Лунный перелет

После восемнадцатичасового путешествия в темноте, на «Виланде» засиял дневной свет, не оставлявший уже путешественников до конца пути.

Яркое теплое солнечное сияние заливало теперь освещенную сторону ракеты, тогда как затемненная продолжала пребывать к глубокой тьме. Безоблачный день улыбался сквозь окна, обращенные к солнцу, и черная, мрачная ночь зияла из окон противоположной стороны.

День здесь не походил на земной. Над «Виландом» не тянулось синее небо: небесный свод оставался густо черным, и на нем спокойно блестели звезды. Даже вблизи солнца можно было различать каждую звезду. Если бы Коперник в свое время имел в своем распоряжении такую машину, как «Виланд», ему не пришлось бы сойти в могилу, ни разу не видав Меркурия.[11]

Те предметы, на которые солнечные лучи падали непосредственно, и наружные оконные рамы светились сверхъестественным фосфорическим блеском, являясь резким контрастом черному небу, и отбрасывали свет внутрь ракеты; в результате последнее действие Земли на ракету — тени — исчезло.

«Виланд» безостановочно продолжал свой космический путь. Расстояние между ним и Землей увеличивалось с каждым часом на тысячи километров.

Ясный, светящийся лик Луны становился полнее и шире, а шарообразная Земля приобретала все более пластическую форму.

От времени до времени по диаметру серпа Земля можно было точно измерять расстояние «Виланда» от Земли и определять скорость его в каждый отдельный момент.

Поскольку не мешали облака, можно было распознавать на освещенной части Земли ее отдельные очертания и отличать коричневатые рельефы суши от темных морских пространств. К северу от тропиков коричневый цвет земной поверхности переходил в светло-серые тона. Северное полушарие было покрыто снегом, а северный полюс оставался скрытым во тьме полярной ночи.

Целыми часами проводил Алекс у большого телескопа, который был теперь направлен вниз, и наблюдал за появлением и исчезновением отдельных частей Земли.

За вращением Земли было так же легко наблюдать, как и за движением заходящей Луны на Земле.

Через телескоп можно было видеть едва уловимые очертания больших городов, которые казались чуть заметными блеклыми точками. Тени больших горных хребтов как Кордильеры, Альпы, Карпаты и Гималаи, значительно облегчали ориентировку.

— Хорошо было бы, — заметил однажды Алекс, — если в нашем распоряжении были сильные подзорные трубы, которые дали бы нам возможность различать отдельные дома. Мы могли бы тогда увидеть Фридрихсгафен и контролировать кривую нашего воздушного крейсера.

— Небольшой поворот, — и глаз перескочил бы от Бухареста в Нью Йорк.

— Потерпи недолго, дядя, и в твоем распоряжении будет подобный телескоп, — заметил Гардт. — Как только мы покинем «Виланд», я построю такую комбинацию линз, которая окажется в десять раз сильнее самого мощного телескопа в мире. Тут нет туманного воздуха, поглощающего лучи, которые препятствовали бы нам использовать любое увеличение. Да, не замечаешь ли ты, что стало холодновато?

Действительно, температура внутри корабля упала ниже точки замерзания. Теплота, которую породило трение о воздушную оболочку Земли, давно уже улетучилась, а электрическое отопление не могло заменить потери тепла.

— У меня имеется весьма легкое средство установить любую температуру. — сказал инженер. — Для этого нужно лишь уловить солнечное тепло. Но…

— Какое тут «но»! Солнце очень мало пострадает, если уделит нам кое-что из своего изобилия.

— Да, солнце-то не проиграет, но директор Кампгенкель…

— Какое дело Кампгенкелю до того, что мы тут мерзнем?

— Нас потеряют из виду…

— Решительно ничего не понимаю!

— Гм! Ты, вероятно, заметил во время подъема, что внешняя оболочка ракеты на одной своей стороне выкрашена в черный цвет, а другая — отполирована, как зеркало. Зеркальный слой обращен к Солнцу и отражает не только солнечный свет, — благодаря чему мы хорошо видимы с Земли, — но также и теплоту Солнца. Если я поверну нашу ракету так, что черная ее половина будет поглощать солнечные лучи, ракета станет значительно слабее отражать лучи в пространство. У нас тогда будет тепло, но на Земле нас потеряют из виду.

