Страница 2 из 15
Вся округа знала – этот молодой человек с детства испытывал интерес к железу и двигателям, а окончив курсы при заводе в Клермон-Ферране, он стал признанным в округе мастером. Иной раз соседи даже судачили – вот уехать бы парню в Париж и выучиться там на настоящего инженера. Но, с другой стороны, покинуть родной край насовсем, жить в большом городе… Нет, качали головами виноделы и пастухи, это здесь, среди потухших вулканов и зеленых долин столичные гости умиляются окситанскому говору, а дома на обладателя такой речи они будут смотреть, как на жалкую деревенщину…
Хотя, быть может, и стоило попробовать, возражали другие соседи. И у них были свои резоны. Ведь Франция переживала невероятный автомобильный взлет. Уже закрылась в Париже последняя линия конного омнибуса, и шестьсот автозаводов от Peugeot и Renault до Berliet и даже Delaunay-Belleville, поставщиков русского императорского двора, наперебой предлагали почтеннейшей публике множество самоходных экипажей. Во всем мире большинство автомобилей были французского производства. Так что у хорошего механика была возможность основательно продвинуться, несмотря на окситанский акцент[2].
Работу Арман закончил быстро и заверил почтенных гостей, еще наслаждавшихся десертом, что с машинами теперь всё в порядке. Вдали, на дороге, ведущей из города, показалась движущаяся точка. Очень скоро Арман разглядел верхового, а потом и узнал его – это был младший брат Валери, отправившийся утром за мелкими покупками. Но сейчас он спешил так, будто вез не горсть пуговиц, дюжину вилок и пару секаторов, а, как минимум, донесение лейтенанта де Ботерна королю об успешном завершении охоты.
– Арман! – еще издали закричал Валери. – Война!
Подскакав и спешившись, подросток добавил взволнованно:
– Боши объявили нам войну! Мне мсье Люка сказал, а он сам видел телеграмму в мэрии!
Валери действительно был еще очень молод… Даже Наполеона не застал.
Попытки заранее ограничить процесс очередного раздела мира рамками, не превосходящими пределов культурного кровопролития, конечно, были. Так, 12 августа 1898 года министр иностранных дел России граф Михаил Муравьев адресовал, как говорится, граду и миру, дипломатическую ноту следующего содержания: «Охранение всеобщего мира и возможное сокращение тяготеющих над всеми народами чрезмерных вооружений являются целью, к которой должны бы стремиться усилия всех правительств. Всё возрастающее бремя финансовых тягостей расшатывает общественное благосостояние. Сотни миллионов расходуются на приобретение страшных средств истребления, которые, сегодня представляясь последним словом науки, завтра должны потерять всякую цену ввиду новых изобретений. Государь Император повелеть мне соизволил обратиться к правительствам государств, представители коих аккредитованы при Высочайшем Дворе, с предложением о созыве конференции в видах обсуждения этой важной задачи».
Увы, та самая Гаагская конференция хоть и состоялась, но не особо помогла. Пользу сумели извлечь только британцы, получившие впоследствии компенсацию в шестьдесят пять тысяч фунтов за обстрел рыболовной флотилии и потопление одного суденышка – Вторая Тихоокеанская эскадра вице-адмирала Рожественского, едва начав путь навстречу грядущей Цусиме, наткнулась на рыболовов. Кто-то принял их за японские миноносцы, неведомо как попавшие в Немецкое море, и скомандовал огонь на поражение. Тогда же, кстати, несколько снарядов с броненосца «Князь Суворов» прилетело совсем не по назначению, чуть не потопив пока еще ничем не примечательный крейсер «Аврора».
«Сильная Германия желает, чтобы ее оставили в покое и дали развиваться в мире, для чего она должна иметь сильную армию, поскольку никто не отважится напасть на того, кто имеет меч в ножнах… Все государства, за исключением Франции, нуждаются в нас и, насколько это возможно, будут воздерживаться от создания коалиций против нас в результате соперничества друг с другом», – говорил старый мудрый Бисмарк, считавший войну, тем паче против России, довольно-таки скверным способом улучшить свою жизнь. Но к 1914 году «железный канцлер», увы, почил в относительном мире, а его нерадивый ученик кайзер Вильгельм II так и не исцелился – ни от обид на категоричный тон, которым Бисмарк наставлял его в искусстве править Германией, ни от острого желания поступать наоборот.
