Страница 11 из 22
— Ег-г-ор, т-ты кто?
Глава 4
Обратно мы ехали не так быстро. Сквозняк из полуоткрытых окон охлаждал разгоряченные Зинины нервы. Меня сквозняк спасал лишь от удушливой жары, мои нервы были спокойными. Я сорвал злость и теперь неторопливо вспоминал события.
Тот живчик с задатками мага жизни меня чуть не достал! Его звали Верес, вернее Верещагин Александр Сергеевич двадцати лет от роду — подсмотрел в правах. Он и был тем единственным здравомыслящим в четверке. Фанатично занимался различными единоборствами пока не связался с Толяном, боксером и сыном того пресловутого "председателя совета районных депутатов", а по совместительству главы одной из криминальных группировок. Отец сына до "больших" дел не допускал — сынок умом не вышел. Зина просветила меня не только в этом, но и во многих других вопросах.
Я не стал отвечать на вопрос кто же я, а крикнул:
— Ты медсестра или нет? Быстро проверяй, все ли живы.
Она очнулась и бросилась к пострадавшим. Я же занялся мародерством. Аккуратно, что бы Зина не видела. Она смотрит одного, я шарю другого. Забирал только деньги и оружие — ножи и кастеты. У всех были солидные кожаные портмоне, я их протирал от пальцев и вкладывал обратно в карманы.
— Все живы просто без сознания, — облегченно сказала Зина, — даже крови нет. Так кто ты, все-таки? — спросила уже спокойней.
— Не помню! Тело вот вспомнило, как те тренировки во дворе, а голова — нет. Не хочется думать, что был убийцей. Нет, это решительно невозможно!
— Слушай, — задумчиво протянула она, садясь на траву. Похоже, Зина очень хотела мне верить. — Я слышала, что бывают такие амнезии, когда человек хочет что-то забыть и забывает, а стресс ему только помогает в этом. Тебя отравили, и ты подсознательно воспользовался этой причиной. Значит, ты давно хотел забыть что-то неприятное, тягостное для тебя. Может, захотел завязать и отравление тебе в этом помогло. Точно! — Для уверенности девушка хлопнула ладонями по земле. — Совершенно точно, я чувствую! — Воскликнула, шатаясь с упором на руки. Лицо её засияло. Но глянуть на меня все равно опасалась.
Мы все обманываться рады! Она совершенно упустила, что я мог хотеть забыть убийство родного отца или изнасилование собственной матери или… да мало ли мерзкого творят маньяки!
— Не знаю, Зина, — тоскливо произнес я, с сожалением пожимая плечами.
Сама, Зиночка, сама убеждайся…
— Да ты сам подумай: они все живы и даже не покалечены. Кроме этого, — показала на распухшую кисть главаря. — Перелом обеих костей предплечья, но так ему и надо. А ты мог бы их всех убить, я видела. Голыми руками мог, но сдерживался.
— И что это значит? — спросил я, не скрывая надежды, всем своим видом показывая заинтересованность, причем, именно в положительном ответе.
— А то, что я снова права! Ты не хочешь убивать! — заключила абсолютно убежденно, гордая победой. Будто Берлин только что взяла.
Радостно вскочила, подпрыгнув как пятилетняя девочка, и наконец-то повернулась ко мне. От торжественного выражения лица, лучащегося счастьем, мне стало неудобно. И немного стыдно. Даже не немного: совесть куснула-таки. Я попытался её остудить:
— Ты же говорила, что в психологии ни бельмеса?
— Можно подумать, ты про такое не слышал! Все сходится: у тебя сохранились знания и навыки, ты лишь не помнишь исключительно свою жизнь. Я права?
— В общих чертах, да. Ладно, хватит психоанализа, пора убираться отсюда, я прав? — передразнил Зину.
— Точно! Пойдем быстрее, рассчитаемся в кафе и уедем.
— Они милицию случайно не вызвали? — спросил я уже на ходу.
— Туда позвонят в самую последнюю очередь.
— Почему?
— Расскажу в машине.
Кафе принадлежало отцу Толяна, "авторитету" Седому, в миру Седулину Виктору Леонидовичу, председателю законодательного собрания района. Он полностью седой, не такой как я, так что прозвище не только благодаря фамилии. Кафе и ночной клуб — не основной его "бизнес".
