Страница 3 из 4
Однако при Петре число выкрестов во власти столь возросло, что становится уже тем количеством, которое переходит в качество. И в этом может быть усмотрена и смелость, и широта мышления великого реформатора, впрочем, вполне согласные с его программной установкой выдвигать человека “по годности”, а не по происхождению.
Вот наиболее приметные из крещеных евреев, служившие надежной опорой царю в проведении модернизации страны. Фактическим главой дипломатического ведомства был вице-канцлер П. П. Шафиров, кавалер ордена Андрея Первозванного, спасший Отечество в 1711 году от унизительных условий мира с Оттоманской Портой. Первым обер-полицмейстером Петербурга был выходец из Голландии А. М. Дивьер, заслуги коего перед северной столицей неоспоримы. А первым почт-директором был Ф. Ю. Аш, проработавший на сем ответственном посту 67 лет! Пригодились России и братья Веселовские, двое из которых стали видными дипломатами, а третий обучал русскому языку великого князя Петра Федоровича. Нельзя не упомянуть и камердинера царя П. Вульфа, дослужившегося до высокого чина тайного советника, начальника тайного сыска А. Вивьера и т. д.
Замечательную роль играл при дворе и любимый шут императора Ян Лакоста, которого Петр пожаловал потешным титулом самоедского короля и подарил ему остров Соммерс в Финском заливе. Этот крещеный еврей цитировал наизусть целые главы из Священного Писания и вел с царем бесконечные богословские дебаты. Любопытное воспоминание оставил о Лакосте находившийся при русском дворе голштинский камер-юнкер Ф.-В. Берхгольц: “Я услышал спор между монархом и его шутом Лакоста, который обыкновенно оживляет общество… Дело было вот в чем: Лакоста говорил, что в св. Писании сказано, что „многие придут от востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом“; царь опровергал его и спрашивал, где это сказано. Тот отвечал, в Библии. Государь сам тотчас побежал за Библией и вскоре возвратился с огромною книгою, требуя, чтобы Лакоста отыскал ему то место; шут отозвался, что не знает, где находятся эти слова. „Все вздор, там этого нет“, – отвечал государь”. На самом же деле Лакоста лукавил, ибо совершенно точно привел по памяти слова Иисуса из Евангелия от Матфея (8:11). И смысл этого пророчества состоял в том, что языческие народы признают учение Спасителя, а народ Израиля христианства не примет. По-видимому, выкрест, но иудей в душе, Лакоста вознамерился было ненавязчиво объяснить духовный выбор своего народа, но, приняв во внимание взбалмошность и непредсказуемость царя, передумал и сослался на мнимую забывчивость.
Некоторые выкресты прямо ходатайствовали перед царем за своих соплеменников, пытаясь примирить национальное чувство с интересами империи. Так, резидент посольства в Лондоне А. П. Веселовский убеждал Петра I принять на российскую службу иудеев-врачей, поскольку страна остро нуждалась в квалифицированных медиках. А П. П. Шафиров занимал для императора большие деньги у евреев-банкиров и испрашивал царя о разрешении открыть еврейские торговые конторы в России, на что, кстати, получил согласие (сделка сорвалась по иным причинам).
С каждым из верноподданных, близких к трону, у императора складывались свои особые отношения, в коих национальность едва ли играла заметную роль. Когда влиятельный гоф-хирург, француз И.-Г. Лесток соблазнил дочь шута, еврея Яна Лакоста, царь наказал обидчика, сослав его в Казань под крепкий караул, без права переписки, где тот провел в ссылке долгие пять лет! Однако руководствовался Петр исключительно чувством справедливости, и никакой национальной подоплеки здесь нет и в помине. Показательно, что на род-племя соратников Петра обращали внимание разве что сторонние наблюдатели. Так, один шведский дипломат писал в депеше от 21 декабря 1716 года из Амстердама, где находилось тогда русское посольство, что Петр “окружен совершенно простым народом; в числе его перекрещенец еврей” (речь, по-видимому, идет о П. П. Шафирове).
