Страница 9 из 24
У дверей стояли конкуренты – пятеро сверстников-молодцов.
Юрка – весь нерв. Кто это посмел полезть в его рок-владения? В драке он – дикарь:
– В чем дело, ребята?
Сашка-рубака уже руки свои сцепил, сейчас занесет их и пришибет любого. За ним – Влад, тоже настроился на бой.
Ребята поняли, что искусство сейчас потребует от них жертв. Поматюгались, пошипели и ушли восвояси.
ххх
Чем для них троих была рок-группа, репетиции до глубокого вечера, первые выступления на фестивале и в кафе? Смотрели они на эти занятия как на что-то серьезное, важное для себя?
Кто как. Влад – вряд ли. Чем больше требовалось усилий и музыкального мастерства, тем сильнее Влад убеждался – не дотягивает он до уровня остальных, не может выводить виртуозно дроби палочками, и в композициях их группы ударные являются самым блеклым, слабым звеном.
Сашка – тому нравилось, что с его мнением «профессора музыки» считаются. А еще Сашка любил стабильность, постоянство: после работы – репетиции, потом портюшок в вечернем дворе в саду, обсуждение новых песен. Все как-то устаканилось, вошло в колею.
Юрке – вот кому можно было позавидовать. Вне всяких сомнений – рожден для сцены. Все данные: и внешность потрясная, и на гитаре играет, и поет. Еще и в соавторстве песни сочиняет, несколько бессмысленные, правда, но все равно волнующие, зовущие куда-то. «Садись на змею... В морях и пустынях ищи любовь сво-ю-у...»
Все чаще после репетиций Юрка куда-то уходил. Стал скрытным. Зазноба, значит, появилась. Влюбился. Пропал, казак.
Однажды выступали в кафе, Артур Борисович организовал их концерт.
Ах, как в тот вечер Юрка бил по струнам, как вытягивал ноту своим уже почти осипшим от напряжения голосом! А потом, сняв гитару и сжимая микрофон в руках, стал танцевать на сцене. Словно шаман во время священнодейства. Тряс головой, взметались его пышные пряди: «Ты Чингисхан... Ищи любовь свою-у...»
А за одним из столиков напротив сцены сидела очень миловидная белокурая девушка двадцати двух лет. Смотрела на Юрку зачарованными глазами. С бокалом сухарика в руке. Казалось, вот-вот заплачет. Или выпрыгнет на сцену и начнет размахивать своей снятой джинсовой курточкой. Звали ее просто Юля. Но Юрка называл ее «божественная Юлия». Училась она в пединституте.
После концерта она терпеливо его ждала. Потом при всех поцеловала его в губы, крепко прижалась к Юркиной руке, и они ушли с нею, ушли.
...Да, одарила жизнь в тот славный год Юрку, и солнце его восходило над морями и пустынями. И никакая темная сила, казалось, не остановит этот восход.
ххх
Закрылась дверь репетиционного зала. Закрылась на замок, и ключей от нового замка не было ни у «Византийцев», ни у ребят-музыкантов, владельцев аппаратуры, и уж, наверняка, ни у Артура Борисовича.
Директор дома культуры стала вдруг очень строгой и официальной. Холодно ответила троице, что репетиции пока прекращаются, все инструменты и аппаратура в самое ближайшее время возвращаются их владельцам, а муз-рук Артур Борисович с занимаемой должности снят за «недобросовестное отношение к своей работе».
Вот так.
Улетел мохнатый шмель Артур Борисович, улетел куда-то. Растаял в синем воздухе. Отжужжал.
...Вечером сидели на скамейке во дворе. В темноте порой вспыхивала зажигалка, поднесенная к сигарете.
– Видите, к чему приводит блядство. Борисович волочился за молодыми девками, а директрисе это не нравилось. Поэтому она и дала ему отставку, – Сашка высказал догадку о причинах увольнения муз-рука. – Я попробую переговорить со своей теткой, у нее полно всяких связей, может, подсобит нам.
Влад насвистывал какую-то мелодию, выпуская струи сигаретного дыма в осенний воздух.
