Страница 67 из 72
растеклась сладкой лужицей и не помчалась вприпрыжку к нему на новое
свидание. Вот оно что. Не нужно будет полиции ломать голову над тем, кто был
заказчиком в деле о похищении инновации. То бишь прибора ЛБВ, разработанного
корпорацией «Микротрон НИИРТ». Правильно, что она, Алина, так насторожилась,
когда изучала дотошно тот злополучный договор с партнерами из Зеленограда.
Алина медленно вышла из серверной, а потом все быстрее и увереннее
направилась к важно-вальяжной группке. Росомахин вполне натурально изобразил
удивление и даже радость. Она не отреагировала. Попросила отойти в сторонку.
Тихим и ровным голосом, не поднимая глаз, сказала:
– Вы низкий и подлый человек. Вы мне никогда не были симпатичны, но
теперь я вас презираю. И поскольку из-за вас погиб человек, я очень надеюсь, что,
когда вы окажетесь на скамье подсудимых, судить вас будут не только за попытку
кражи интеллектуальной собственности, но и за предумышленное убийство.
Егор с каменным лицом слушал ее, не прерывая. Алина, так же глядя в пол,
развернулась и чеканя шаг, направилась в сторону своего кабинета. За ней в узких
лодочках на шпильках засеменила Надежда Михайловна.
– Вы с ним знакомы, Алиночка? – торопилась она побольше выведать. – Он
вас обидел? Надо же какой!.. А с виду благородный…
Алина резко развернулась к Киреевой и проскрипела:
– Именно этот зеленоградский «благородный» решил прибрать к рукам нашу
новую ЛБВ. Из-за него убили Лушина. У него не получилось протащить договор с
«сюрпризом», у него не получилось выкрасть техническую документацию и сам
прибор, но попытки он не оставил, нет!.. Он очень упорный, он привык добиваться
своего. И почему бы тогда не познакомиться с закомплексованной дурой и не
охмурить ее? Она сама принесет все на блюдечке. Или что-то в этом роде, понятно
вам? Да, да, закомплексованная дура – это я! Идеалистка хренова!
Сначала Надежда Михайловна стояла, наморщив нос, и сосредоточенно
слушала. А потом открыла рот и принялась самым скандальным образом
высказывать свое мнение, все больше и больше набирая обороты:
– Насчет дуры – это вы в точку. А кто вам сказал, дорогуша, что это те самые
партнеры, с которыми вы бодались по договору? Я вам так сказала? Я вам такого
не говорила! Эти приличные люди здесь для того, чтобы обсудить поставку
оборудования для нашего цеха. Их компания – следите за мыслью! –
изготавливает измерительную аппаратуру. Классом не ниже евростандарта. И
Зеленоград – не Андреевка!
Все это она произносила, специально накручивая себя и маскируя
праведным негодованием легкое чувство вины, которое у нее как-то
непроизвольно сформировалось. Но нельзя же быть такой дурой, елки-палки! Не
разобравшись, не взвесив хорошенько, сразу так в лобешник мужику врезать.
Однако по всей видимости, с этим блондином у Алинки что-то серьезное. Вон как
истерит, прямо-таки сейчас разрыдается.
Алина рывком открыла дверь своего кабинета и захлопнула ее перед носом
Киреевой. И разрыдалась. Сердитая Надежда Михайловна направилась снимать
стресс сигаретой.
Небо серое, дождик серый, лужи мелкие, но повсюду. Конец сентября,
ничего удивительного. В доме студено. Алине было лень топить печь, она
включила масляный обогреватель и сидела, согнувшись, возле него, кутаясь в
огромный бабушкин платок.
Этот дом в деревне Еремино достался ей от папиной мамы, Елены
Семеновны. Бабушка была строга и временами строга неадекватно, но Алину
любила. Самой Алине ее любить было трудно. Маленькая Алина боялась вспышек
бабкиного гнева, а взрослая Алина просто перестала приезжать к ней в гости, вот и
вся любовь.
После смерти Елены Семеновны мама спросила: «Продадим? Снесем?»