Вторая группировка, "Сельские" или попросту "деревня", возглавлялась натуральным "вором в законе" Семой — Паровозиком. Хотя, больше современным, чем "истинным", у которых ни кола ни двора за душой не должно иметься, "наш" Паровоз давно семьей и хозяйством обзавелся. Славик, её бывший, был "бригадиром" одной из бригад "Сельских". Собственно, поэтому Зина и знала криминальную подноготную. Отношения между "Седовскими" и "Сельскими" были мирно — натянуто — конкурентными. На мой резонный вопрос, откуда в таком задрипаном, не в обиду будет сказано, городке столько организованной преступности, последовал резонный ответ: "Так на золоте живут и на лесе, да зоны рядом, многие выходят и здесь оседают".
Воровство, с её слов, на фабрике процветало. Прокуратура, суд, милиция, опять с её слов, были "прикормлены". Нет, Сергей — редкое исключение. Надо же кому-то жуликов ловить, мелких наркодиллеров и всякую другую шушару, которой всегда хватает. Люди боятся вякнуть — можно пропасть с концами, а "громких" случаев, способных привлечь столичные власти, не допускали сами группировки: оба лидера "дружили с головой". Местную властную элиту такое положение вполне устраивало, "отбиваться" приходилось только от "проверяющих" из центра.
Когда девушка все это рассказывала, у меня волосы дыбом стояли. Неужели в моем родном, довольно крупном городе центральной России, такая же катавасия? Ни о чем подобном не слышал. Студентом, от бескормицы, пару летних каникул подрабатывал "челноком", возя сигареты, которые мой товарищ доставал в соседнем регионе по дешевке; торговал ими на рынке и как-то обошлось без "дани". Но "братков", похожих на нынче избитых мной "отморозков", наблюдал там с избытком. Почему лично ко мне не цеплялись, — загадка, а добровольно я взятки давал исключительно гаишникам. Тогда, помню, пресса шумела о заказных убийствах, о воровстве миллиардов, о повальной коррупции, правда, без указания конкретики, а теперь — тишина. Телевизор, разумеется, не показатель, ему верить — себя не уважать, но жизнь-то видно, как изменилась. Даже кухонные споры "за политику" стали другими, без прежнего накала, когда чайник, казалось, мог вскипеть без электричества, исключительно от бурления нервов. Это не девяностые… А как же Сан Саныч с его мутной конторой?
Как я ему благодарен! Его "работник" застрелить меня пытался, а я лишь теплые чувства о нем храню. До сих пор в голове не укладывается, зачем руководитель аудиторской (так он представился) организации подослал убийцу? Что такого тайного в его конторе, если ради жалкого телефонного номера там готовы лишить человека жизни? Нет в этом логики. Мы не в "Бондиане" и я не сверхсекретный шпион. Сто раз прав был Рон, когда, разбирая факт моего попадания в Эгнор, говорил о вмешательстве Творца: без "Проведения" ничего подобного произойти не могло. Разлад с женой, недельное пьянство, увольнение с работы, появление загадочного Сан Саныча и, словно по волшебству, мне попадаются бумаги давно репрессированного профессора, ученика академика Вернадского, со своим полным творческим переосмыслением идеи о "Сферах", которые в его интерпретации превращаются в магические Стихии. В старой пожелтевшей папке было полное описанием инициации к ним с приложением подробнейшей схемы как это сделать практически. Без колдовства не обошлось определенно, причем, теперь я понимаю, его могущество было заоблачное, на уровне божественной игры вероятностями. Даже в Египте, куда мы с женой ездили по обычной путевке, сувенир — пирамидка с записью сознания древнего эгнорского мага далась мне в руки не случайно. Тот маг, или "оператор Пси-поля", как они называли себя в далекие времена, до глобальной катастрофы слизнувшей с лица Эгнора прежнюю высокоразвитую цивилизация, до сих пор сидит у меня в голове, явно не проявляясь. Разве что высокая скорость обучения магии была его заслугой, да снился мне иногда тот, прежний Эгнор, напичканный техномагическими устройствами. Но как не хочется об этом ведать! Не о ново-старых открытиях, конечно, а о влиянии на меня "проведения".