Могут сказать, что с некоторыми придворными евреями царь обошелся весьма жестоко. Тот же вице-канцлер П. П. Шафиров был приговорен к смертной казни и уже положил голову на плаху, когда услышал “милостивое” петровское повеление о том, что он, лишаясь всех чинов и орденов, отправляется c семьей в ссылку и на содержание им отпущено аж 33 копейки в день. А братья А. П. и Ф. П. Веселовские, ожидая расправы, убоялись вернуться в Россию и стали первыми дипломатами-невозвращенцами. Однако никакой антисемитской подоплеки в действиях Петра по отношению к ним не было, ибо точно таким же образом поступал император и с провинившимися коренными русаками. Шафирову, к примеру, вменялось в вину казнокрадство, завышение почтовой таксы, укрывательство беглых крепостных. А. П. Веселовского подозревали (правомерно ли или нет) в потворстве бежавшему в Австрию от Петра I царевичу Алексею, а резиденту Ф. П. Веселовскому – сокрытие в Англии его опального брата. Как говорил Петр, “чтоб никто не надеялся ни на какие свои заслуги, ежели в сию вину впадет”.
Уместно в этой связи обратиться к мотивам поступков ближайшего сподвижника Петра А. Д. Меншикова. Сын конюха, светлейший князь, которого называли левой, “сердечной” рукой царя, был в сердце, в отличие от Петра, откровенным антисемитом. Когда А. М. Дивьер стал просить руки его сестры, Меншиков пришел в такое неистовство, что нещадно отлупцевал жида, и только усилиями Петра этот “неравный” брак стал возможен. Однако после кончины императора Меншиков поквитался и с ненавистным шурином (упек его в якутскую глухомань), и с ослушницей сестрой, которую сослал с детьми-жиденятами в дальнюю деревню. Именно Меншиков инициировал в Сенате обвинение П. П. Шафирова в сокрытии своего еврейского происхождения и покровительстве “жидовской родне”. Когда же Петр I находился в беспамятстве на смертном одре, светлейший 26 января 1725 года дал ему на подпись указ о лишении евреев откупов на Смоленщине, который царь подмахнул. Полагают, что именно Меншиков стоял за указами Екатерины I от 14 марта 1727 года о высылке евреев из Смоленского края за рубеж и 20 апреля 1727 года об изгнании всех иудеев из Российской империи. А при императоре Петре II, на заседании Верховного тайного совета, именно Меншиков бросил фразу, которую сегодня охотно цитируют “патриоты”: “Жидов в Россию ни с чем не впускать!”
Убежденный антисемит Меншиков может быть противопоставлен Петру I, который к евреям относился без особых предубеждений. Однако известен случай, когда на одной из ассамблей дочь барона Шафирова отказалась от предложенной царем чарки водки. “Я тебя выучу слушаться, жидовское отродье!” – прорычал взбешенный монарх (а в гневе он был невоздержан и крут!) и отвесил строптивой девице две увесистые пощечины.
Но таковы были реалии той эпохи: хоть и твердили, что человек ценится по заслугам, а не по породе, на евреев сие правило распространялось далеко не всегда. “Жидовская порода” считалась чем-то постыдным. Вот, к примеру, гетман И. С. Мазепа узнает, что императору из Полтавы поступил донос от Петра Яценко с обвинением его, гетмана, в государственной измене. Но Мазепа-то калач тертый, знает, как очернить изветчика половчее. Он сразу же берет быка за рога и в письме от 24 февраля 1708 года пишет царю: “Человек худородный, с Жида перехрист, прозываемый Петр Яценко… В Ахтырском полку промыслами, по обыкновению жидовскому, арендовыми упражняющийся…подал за рукою своею все лжи превосходящую сказку, будто я Вашему Царскому Величеству неверен”. То, что Яценко, “по обыкновению жидовскому”, не “сказку” баял, а чистую правду говорил, выяснится позднее. Петр повелит отчеканить для предателя специальный орден Иуды, которым вознамерится наградить Мазепу перед повешением. И если бы не скоропостижная смерть гетмана в турецких Бендерах, висеть бы ему, как Иуде, на осине, да еще в придачу с презренным наградным знаком в петлице. Но в рассматриваемое нами время вероломный малоросс оправдался перед царем, а его разоблачители (В. Л. Кочубей, Искра) подверглись мучительным казням; “худородный” же П. Я. Яценко был допрошен с пристрастием, а потом сгинул бесследно, быть может, повторив участь своих злополучных сотоварищей.