Кайзер желал, чтобы германская столица была признана «самым прекрасным городом в мире». Хотя Берлин начала ХХ века и так являлся одним из центров прогресса. Уже к концу XIX века здесь было десять вокзалов. С 1905 года по всему городу ходили автобусы, образуя единую систему общественного транспорта. В 1913 году автомобильное движение достигло такой интенсивности, что пришлось расставить на улицах регулировщиков. У кайзера имелся собственный автомобиль «Даймлер» с клаксоном, исполнявшим мелодию из оперы Вагнера «Золото Рейна».
Знаменитый дирижабль графа Цеппелина висел над городом и был виден отовсюду – ночью его освещали мощные прожектора. На боках воздушного корабля красовались рекламные баннеры. Siemensstadt, завод и штаб-квартира электрической компании, занимал обширный квартал целиком. В 1913 году здесь трудилось семь тысяч человек, в том числе три тысячи в электромоторном цехе и столько же – в цехе электрокабелей.
Многие германские граждане, как столичные, так и приезжие, находились в состоянии, близком к экстазу, наблюдая за берлинским почти совершенством. Оркестры в кофейнях бесконечно исполняли патриотические мелодии.
Предвоенный мир был прекрасен, богат и полон скрытых противоречий. И вот, наконец, летом 1914 года рванула «пороховая бочка Европы» – произошли печальные события на Балканах. В этом регионе противоречия Тройственного союза и Антанты, двух враждующих европейских блоков, проявлялись особенно остро. Возлагать надежды если не на полное примирение, то хотя бы на самый худой мир не приходилось после того, как несовершеннолетний туберкулезник Принцип, студент и идейный террорист, застрелил наследника престола Австро-Венгерской империи. Который, кстати, был одним из самых упорных противников назревающей войны. Хотя тогда почти все были одновременно ее противниками, по крайней мере, на словах, а на деле люто жаждали кто реванша, кто новых побед, кто новых территорий.
И началось…
Немецкая актриса Тилла Дюрье, искренне радуясь, писала в эти дни: «У нас война! Еда стынет, пиво становится теплым, но нам до этого нет никакого дела. У нас война!» Ассоциация немецких евреев объявила, что каждый немецкий еврей «готов пожертвовать на нужды войны всю свою собственность и даже кровь».
25 июля Германия начала скрытую мобилизацию без официального объявления.
28 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну.
29 июля Николай II отправил Вильгельму II телеграмму с предложением «передать австро-сербский вопрос на Гаагскую конференцию». Ответа не последовало.
1 августа Германия объявила войну России, а 3 августа – Франции. Мир, стоявший на грани, перешагнул ее. Мечты о грядущем возвращении Золотого века снова оказались несбыточными. А в Железном веке человечество ожидало множество пренеприятных сюрпризов…
За много лье от маленького Клермон-Феррана в огромном Санкт-Петербурге жизнь пока еще тоже шла своим чередом. Василий привычно приступил к повседневному труду ни свет ни заря. Как то было заведено на Охте с тех самых пор, как государь Петр Алексеевич основал на невских берегах свою новую столицу. Тогда помимо служивого люда, артельщиков-строителей, корабельных мастеров потянулись сюда и те, кто обеспечивал всю эту ораву пропитанием, – огородники, рыбаки, молочницы. Вот молочницы на Охте и жили. Их мужья и сыновья были пастухами, столярами, позолотчиками, а женщины из поколения в поколение ранним утром спешили к переправе через Неву с кувшинами парного молока. Даже сам Пушкин их собирательный образ увековечил. Охта весь город молоком поила. Одна из городских легенд даже утверждала, что лично Петр Великий повелел доставить на Охту породистых молочных коров, голландских и холмогорских.
2
Окситанский язык, или лангедок (langue d’oc, lenga d'òc) – характерный для южной части Франции язык, родственный каталанскому.