Сладкая жизнь

— Тем более. Так поехали?

Она посмотрела на цветы, на лед под ногами, на толпу на видимой уже остановке. Двадцать четвертое декабря, канун Рождества — с девчонками на кафедре всегда отмечали, кафедра английского языка как-никак, а сегодня она забыла совсем, закрутилась. А вчера она на работу не ходила и не позвонила никому, не узнала, не надо ли чего купить. Раз Рождество, значит, торт, даже два, или пирожные, и шампанского несколько бутылок — кому-то ведь это надо было купить. Надо же — забыть про Рождество!

Она решительно протянула руку.

— За цветы спасибо. И прощайте!

Он не настаивал, кивнул понимающе, и она была ему за это благодарна.

— Да, Алла, — окликнул он ее, когда она уже была к нему спиной, сделав несколько шагов. — Может быть… Может быть, сходим в ресторан — отметим, так сказать, мое спасение? Сегодня вечером, скажем? Или завтра?

Ей хотелось произнести что-то многозначительное — вроде того, что они слишком разные, чтобы ходить вместе в ресторан, что она не ходит в ресторан с такими, как он, что она предпочитает мужчин старше себя, что она слишком занята, чтобы ходить по ресторанам, потому что у нее есть семья и работа. Но все это показалось ей совсем неубедительным — может, потому, что все это было неправдой, потому что она не предпочитала никаких мужчин, а по ресторанам вообще не ходила, тысячу лет там не была, — и она постояла, задумавшись, а потом качнула головой и пошла вперед, не оборачиваясь. Веря, что он отстанет, и настраиваясь на привычную рутину, из которой он ее вытащил на мгновение — и в которую так хотелось побыстрее вернуться…

Андрей Семенов, известный в московском криминальном мире под кличкой Леший, посмотрел в спину удаляющейся женщине, подождал, пока она не перейдет через дорогу и не смешается со ждущей троллейбуса толпой. Мелькнула мысль, что, может, имеет смысл подождать минут пять и подъехать к остановке — должна понимать, что на двести двадцатом «мерсе», пусть и не с нуля, трехгодовалом, куда удобнее добираться до работы, чем на общественном транспорте.

«Боится, сто процентов боится, — подумал, усмехнувшись. — А чего бояться, нормальный человек же перед ней, не видит разве?» Он не сомневался, что произвел на нее впечатление цветами и сохранившимися остатками привитых в детстве хороших манер и что теперь, даже если она по-прежнему подозревает, что он вовсе не бизнесмен, уверенности у нее быть не может. Вот покажи ей Корейца, она бы с ходу заявила, что перед ней бандит — даже нынешний Кореец, американский такой, цивилизованный, а не тот громила в спортивном костюме и на вечно грязном джипе, каким был почти до самого отъезда в Штаты, — а по нему не поймешь.

Странновато как-то — всегда гордился своей, так сказать, профессией, никогда ее не стеснялся, наоборот, а когда-то, в самом начале, даже всегда и везде выставлял напоказ. А сейчас пытается скрыть, кто такой, — впервые пытается кому-то показать, что другой. Причем абсолютно чужой женщине, чье мнение ему, по идее, должно быть безразлично — как в принципе всегда было безразлично мнение подавляющего большинства.

Он еще раз посмотрел на остановку и, хотя не увидел ее — народу там было прилично, и все новые и новые подходили, а троллейбуса все не было, — подумал, что она-то его видит и наверняка смотрит в его сторону. Разве могло быть иначе? Но ему почему-то было немного жаль, что она отказалась поехать с ним, почему-то ему этого хотелось. Тоже странно — женщина как женщина, ничего особенного, и лет немало. И уж никак не в его вкусе — ему всегда нравились молодые, яркие, короче, те, кто привлекал всеобщее внимание. Особый кайф в этом был — трахать телку, которая нравится всем. Чтоб завидовали, чтоб понимали, что лучшее для него предназначено, для Андрея Семенова.

Но все же было жаль, что эта Алла отказалась поехать с ним — хотя на кой ему это надо, он не представлял. Чувство благодарности было ему не слишком свойственно — предложил ведь ей бабки, не взяла так не взяла, ее дело, хотя, судя по квартире, трешка бы ей совсем не помешала, — но что-то заставило приехать сегодня к ее дому, хотя, естественно, никакой уверенности в том, что он ее встретит, не было. Так что в принципе просто так заехал — утром себе сказал, что надо посмотреть еще раз на то место, где чуть-чуть не попал, потому что, если бы влип, херово было бы, особенно с учетом нынешней ситуации. Такой вот был официальный, так сказать, повод — а цветы купил на всякий случай.

