Страница 20 из 72
обнявшись, просили друг у друга прощение и признавались в любви, а Алина
болталась по кухне и забавлялась с мобильником, чтобы не злиться за бестолково
уходящее время.
Нарыдавшись, красноносые красавицы, наконец, пришли к ней. Всем стало
немного легче. Вскипятили чайник, заварили пакетики «Майского». Брифинг
продолжался.
От тети Тамары удалось узнать тоже немного. Кое-что ее удивило в тот
день. Например то, что на столе рядом с бутылкой «Столичной» стояла рюмка. А
должна была стоять пиала. Шурик, если кушал водочку один, без друганов, всегда
выставлял свою пиалу.
Купил он ее на Вернисаже в Измайлово у какого-то пенсионера. Вещь так
ему глянулась, что без нее уйти он просто не мог. С тех пор, когда устраивал себе
разгрузочный день, в смысле – от стресса, то торжественно доставал свою
нелепую посудину, наливал в нее водочки, примерно, на палец и неторопливо пил,
чуть ли не смакуя. Извращенец, не тем будь помянут.
Вторая странность – то, что закуски никакой не было. А Шурик просто так не
квасил. Он включал магнитофон с кассетой Высоцкого или Розенбаума, нарезал
колесиками «Краковскую», хлеб толстыми ломтями и устраивался со вкусом
отдыхать. В тот же раз стол был пуст, кроме ополовиненной бутылки и пустой
рюмки, Тамара больше ничего не заметила.
И еще на полу валялись рассыпанные крючки и блесны. К своим
рыболовным снастям покойный Тамарин муж относился чрезвычайно трепетно.
Даже если и предположить, что в спешке мелочёвку рассыпал, то сначала он
убрал бы ее обратно в коробочку, а коробочку бережно поставил бы на полку в
стенном шкафу и только потом приступил бы кайфовать.
– Вот и все, Линочка, что я могу тебе сказать, – невесело проговорила тетя
Тамара.
– Теть Тамар, а какую вы улику тогда уничтожили? – тихо спросила Алина.
Тамара вздрогнула и испуганно на нее посмотрела.
– Какую улику, Лина? С чего ты взяла? Не было никаких больше улик, детка.
– Ну как хотите, – так же тихо произнесла Алина.
И Тамара решилась. Вдруг у этой серьезной настойчивой девочки вправду
получится вытащить их из беды? Как бывало когда-то раньше. Хотя раньше у них
беды были не те. Игрушечные они были. И смешные.
– Я в мусорном ведре коробку из-под беллатетроморфина нашла. А в ней
блистер пустой. Без единой таблетки. По дороге в милицию, в полицию, то есть,
выбросила в контейнер.
Ритка испуганно посмотрела на мать, потом на Алину, и вновь на мать.
Все это Алине сильно не понравилось.
– Это какой-то препарат из твоей лаборатории, да, Маргош? Снотворное? –
спросила она осторожно и почти ласково.
– Я маме время от времени притаскиваю. Нам разрешают по себестоимости
покупать для себя, – жалобно проговорила Рита.
– А может быть, все проще, а, теть Тамар? Может, ваш муж сам решил
свести с жизнью счеты?
– Да нет, Линочка, нет. Я упаковку давно выбросила, это другая была. Да и
пилюль у меня всего две оставалось. Проверила, ведь не дура же я, в самом
деле. Никуда они из аптечки не делись. И потом. Не с чего было моему Шурику
травиться.
– Почему вы уверены? – не поднимая глаз от стола, спросила Алина. Как бы
все упростилось…
– А с чего ему травиться? Он депрессию водкой лечил. Не могу понять, что с
мужиком приключилось? Ведь он озеленителем работал и в рот не брал! Потом
устроился в фирму, которая утеплением балконов занималась, и тоже не пил.
Потом эта фирма разорилась, уволили всех на фиг, и даже тогда лишь пивком
пробавлялся. А как на новую работу вышел, то прям сглазили мужика! Не прошло
и месяца, как к «беленькой» присосался.
