Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 27



Глава 2

СЕВЕРНЫЙ ВАВИЛОН

День проходил за днём, а он всё сидел в комнатах ректора, выходя лишь на утренние и вечерние службы в Троицкий собор и Благовещенскую церковь. После вечернего правила разворачивал на полу свой тощий тюфяк и укладывался, желая поскорее заснуть. Каждое утро он с надеждой ожидал новостей, а их не было. Обычно лёгкий на письма, он не мог заставить себя написать ни родным, ни владыке Платону. Отец Евграф уговаривал его пойти погулять, но Филарет отговаривался то нежеланием, то болью в ногах. На душе было смутно.

Унизительный экзамен, которому подверг его архиепископ Феофилакт, будто открыл глаза на очевидные вещи, о которых и ранее знал, но то знание было отстранённым, его напрямую не касалось. В детстве казалось, все огорчения остаются вне церковной ограды, внутри её — покой и отрада. Но нет мира и за церковными стенами... Как жить в этом ледяном и враждебном городе? Как оставаться верным своему монашескому долгу, избежать соблазнов и искушений? Было бы служение трудное — положил бы все силы, но почти месяц прошёл, а никому не нужен со всеми своими талантами!..

Но в невзначай подсунутой отцом Евграфом книге наставлений святого Антония Великого прочитал: «Прежде всего не считай себя чем-либо, и это породит в тебе смирение; смирение же породит опытность и здравомыслие, кои родят веру; вера же родит упование и любовь, кои родят повиновение, а повиновение родит неизменную твёрдость в добре».

Столица подавила его. Одно дело слышать, другое — увидеть воочию громады дворцов и широту Невского проспекта, великолепие обстановки и высокую учёность здешнего духовенства. Троицкий собор лавры оказался больше кремлёвского Успенского. В нём было на удивление светло от двухъярусных высоких окон. Чёрный, зелёный, розовый мрамор, по стенам яркие картины светских живописцев на божественные сюжеты, бронзовые золочёные двери царских врат, высокие колонны коринфского ордера, лепнина, скульптуры... «Да полно, наш ли это, православный ли храм?» — подумал в первое мгновение Филарет. Но читались те же Часы, так же диакон обходил с кадилом стены, так же в гулкой тишине звучало чтение Евангелия... «Возлюби смирение, и оно покроет все грехи твои», — утверждал великий авва Антоние, но как же трудно смириться с пренебрежением сильных мира сего.

Они оказались чужими друг другу — иеродиакон Филарет и Санкт-Петербург.

В тот год просвещённые столичные умы занимали две проблемы: реформы и отношения с Францией. Всеобщее недовольство, охватившее русское общество после Тильзитского мира, побудило Александра Павловича вернуться к масштабным планам Сперанского. Оба они хитрили друг с другом. Государь желал вернуть себе симпатии дворянского общества путём внедрения некоторых европейских норм и форм государственной жизни при сохранении своей самодержавной власти. Умный попович, точно, готовил такой план, но имел под рукой и иной, рассчитанный на установление «решительною силою» ограничений самодержавия и утверждения «власти закона». Готовилась подлинная «революция сверху», основанная на логике, здравом смысле и европейском печальном опыте.

Александра Павловича весьма озабочивали финансовый кризис и неразбериха в судах, что и побуждало его поощрять деятельность Сперанского, но тем не менее дела внутренние были в большей степени регулируемы его волей, чем дела внешние. Государь фактически сам стал министром иностранных дел. Внешняя политика чрезвычайно занимала его, позволяй в полной мере проявить ум, хитрость, лукавство, твёрдость и незаурядное личное обаяние. Отношения с Пруссией он наладил более чем дружеские, с Австро-Венгрией сохранялся извечный прохладный союз, с Англией удалось установить «единодушие и доброе согласие» (император приказал российским послам за границей препятствовать распространению памфлетов о руководящей роли британского посла в Петербурге лорда Чарльза Уитворта в убийстве императора Павла. Оставалась Франция с её непредсказуемым и потому опасным Бонапартом.

