Страница 16 из 72
позвонила мне Нина Михайловна на мобильный. Слышу, что расстроена она
конкретно. И кажется, плачет. А ее в школе никто не мог до слез довести, даже я не
смог. А тут всхлипы. Я переполошился, конечно, в чем дело, спрашиваю, Нина
Михайловна, объясните. Она мне и объясняет, что накануне утром к ней заходил
какой-то гаденыш, ну, и обворовал. Естественно, я аккуратно так ей говорю, ну что
же вы, такая умная, образованная женщина, а незнакомого в квартиру пустили,
однако не беда, мол, купим новое, лучше прежнего. И тут зарыдала моя Нина
Михайловна в голос, я прям напугался даже. Но все же сквозь рыдания разобрал,
что взяли у нее чернильный набор, который когда-то был подарен ее покойному
мужу, Евгению Тимофеевичу, за безупречную работу на посту председателя
какого-то там исполкома и в связи с шестидесятилетием. Чернильница именная,
на передней части маленькая табличка с выгравированными словами. Я решил
было к ней Самуилыча по-быстрому отправить для выяснения подробностей, но
тут же передумал, лучше, думаю, дела отложу, а сам к ней сгоняю, так
уважительнее. Ну и полетел мухой.
– А Самуилыч – это кто? – решил сразу же уточнить Егор.
– Да вон он там, Марк Самуилович, в приемной сидит, Марек мой.
После небольшой паузы Егор спросил:
– Колян, а ты женат вообще-то?
– А вот не хами, Росомаха. Женат.
И Колька развернул к нему массивную фоторамку, стоящую на почетном
месте возле монитора.
Егор рамку подтянул поближе и смог в подробностях рассмотреть все
Коляново семейство, которое состояло, если верить фотоизображению, из самого
Коляна, его жены, моложавой смешливой особы, щекастой дочки-подростка и двух
щекастых же малолетних пацанов, отличающихся друг от друга только цветом
бейсболок.
Настроение у Егора испортилось. Колян, между тем, с самодовольным
видом давал пояснения.
– Это моя Нелька, она пока дома сидит, не работает. Да и незачем ей.
Старшая – Сусанна, красавица растет. Скажи, Жора, правда красивая у меня
девочка?
Егор с кислым видом покивал.
– А это близнецы, им по шесть лет в этом году будет. Вот этого, – и Колька
ткнул толстым пальцем в одного из близнецов, – Левой назвали. В честь Нины
Михайловны.
Егор моргнул, силясь найти связь.
– Ты что, не понял? А еще отличник! Ох, зря тебе Нина Михайловна пятерки
за сочинения ставила!.. Вот, представь. Вырастет Лева, а как его будут звать? Лев
Николаевич! Дошло, двоечник?
До Егора дошло. Стараясь не испортить наступившую оттепель своим
идиотским смехом, он спросил:
– Второго Лехой назвали?
– А ты как понял? – ревниво спросил Колька.
– Случайно догадался, – поспешно произнес Егор.
– А… – со снисходительным самодовольством протянул Колян. – Я тебе
сейчас вот что скажу. Великих русских классиков Толстых Николаевичей было два.
Да, да, точно! Один Лев Николаевич, ну этого ты знаешь, его все знают, а второй –
Алексей. И они тоже братья были. Но не близнецы.
– Клево, – не нашелся, что еще сказать Егор.
– А с Нелькой меня Нина Михайловна познакомила. Век за нее буду Богу
молиться. Я ведь после ПТУ, колледжа то есть, автослесарного, в армию сразу
загремел. Ну вот, отслужил, вернулся. Осмотрелся, а вокруг – мама родная!..
