Белларион

— От этого куска сала! — пренебрежительно отозвался о нем герцог, лениво поглаживая голову огромного мастифа note 84, растянувшегося у его ног. — Наверняка у него стряслось что-нибудь, раз он вспомнил о моем существовании.

Громким голосом делла Торре начал читать.

Герцог внимательно выслушал содержание письма, лишь два или три раза презрительно фыркнув над особенно жалостливыми фразами, и в конце заметил:

— Его Тучность потревожены наконец! Пускай этот ленивый кабан попотеет сам. Это пойдет на пользу его чудовищному пузу.

— Рано смеяться, синьор герцог, — серьезно заметил делла Торре. — Я всегда предупреждал вас насчет амбиций Виньяте: он воюет не столько против вашего брата, сколько против всего рода Висконти.

— О Боже! — Выпученные глаза герцога уставились на советника. Давая выход внезапно охватившей его ярости, он резко встал, ударил ногой собаку, и та убежала прочь, визжа от боли. — Черт возьми, вы что, предлагаете идти войной против Виньяте?

— Ничуть не меньше.

— Но мы едва успели разделаться с Буонтерцо! Неужели кроме войн и распрей мне нечем заняться? Стану я тратить время и деньги, гоняясь за разбойниками!

— Они не заставят себя долго ждать, если вы будете сидеть сложа руки, — заметил делла Торре.

— Черт побери, Антонио! — вскричал герцог и, схватив со стола ястребиную приманку, принялся рвать ее на части, усеивая комнату перьями. — Вы говорите, обуздать его? Но как я могу сделать это? Французы вернулись к Бусико. Прижимистые отцы нашего жалкого городишка чересчур поспешили отпустить их. Они не думают ни о чем, кроме своих дукатов, пропади они пропадом! И совсем не беспокоятся о своем герцоге.

Делла Торре терпеливо дождался, пока герцог остановится, чтобы перевести дух, и только тогда высказал ему свой хитроумный план:

— Навряд ли у Виньяте большая армия. Я думаю, одной кондотты Фачино вполне хватит, чтобы выгнать его из Алессандрии.

Джанмария беспокойно прошелся по комнате.

— А если нет? Что, если Виньяте разобьет Фачино? Что тогда? Виньяте объявится у ворот Милана.

— На этот случай мы должны принять необходимые меры предосторожности.

— Но какие же? — с неожиданным интересом спросил Джанмария. — Если бы мы могли…

Он запнулся, но его вспыхнувшие яростью и надеждой глаза яснее слов говорили о том, что он проглотил приманку, подброшенную ему делла Торре.

— Мы можем, — решительно заявил последний.

— Но как? Как?

— Союз вашего высочества с Малатестой гарантирует вашу безопасность против любого врага.

— С Малатестой? — герцог подскочил на месте, словно его ужалили. Но в следующее мгновение на его дряблом лице появились жесткие складки. — С Малатестой? — нерешительно повторил он, поудобнее уселся в своем просторном кресле и, закинув ногу на ногу, задумался.

Мягко ступая, делла Торре совсем близко подошел к нему и, понизив голос, убеждающе прошептал:

— В самом деле, ваше высочество, почему бы не пригласить Малатесту, когда Фачино не будет в городе?

И Лонате, до этого момента молчаливо стоявший у окна и не участвовавший в разговоре, прояснил все недомолвки:

— Чтобы навсегда избавиться от этого выскочки. Джанмария еще ниже опустил голову. Он увидел шанс сбросить наконец-то ненавистное ему опекунство этого кондотьера, сила которого заключалась в его популярности в народе.

— Вы говорите так, будто уверены в том, что Малатеста непременно придет.

Делла Торре решил, что пора выкладывать карты на стол.

— У меня есть его обещание, что он согласится на предложение вашего высочества о союзе с ним.

— У вас? — подозрительно взглянул на него герцог.

— Я интересовался его мнением на тот случай, если в тяжелую минуту вашему высочеству потребуется друг.

— И какой ценой?

— У Малатесты есть дочь, — развел руками делла Торре. — Если она станет герцогиней Миланской…

— Это единственное условие? — резко спросил герцог.

— Если союз с Малатестой станет семейным делом, о каких других условиях может пойти речь? — уклончиво ответил делла Торре.