Алина ответила: «Оставим». Зачем? Приезжала в этот дом она так редко, что
трудно было объяснить даже себе, зачем.
Оказывается, чтобы грустить. Грустить в их квартире, где много света и
тепла, где неслышным басом шелестит громадный холодильник, где уют удобных
кресел и выход в Интернет, получалось не упоительно и почти понарошку. Комфорт
такому делу не должен мешать. Да и предаваться грусти в умеренной роскоши
московских апартаментов казалось Алине пошлым и безвкусным. Сериал
«Богатые тоже плачут», новорусская версия.
А погрустить ей было о чем и пожалеть себя тоже очень хотелось. Егор ей
больше не позвонит. Он же не безвольная тряпка. Это, кстати, Алине в нем
нравилось. И не доискивающийся богатеньких дочек альфонсик. Прошло уже
почти две недели, это много. Он ей не позвонил. Значит, и не позвонит. Это все.
Потому что Алина звонить ему тоже не будет. Что она скажет? Извините, я
ошиблась, потому что… Объяснять, что до судорог боится предательства и
поэтому везде и во всем его видит? Как объяснить в двух словах то, к чему
возвращаться не хочется даже мысленно?
Алина имела тяжкий опыт, который стал хорошей прививкой от любовных
глупостей и надежной защитой от нахальных поползновений мальчиков, живущих с
дальним прицелом. Несколько лет назад на жизненном пути ей повстречался
некий брутально-самодовольный мачо, плотно украшенный татуировками на
накачанных плечах. Сейчас она даже и не вспомнит, была ли влюблена в него, но
крышу ей тогда снесло конкретно. Она млела от налитой мускулатуры смуглых рук,
плеч, спины, груди, живота, от его небрежно-снисходительной манеры произносить
самые незамысловатые фразы, от того, как он улыбается холодно и немного
хищно.
Захмелевшая Алина решилась съехать от родителей и свила гнездышко в
съемной однушке, на которую уходило прилично из ее зарплаты, но ведь надо же
где-то было проводить тихие семейные вечера со своим почти женихом. Или надо
говорить, почти мужем?
А потом Алина узнала, что у него куча баб, что работает он на папкином
автосервисе жестянщиком, что ради смеха и небольшой корысти поспорил с
друганами, что сможет в два счета уложить строптивую дочку босса в постель.
Конечно, ей позвонили. Позвонила одна из его баб. Он был настолько
слабоумен, что не подстраховался на такой случай. Или был уверен в своей
абсолютной власти над папиной дочкой. Ну и настучат, ну и что. Она не поверит, он
держит все под контролем. Алина почему-то сразу поверила и провела краткое
расследование. И велела ему выметаться не только из ее квартиры, но и с
папкиного сервиса тоже. «Это мы с виду только благородные, – с яростью
произнесла она, – на самом деле папка мой просто зверь, ты понял?»
Не влюбляться. Если влюбилась, делать вид, что холодна и равнодушна. И
никогда, ни при каких условиях не открывать душу. Хорошие правила. Только вот
сейчас-то что ей делать? Лукавая мысль вкрадчиво шелестит: «Но ты же обидела
человека? Да. Это плохо. Ты должна извиниться. Позвони, это твой долг».
Ага. Она позвонит, произнесет слова извинения, он, как воспитанный
человек, их примет и повесит трубку. И подумает, что, какая же психованная и
истеричная особа эта Алина Трофимова. И хорошо, что он так быстро разглядел в
ней эту особенность и, если угодно, инвалидность. Или неполноценность? Все
подходит, и инвалидность, и неполноценность.
Марьяна на днях звонила. Новости выгрузила. Можно было бы ими с Егором
поделиться. Хоть голос его услышать.
Алина тяжело вздохнула. До чего же она дошла… Голос услышать… Сопли
какие. Напрасно она не разожгла печь. Сейчас бы смотрела на пламя и душу
успокаивала.
Как все нелепо вышло. Почему она так быстро, по-глупому быстро поверила
дурацкой идее, будто Егор Росомахин подстроил с ней знакомство, вынашивая
коварный замысел сделать ее орудием своих преступных планов? Моральную