Повелитель Франции к тому времени сокрушил Австрию, заставил помириться с ним Англию, господствовал над Голландией и Бельгией, откровенно давил на итальянские земли, на многочисленные германские королевства и курфюршества; внутри страны он обладал полной и безоговорочной поддержкой всего народа (с мнением эмигрантов-аристократов считаться не приходилось). В 1804 году был опубликован Кодекс Наполеона, предложивший Франции стройную систему законов, основанную на буржуазных принципах. В том же году Наполеон объявил себя императором, опираясь на согласие трёх с половиной миллионов французов, заявленное на плебисците. Для коронации он потребовал приезда из Рима папы, и Пий VII не рискнул отказаться. Будь это просто разбойник, захвативший корону, его можно было бы презирать. Однако новоявленный французский император был силён и чрезвычайно активен, ставя перед собою грандиозные планы преобразования мира — во имя распространения высоких принципов «свободы, равенства и братства», впрочем, не стесняя себя самого ни моралью, ни приличиями.

Неудачная война против Бонапарта в 1805—1807 годах в союзе С Англией, Австрией и Пруссией вынудила Александра Павловича пойти на заключение в Тильзите мирного и союзного договора с самым опасным врагом, которого ещё недавно клеймили с церковных кафедр как «богоотступника и антихриста». Военные неудачи и желание иметь свободные руки в войне со Швецией пересилили на время недовольство русского общества прекращением торговли с Англией. В то же время государь отлично сознавал, что мир с Наполеоном не только вынужденный, но и вооружённый. Он вызвал из деревни генерала Аракчеева, поручив ему реорганизацию артиллерии[19]. Генералы Барклай де Толли и Багратион в начале 1809 года завершили завоевание Финляндии, для которой Александр Павлович уготовил положение автономии в составе Российской империи. Положение на южных границах менее беспокоило, ибо Турция и Персия были слабыми противниками.

Дипломатическая борьба побуждала царя совершать многочисленные путешествия по Европе, которую он считал столь же, если не больше, своим домом, сколь и Россию. Но удивительная империя, раскинувшаяся на трёх континентах, была всё же дороже: то была его родина и его мастерская.



В конце января 1809 года состоялось освящение возведённого по проекту Кваренги здания Смольного института благородных девиц. Матушка попросила его непременно присутствовать, но государю и самому интересно было посмотреть на новое украшение его столицы.

Путь от Зимнего был неблизкий, однако гнедая шестерня, лихо погоняемая первым царским кучером Ильёй Байковым, домчала их по накатанному насту быстро и покойно. Тяжёлая карета, поставленная на полозья, едва покачивалась на смягчающих тряску ремнях. Александр Павлович, его мать и супруга невольно заговорили о том, насколько приятнее ездить по русским дорогам зимою, чем летом.

На подъезде к Смольному стояли два стройных ряда семёновцев с ружьями «на караул», во дворе самого института — преображенцы.

Здание производило сильное впечатление. Спланированное «покоем», оно было обращено крыльями к парадному двору. Центральная часть, украшенная восьмиколонным ионическим портиком с фронтоном, была вознесена на мощное арочное основание. Тут были красота, строгость и величие. Правда, никакого сходства со Смольным монастырём... Но он в прошлом, как и вся допетровская и послепетровская Русь. Пришло время императорской России.

Во время молебна и освящения государь осмотрел внутренние покои института и выразил своё удовлетворение отсутствием роскоши.

   — Полагаю, девицам из благородных семей приличнее воспитываться в скромной обстановке.

   — Vous avez parfaitement raison[20], — заметал шедший радом князь Голицын, — научиться мотовству проще простого, оно в самой женской природе.

19

Он вызвал из деревни генерала Аракчеева, поручив ему реорганизацию артиллерии. — Аракчеев Алексей Андреевич (1769—1834) — русский государственный деятель, временщик при дворах Павла I и Александра I. Сын небогатого помещика, он закончил артиллерийский и инженерный кадетский корпус. Ещё в 1792 г. был рекомендован наследнику престола Павлу, который вскоре назначил его инспектором гатчинской артиллерии и пехоты, гатчинским губернатором, а в 1796 г.— петербургским городским комендантом. При Павле I Аракчеев фактически руководил реакционными преобразованиями в армии. Несмотря на огромное влияние, Аракчеев дважды увольнялся Павлом I в отставку (1798; 1799—1801). Александр I возвратил его в Петербург и восстановил в должности инспектора артиллерии, в которой тог провёл рад положительных преобразований. С 1808 г. он стал военным министром, с 1810-го — председателем военного департамента Государственного совета. С 1815 г. фактически сосредоточил в своих руках руководство Государственным советом, Комитетом министров и Собственной его императорского величества канцелярией, был единственным докладчиком царю по большинству ведомств, в том числе Синода. Проводил политику крайней реакции, полицейского деспотизма и грубой военщины. Пользовался всеобщей ненавистью современников.

20

Вы совершенно правы (фр.).