Помнишь, что в середине девяностых творилось? Работы никому и никакой, а если
и найдется, то за копейки. Так что я собирался уже быковать идти, пацаны были
знакомые, которые у одного авторитета на подхвате бегали, они меня за собой
тянули. А тут Нина Михайловна мне как-то звонит и на чай приглашает. Прихожу,
гвоздички преподнес, тортик песочный. А она мне и говорит, что сейчас девочка
одна придет, хорошая, присмотрись, говорит, к ней. Она недавно родителей
потеряла, тоже, как и ты, сирота. Ты, говорит, не пугайся, что у нее высшее
образование, она не заносчивая. И добавила, что закончила эта девочка ВГИК,
институт кинематографии короче, по специальности «киновед». Ты, говорит,
Николаша, не опозорь меня только, с кинологом не спутай. А тут как раз девочка
эта и приходит, чистенькая, улыбается приветливо. Нина Михайловна нас
представляет со всеми церемониями, меня специалистом по автомобилям
назвала, а ее дипломированным киноведом. Тут меня, как бес за язык дернул. А
что это, говорю, за специальность такая – киновед? Это тот, кто про собак много
понимает? Нина моя Михайловна аж кулачком по столу стукнула, а девчонка
засмеялась и говорит: «Сейчас, говорит, наши такие фильмы ставят, что иначе, как
собачьими их и не назовешь, одна чернуха с порнухой. Выходит, одно это и то же –
что киновед, что кинолог». Так и познакомились.
Колян водрузил фоторамку на место и обратил вдруг снова ставший
мрачным взгляд на Егора.
– А твоя деваха мою Нину Михайловну обидела. Догоняешь?
– Ты не закончил, – невозмутимо напомнил ему Егор. – На середине
застрял. Расскажи лучше, что тебе твоя Дорошина поведала, когда ты к ней мухой
прилетел.
Ревякин нехорошо посмотрел на него и угрожающе произнес:
– Сейчас ты перестанешь скалиться, друг, блин, детства.
– Не злись, Коль. Извини, – примирительно сказал Егор. – Это я от нервов.
– Тогда слушай, нервный ты наш. А рассказала мне Нина Михайловна, что
кого попало в дом она не пускает. Утром того дня, часов в десять, позвонили в
дверь и очень интеллигентным голосом, ссылаясь на какого-то старого пенька,
знакомого Нины Михайловны, через дверь спросили, не продаст ли уважаемая
Нина Михайловна – по имени, блин, назвал! – кое-что из коллекции советских
значков, которые собирал ее покойный супруг. Сечешь, Росомаха? В теме тот урод
был, конкретно. Она и впустила. Вошел. В очках и старом берете. Долго вытирал
ноги об коврик, извинялся за причиненное неудобство. Представился менеджером
по закупкам в антикварном магазине. Пожалился, что работает за маленький
процент, вот и вынужден наводить справки и крутиться. В результате, продала моя
Нина Михайловна ему грошовый значок какого-то съезда механизаторов, получила
от упыря расходный ордер на сумму пятьдесят рублей семнадцать копеек, и на
том их общение закончилось. Пропажу она заметила лишь на следующий день.
Вот так, Росомаха. Этот расходничек я у нее изъял и кое-что по нему выяснил. И
выяснил я, Жорик, что такая антикварная лавка и впрямь существует, и владеет ею
некая сволочь по фамилии Самолетов. Ты понимаешь, конечно, что не составило
мне никакого труда узнать его телефончик и позвонить. Я и позвонил. Он
отнекиваться принялся, ничего, мол, не знаю, какая чернильница, какой
менеджер?.. Типа, он не при делах. Я тогда ему говорю спокойно, что мне некогда
да и не очень интересно его слушать, а только сроку ему неделя, и чтобы вещь у
меня была не позже этого срока и в неповрежденном виде. Пугнуть-то его я пугнул,
но для ускорения процесса сам тоже решил кое-что предпринять. Короче,
нарисовалась про Самолетова такая схемка. Этот старый падальщик держит еще
одну хитрую лавочку, палатку по приему вторсырья и цветных металлов. Прикинь,
какой гений – пенсионеры сами ему свое старье тащат и сдают за копейки, могу
зуб дать. Не говоря про бомжей и прочую пьянь. Те и по помойкам пошарят, и
утянут, что плохо лежит. Конечно, я туда отправил своих ребяток, чтобы осмотрели
все хорошенько и выяснили, что за шарашка, в натуре. Отбыли мои бойцы, а чуть
позже отзвонились и доложили, что шарашка конкретно закрыта на два замка и
перекладину, возле нее толкутся бомжи с пенсионерами, они-то и поведали
пацанам, что палатка несколько дней как не функционирует, а причину никто не
знает. Даю команду ребятам возвращаться сюда, на базу. И буквально тут же