И тут вякнула Ритка. Она сказала с радостным возбуждением в голосе:
– Я не знаю, как сказать… Короче, я дяде Саше тоже беллатетроморфин
приносила. Несколько раз. Он заказывал для какого-то друга своего, только
просил, чтобы я тебе, мам, не говорила. Может, он и вправду того, сам…
Растворил и принял. А что? Легкая смерть. И не страшно. Не то что в петлю лезть
или вены…
Алина с Тамарой ошарашено смотрели на нее. Но радостное Ритусино
настроение вдруг поменялось, она хлопнула ладошкой по столу и произнесла с
обидой:
– Блин! Не получается.
Тетя Тамара уже готова была разразиться возмущенной тирадой на тему,
как Ритка посмела что-то мутить за спиной у матери, но Алина ее опередила.
Алина спросила:
– Что не получается, Маргош?
До Ритки дошло, что сболтнула лишнее, она уже предчувствовала новый
виток разборок с маманей, и настроение от этого у нее стало совсем скверным, но
и с Алиной лучше не связываться. Спрашивает – надо отвечать. Она сказала:
– Рюмка какая была? Граммов на пятьдесят, не больше? Тогда в ней за один
раз можно растворить только три таблетки, и то не быстро. Раствор сделается
насыщенным и все, процесс дальше не пойдет. Ну, разболтал он эти свои три
таблетки, ну махнул рюмку и забылся тут же тяжелым, но не смертельным сном. А
следующую порцию он сможет растворить лишь по пробуждении и то не сразу,
штормить будет. Если все десять таблеток были пущены в дело, то растворить их
можно было граммах в ста пятидесяти, это если водки, а воды еще больше
понадобится.
Пришли к тому, от чего хотели уйти. Самоубийства не было. Убили Шуру,
убили ни за что, ни про что.
– А где ваш муж работал, теть Тамар? – нарушила растерянную тишину
Алина.
– Да ерундовая работа была, по правде… Приемщиком утильсырья. Тут, под
боком. Только для мужика разницы нет – рядом с домом, не рядом. Стирать и
готовить все равно не кинется.
– А кто такой Додик, вы, случайно, не знаете, теть Тамар?
– Ну как же… Работали они вместе. Коллега, – и Тамара пренебрежительно
скривилась, а потом удивленно спросила:
– А ты, Лина, откуда про Додика знаешь?
Алина рассказала, откуда. И ничего ей это не дало.
Тетя Тамара пожала большими плечами и в качестве комментария
сообщила, что в последнее время ее муж был какой-то нервный и запросто мог
взбелениться из-за ерунды. Может, и Додик под горячую руку попал. Он-то, Додик
то есть, мужик вообще-то спокойный, неконфликтный, а Шурик, тот наоборот,
бузотером был, особенно если выпьет.
Тут же, по ассоциации, она вспомнила, что похороны скоро, притащатся все
Шуркины друганы на халявную выпивку. Разозлилась, а потом начала плакать.
Ритка принялась мать утешать, гладила ее по плечу, обнимала, а Алина
думала, что от этого разговора ничего не изменилось, и, как ей помочь этим
тютехам, она не знает.
Потом ей пришла в голову мысль, что нужно найти этого загадочного Додика
и поговорить с ним. Глупая мысль, Алина понимала. Если Додик виновен в смерти
тети Тамариного мужа, то о чем с ним разговаривать? Бесполезно, да и опасно
может быть. Хотя, наверно, не опасно. Он же, если это, конечно, он, не застрелил и
не зарезал, значит, не опасно. А вот посмотреть на его реакцию, а потом доложить
той же Марианне… Или самой попытаться что-нибудь нарыть…
И Алина спросила, как найти Додика.
– Да кто ж его знает… – апатично пожала плечами тетя Тамара. – Может, у
Шурки где и записан телефон. А так – на «блошином» он бывает по выходным, у
него дела какие-то с тамошними продавцами.
Алина приподняла брови:
– «Блошиный» – это что?
– Не знаешь, что такое «блошиный» рынок? – хмыкнула тетя Тамара.
– Если рынок, то знаю. И где он?
– Недалеко. По Киевской дороге на электричке двадцать минут. А как еще
можно с Додиком пересечься, даже и не представляю. Только, думаю, пустые это
хлопоты.
Ритка вновь захлюпала, а Алине нечего было им сказать, кроме дежурных
слов, что она обязательно что-нибудь придумает и обязательно что-нибудь