Правда, цветов он женщинам не дарил лет несколько — но тут сказал себе, что случай особый. Еще долго раздумывал, взять охапку или один. Вспомнил, как на какой-то праздник Вадюха Ольге подарил одну розу. Смотрелось супер, длинная роза в ее руке, — необычно, потому супер. Вот и задумался, сколько взять, — но решил, что с одной может не понять, уж лучше побольше. И еще сказал телке, у которой покупал, чтобы упаковку эту ублюдочную сорвала на хер — фантики какие-то, бантики, мишура короче, несолидно.

Он все стоял на безлюдной почти дорожке, глядя в сторону остановки, но, словно почувствовав желание той, с кем говорил пять минут назад, побыстрее выкинуть его из головы, последовал ее примеру. Забывая о ней — и заодно о том, зачем все же приехал сюда, потому что не любил в себе копаться, — и возвращаясь к «мерседесу».

Он посмотрел в зеркало заднего вида, отметив, что пацаны указание выполнили правильно — джип с охраной, находящийся в начале Аллиного дома, пока он стоял у ее подъезда, медленно полз за ним, когда он выезжал, и сейчас, когда она ушла, парковался за «мерсом». Второй джип, темно-зеленый «чероки», стоял перед ним метрах в пяти. Охраны, бля, как у президента. И грамотно все сделали — она и не заметила, что он не один. Вообще не было желания их с собой брать — ни к чему, чтобы видели его с этой. Ладно бы там модель какая или просто броская красивая телка — пусть смотрят из машин да облизываются, пусть убедятся лишний раз, кто он такой, их старший.

Но чтобы кто-то видел его с ней, с Аллой, не хотелось. Специально даже пацанам сказал, когда сюда ехали, что надо отблагодарить ту, что спасла, — когда тормознул у «Октябрьского поля» и вышел за цветами, решил, что надо что-то им сказать, а то не поймут. Ненавидел объяснять свои действия, привык делать то, что хочется, еще с тех пор, как своя команда появилась, — и уж особенно с тех пор, как Кореец в Штаты отвалил и он главным стал.

Но все же молодцы пацаны, четко все сделали. А Генка все бубнит, что дисциплина ни к черту, распустил людей. А они молодцы, надо к Новому году деньжат подкинуть — им католическое Рождество по херу, как и ему самому, это Кореец о нем вчера напомнил. Он же иностранец натуральный, больше года уже как в Штатах живет — а у них там Рождество поважнее любого Нового года. Тем более с американкой живет — приятная девка, молодая, сразу видно, богатая. Ладно, надо будет устроить ему праздник — вечерком, после всех дел.

Выходить было лень, и он быстро достал мобильный, набирая номер.

— Сейчас в «Университетскую», там и похаваем. Все, вперед.

«Чероки» двинулся с места, и он медленно стартовал за ним, немного напрягаясь оттого, что нельзя поехать как всегда — обгоняя и подрезая всех и вся, не признавая никаких правил, кроме одного. Согласно которому ехать надо так, как тебе хочется. А теперь хер — Кореец настоял, чтобы он с охраной ездил, и, хотя пытался его переубедить, потом сдался. Кореец он и есть кореец, хитрый, черт, и осторожный — один джип впереди должен быть, один сзади, а ты, Андрюха, между ними, и чтобы не отрывались друг от друга. И ведь прав оказался — припаркуйся он тогда первым у офиса этого Германа, приняли бы, падлы, только так.

Может, навестить пидора? Он задумался всерьез, представляя, как вытянется рожа у этого урода, когда к нему в офис заявится тот, кого он сдал мусорам. Заманчивая идея, но если Кореец узнает… Достаточно того, что он сегодня уехал, пока тот спал, — первые три дня после того, как произошла эта история с Германом, так и сидел в доме в Переделкино, куда Генку перевез, и тот и слышать не хотел, что у Андрея дела. «Ты е…нулся, Андрюха, — тебя мусора ищут, а ты куда-то срываешься. Пошли кого-нибудь, и все дела. И про мобильный свой забудь, пусть пацаны другой возьмут».