рассказывали каждый о себе и расспрашивали Димку о его заводских делах. И тогда она вдруг сказала:

— Друзья! Я приготовила для вас невиданный пирог. Он скоро будет готов.

И тогда я сказал:

— Леночка! У меня есть предложение…

— Какое?

Тогда я сказал:

— Леночка! Сергей, и Димка, и я — мы очень любим вас…

— И я люблю и вас, и Сергея, и Димку, — сказала она просто, но мне показалось, что она боится обидеть кого-то двоих, но кого, я еще не знал.

— Нет-нет, вы слушайте, — продолжал я, — давайте сделаем так. Возьмите монетку и запрячьте ее в пирог. А когда пирог будет совсем готов, один из нас разрежет его на три равных части. Мы возьмем каждый свою часть, и тот, кому попадется монетка, тот будет признан сегодня самым лучшим, самым главным и самым…

— И самым достойным, — сказал Сергей.

Лена пожала плечами, улыбнулась и сказала:

— Хорошо. Давайте свою монетку…

Она вышла, и мы остались втроем.

— Она прекрасно выглядит, — сказал Сергей.

— Она всегда прекрасно выглядит, — сказал Димка.

— Вот так-то… — начал я и замолчал.

Разговор не клеился. Сергей достал папиросы. Димка сел за пианино и начал что-то играть. Он явно волновался, но старался это скрыть.

— Перестань вертеть тарелку, — сказал мне Сергей, — у меня впечатление, что ты нервничаешь…

— Я совершенно спокоен, — сказал я, — кстати, для того, чтобы получить полное удовольствие от папиросы, нужно ее зажечь. А пока ты зря затягиваешься — дыма не будет.

Сергей усмехнулся и спрятал папиросу. Мы смотрели на дверь.

— Перестань играть, Димка! — сказал Сергей. — Она идет.

В комнату вошла Лена. Она принесла небольшой пирог и поставила его в центре стола.

— Кто будет резать? — спросила она.

Мы молчали и смотрели друг на друга.

— Знаете что, Леночка. Режьте сами! — сказал Сергей.

— Правильно. Это будет в некотором смысле рука судьбы, — сказал я.

— А что думает Дима? — спросила Лена.

— Я присоединяюсь к предыдущим ораторам, — нервно сказал Димка.

Тогда Лена взяла нож, медленно разрезала пирог на три равных части. Она подняла тарелку, и каждый из нас взял по куску пирога.

Мы смотрели друг на друга. Все боялись начать. Тогда Сергей сказал:

— Ну, ладно, неврастеники, я начинаю… Только спокойно.

Вслед за Сергеем начал Димка, а потом я.

Мы ели пирог медленно, с тревогой глядя друг на друга.

В комнате было тихо, как в храме.

Лена, улыбаясь, смотрела поочередно на каждого из нас. А мы не торопились. Мы откусывали понемножку и жевали так осторожно, словно ежесекундно рисковали взорваться.

— Товарищи! — сказал Сергей.

Мы с Димкой схватились за сердце.

— Товарищи, давайте сделаем перерыв, покурим. А?

— Нет, — сказал я, — питайтесь без перерыва…

И в этот момент встал Димка.

— Братцы! — сказал он. — Вот! — И, как фокусник, достал изо рта монетку достоинством в двадцать копеек.

— Судьба! — сказал Сергей.

— Я всегда говорил, что Димка счастливый!..

А Димка, улыбаясь, подошел к Леночке и торжественно произнес:

Мы доели с Сергеем пирог. Сергей отодвинул свою тарелку и многозначительно посмотрел на меня. Я ответил ему долгим взглядом.

— Свадебный пирог, — тихо сказал Сергей, — да?

— Конечно! — сказал я и вздохнул.

Когда мы все уходили, Лена сказала нам на прощанье:

— До новой встречи, друзья!..

И новая наша встреча состоялась ровно через полгода. Мы не удивились Димкиному письму, в котором он сообщал нам о том, что они с Леночкой поженились, но свадьбы еще не праздновали. Они ждали нас на свадьбу. Мы послали им телеграмму и обещали непременно приехать.

В мае, после Дня Победы, мы с Сергеем приехали в Москву. Мы пришли на свадьбу. Мы не могли не прийти. Это была свадьба нашего друга.

Мы с волнением поднимались по знакомой лестнице. Из-за двери слышались голоса и смех.

Нам отворил Димка. Мы расцеловались и поздравили его, а потом Леночку.

— Мальчики! — весело сказала Лена. — Вы пришли на свадьбу. Почему вы без свадебных подарков?

Тогда Сергей, чуть помолчав, сказал:

— Подарок за мной. А пока на, Димка, возьми! — И он достал из кармана потемневшую монетку достоинством в двадцать копеек.

— Я не хочу унижать товарища и давать больше, чем он, — сказал я. — На тебе точно такой же двугривенный!..

— В чем дело, братцы? — спросил Димка, хотя по глазам его мы поняли, что он, кажется, начинает догадываться.

— Спасибо, — сказала Лена. — Дело в том, Дима, что я тогда положила в пирог три монеты.

— Свою монету я полчаса держал за щекой, — сказал Сергей.

— А я свою чуть не проглотил на нервной почве.

— Братцы! — сказал Димка.

И у него при этом было такое лицо, что об этом можно писать отдельно.

1945

СВИДАНИЕ

По синему небу торопливо бежали легкие облака. Упругий ветерок теребил ветки деревьев.

Перегнувшись через перила балкона, стараясь дотянуться до ближайшей ветки, Лена увидела странную процессию. Впереди шла мама — Вера Алексеевна. Рядом бежала Иришка — пятилетняя дочь Лены. А позади тянулась шумная ватага дворовых ребят.

— Что случилось, мама?

Вера Алексеевна остановилась и, угомонив ребят, громко сказала:

— Леночка! Мы сейчас Сергея видели. У этих вот… у Бранденбургских ворот. Стоит и улыбается.

— Мама, я сейчас спущусь, — сказала Лена, — подождите. Вы какие-то странности говорите!

Она быстро ушла с балкона и уже через минуту стояла во дворе, окруженная толпой ребят.

— В чем дело?

Вера Алексеевна наклонилась к Иришке:

— Ириша, скажи, кого мы сейчас видели.

— Мама, — спокойно сказала Иришка, — мы сейчас с бабушкой папу нашего видели.

— Кого? Папу?

— Ага. У Никитских ворот.

— Не у Никитских, девочка, а у Бранденбургских, — значительно сказала бабушка.

— Она правильно говорит, — вмешался в разговор Сима Орлов, — кино-то у Никитских ворот… Вот мы его там и видели.

— Какое кино? Какие ворота?

— Лена, мы в кино были, кинохронику смотрели про Берлин. Там наш Сергей заснят.

Лена всплеснула руками и побежала в кино. У кассы она спохватилась, что забыла дома сумочку.

— Гражданка, будьте добры, — сказала Лена кассирше, — я забыла сумочку. Дайте, пожалуйста, один билет. Я вам потом принесу деньги…