Юрка сидел молча. В темноте лишь сверкали его злые, отчаянные глаза. Случившееся для него было не чепухой, не мелкой неприятностью, а настоящим ударом.
Он вдруг грозно засопел, занес над головой кулаки и опустил их на скамейку с такой силой, что загудели длинные бруски старой скамейки:
– А-ах!..
Глава 6
Белая пенка вздулась над горлышком бутылки немецкого пива. Пиво янтарное, светленькое, с приятной горчинкой.
Впрочем, в последние три года Влад и пиво пьет не часто, лишь в исключительных случаях. Оно и понятно: голова должна быть предельно ясной, ничем не одурманенной. Потому как – учеба в Кентуккийском университете, диссертация. Учеба хоть и заочная, но требует неимоверных усилий: понадобилось выучить греческий и латинский языки, чтобы читать первоисточники в оригинале, приходилось постоянно прорабатывать новые материалы, регулярно писать и отправлять научному руководителю в университет в Лексингтон отчеты вместе с планами-набросками следующих исследований.
Поступив на докторскую программу, Влад поначалу рассчитывал, что справится с диссертацией, максимум, за четыре года. Настроен был самым решительным образом. Но теперь, спустя два с половиной года, все яснее осознавал, что ему не хватит и пяти лет. Сколько уже проделано работы, сколько перевернуто страниц самых разных книг, сколько прошло обсуждений с научным руководителем Дэвидом Гроу, американцем, с которым у Влада поначалу сложились самые приятные, рабочие отношения. А едва пройдена и половина пути!
Тут еще и новая проблема: возникли сложности с Дэвидом. Причина – тема диссертации.
«Отношение византийского общества к меньшинствам» – так в изначальном варианте звучала тема его «диссера». Тему подсказал Дэвид Гроу, который в Штатах считается одним их корифеев-византинистов.
По ходу говоря, в Америке не так много кафедр в университетах, где изучают Византию. По пальцам можно сосчитать. Одна из причин, вероятно, это очень слабая историческая взаимосвязь между современным американским обществом и древневизантийским. По своим мировоззренческим и культурным ценностям США тяготеют, скорее, к Древнему Риму, с его имперской мощью, рационализмом и гражданским правом.
Дэвид Гроу предложил Владу тему о «толерантности» византийцев к меньшинствам, чтобы придать его диссертации современное звучание.
– А кого, профессор, мне нужно будет зачислить в эту группу меньшинств? – спросил Влад, когда они вдвоем в кабинете Гроу в самом начале обсуждали тему его будущей диссертации.
– Г-м... хороший вопрос, – протянул профессор, прижав пальцем к переносице дужку своих очков. – Думаю, что к меньшинствам относятся не только гомосексуалисты и лесбиянки, как это сейчас принято считать. Хотя, конечно, если вы, мистер Мостоффой, сильно пожелаете включить и их в эту группу, я возражать не стану, – губы профессора дрогнули в ироничной улыбке, из чего Влад заключил, что этот уважаемый профессор – «еще та полит-корректная штучка».
– К меньшинствам в Византии, полагаю, можно отнести политических оппонентов, военнопленных, иноземцев, всех неправославных. Можете добавить сюда женщин тоже и посмотреть на вопрос с позиций современного феминизма. Согласны? По ходу работы, если возникнет необходимость, в тему диссертации можно будет внести некоторые изменения.
Но, глубже вникая в историю древней империи, Влад пришел к выводу, что тема византийских меньшинств его интересует не так сильно. Куда больше занимает другое: взаимоотношения государства и церкви в империи.
Стало очевидным, что тему диссера нужно менять самым коренным образом. Все это назревало подспудно, день за днем. В переписке и телефонных разговорах с Дэвидом они до сих пор обходились обтекаемыми фразами. И вот теперь Влад поехал на очередную встречу в Лексингтон, где у него с научным руководителем состоялось открытое объяснение, и вопрос о необходимости поменять тему был поставлен ребром.
Домой он сегодня вернулся поздно вечером, уставший и раздраженный. Когда ехал из аэропорта, на шоссе попал в большую пробку, возникшую из-за аварии.