Там все станут ломать голову над тем, куда мы девались. Тот минимум света, который черная поверхность ракеты будет отбрасывать, вряд ли окажется достаточен, чтобы проникнуть через воздушную оболочку Земли, от которой нас теперь отделяют 150000 километров с лишним.

— Это неприятно, — проворчал ученый. — Но неужели ты не можешь устранить это неудобство отоплением?

— Чтобы на нашем огромном «Виланде» поднять температуру от 270° ниже нуля до комнатной температуры, необходимо такое громадное количество тепла, которого мы не можем получить [с] помощью имеющихся в нашем распоряжении средств. Об этом нечего и думать. Придется, очевидно, лишить земных наблюдателей возможности видеть нас в течение некоторого времени.

— Как произойдет этот поворот?

— Между помещением для жилья и баками расположены три маховика, которые приводятся в движение небольшими электромоторами. Оси этих колес перпендикулярны друг к другу; при вращении маховика, ось которого совпадает с осью длины ракеты, вся ракета, согласно законам механики, двинется в противоположном направлении. Таким образом, ракета может получить любое направление при помощи маховиков. Эти гигантские колеса должны вращаться очень быстро. Чтобы ракета перевернулась в течение одной минуты, колеса должны в то же время совершить во столько раз больше оборотов, во сколько раз их масса меньше массы «Виланда».

При этих словах Гардт включил мотор.

Послышался глухой шум, который постепенно перешел в свист. Медленно, почти незаметно, солнце и Земля обернулись вокруг «Виланда»; еще полминуты — и поворот кончился. Свист снова перешел в ворчание, в глухой шум и замолк.

Так случилось то, что человечество потеряло ракету Гардта из виду и считало ее погибшей.

Глава 17

Свобода

Работа взрывного механизма ослабела, и движения пассажиров становились с каждой минутой все более необычайными.

Наши путешественники вовсе перестали ходить. Вместо этого, им приходилось все время кувыркаться самым причудливым образом. Они к этому привыкли, как к обыденному явлению. Малейшее неосторожное движение — и человек летел вверх или в сторону. На полу можно было удержаться лишь в том случае, если осторожно и медленно ползать, держась за прикрепленные всюду поручни.

Когда сила тяжести уменьшилась в тысячу раз, и вес человека в соответствии с этим упал до 70 граммов, Ганс пригласил своего дядю совершить вместе с ним экскурсию за борт ракеты.

Надо сознаться, что дядя Алекс не особенно был расположен оставить крепкую оболочку «Виланда» и отдаться всецело во власть неизвестности; однако, такая прогулка крайне улыбалась ему. Любопытство оказалось сильнее страха неизвестности, и он перестал колебаться. К тому же, за последнее время он до того привык к состоянию невесомости, что перестал опасаться каких-либо сюрпризов с этой стороны.

Резиновые костюмы были приготовлены. Гардт облачился в такой костюм, и только шлем оставался еще у него в руках. Он поворачивал его во все стороны и тщательно осматривал.

— Тяжесть столь ничтожна, — заметил он мешкавшему еще археологу — что мы будем отдаляться в открытом пространство от нашей машины лишь со скоростью одного сантиметра в секунду, а такая скорость не представляет никакой опасности.

— Да, — согласился дядя Алекс, — понемногу привыкаешь к мысли, что вся наша жизнь и благополучие зависят здесь исключительно от твоих математических формул, а смерть явится в результате какой-либо ошибки в твоих расчетах.

— А разве на Земле обстоит иначе? — спросил Гардт, улыбаясь…

Ганс Гардт преподал дяде еще некоторые правила поведения вне корабля и предупредил его, чтобы он немедленно поспешил обратно на машину, как только почувствует малейшее затруднение в дыхании. Гардт подробно объяснил ему также устройство и употребление телефонного кабеля, который был намотан на катушке. Один конец кабеля был протянут внутри шлема и включен в микрофон, другой конец надо было соединить снаружи с каким-либо из многочисленных штепселей на машине.

11

Великий реформатор астрономии ни разу не видел этой планеты, так как для невооруженного глаза она теряется в солнечных лучах (в тех широтах, где жил Коперник).