— Разойдитесь! Дайте мне подумать! — Джанмария вскочил с кресла и своей худощавой рукой отпихнул делла Торре.

Он прошаркал ногами к окну, уступленному ему Лонате, и высунулся наружу. Мессер Лонате и делла Торре обменялись понимающими взглядами.

— Клянусь всеми святыми, что тут долго размышлять? — резко повернулся к ним Джанмария и во весь голос расхохотался, представив себе Фачино Кане, униженного и изгнанного из Милана. Глупец, в эту секунду он не отдавал себе отчета в том, что всего лишь меняет одно ярмо на другое, возможно значительно более тяжелое.

Он распрощался с делла Торре и Лонате и немедленно послал за Фачино. Когда кондотьер пришел, герцог показал ему письмо Филиппе Марии.

— Это очень серьезно, — сказал Фачино, в свое время получивший образование немногим лучшее, чем герцог, однако в отличие от последнего сумевший прочитать написанное.

— Вы считаете, что Виньяте опасен?

— Его можно не бояться, пока он действует в одиночку. Но что, если к нему присоединятся Эсторре Висконти и другие смутьяны? Каждый из них ничего не значит в отдельности. Но вместе они могут представлять собой серьезную силу. И эта дерзкая выходка Виньяте может послужить сигналом к объединению.

— Что же нам делать?

— Разбить Виньяте и прогнать его из Алессандрии, пока она не стала местом сбора его потенциальных союзников.

— Тогда вперед, — распорядился герцог. — Вы обладаете всеми необходимыми средствами для этого.

— С бургундцами, пополнившими мою кондотту после Траво, у меня сейчас более двух тысяч трехсот человек. Если к ним добавится городское ополчение…

— Оно потребуется для защиты города от Эсторре и ему подобных, — перебил его герцог.

— Тогда я обойдусь без него, — согласился Фачино.

На другой день, на рассвете, его армия выступила из Милана и к ночи, преодолев половину расстояния до Алессандрии, разбила лагерь под красными крепостными стенами Павии. В ту же ночь там состоялся военный совет, на котором Белларион — единственный из всех присутствовавших — решительно возразил против наступления на Алессандрию. Он утверждал, правда несколько дидактически, что легче всего разгромить противника, напав на него в самом уязвимом месте. Фачино и его офицеры придерживались той же точки зрения, однако в отличие от Беллариона ограничивали ее только самим полем битвы. Белларион же отстаивал более широкий взгляд на вещи: он предложил, вместо того чтобы двигаться на хорошо укрепленную Алессандрию, захватить беззащитную в данный момент тиранию Лоди, а в качестве иллюстрации подобной тактики, которой он всегда отдавал предпочтение и впоследствии неоднократно пользовался, привел в пример действия афинян против фиванцев во время Пелопоннесской войны.

Фачино слегка поиронизировал над его самоуверенностью, а Карманьола решил воспользоваться благоприятным случаем, чтобы поставить новичка на место.

— Мне кажется, вы по натуре склонны избегать прямого столкновения,

— усмехнулся он, намекая на недавнее поведение Беллариона во время турнира в Милане. — Вы забываете, мессер, к чему обязывает вас звание рыцаря.

— Надеюсь, оно никого не обязывает быть дураком, — с наигранным простодушием произнес Белларион.

— Вы имеете в виду меня? — с провоцирующей вкрадчивостью в голосе поинтересовался Карманьола.

— Вы хвалитесь умением атаковать в лоб, как это делают буйволы. Но я никогда не слышал, чтобы этим полезным животным приписывалась сообразительность.

— Значит, вы решили сравнить меня с буйволом? — побагровел Карманьола, а Кенигсхофен и Штоффель улыбнулись.

— Замолчите! — рявкнул Фачино. — Мы здесь не для того, чтобы пререкаться друг с другом. Твои предложения, Белларион, частенько бывают чересчур поспешными. — На Треббии вы думали точно так же. — Черт возьми! — грохнул Фачино кулаком по столу. — Что за дерзость, Белларион! Сколько раз можно прерывать меня! Мы идем на Алессандрию только потому, что там сейчас Виньяте, но я отнюдь не собираюсь лезть напролом, имея дело с ним.

Note84

Мастиф (uсn. mastino) — большая, рослая собака, коренастая, с короткой мордой и круглой головой, сильная и активная. В кинологии разделяется на породы: английские, испанские и неаполитанские доги