Страница 100 из 120
Второй принцип составления этнографических карт брал за основу «второе самоназвание». Поскольку подавляющее большинство населения Белоруссии и Украины на вопрос: «Кто ты?» отвечало: «Русские» или «Руськие», задавался и уточняющий вопрос. И тут можно было услышать весьма экзотические ответы: тутейшие, чернорусы, хацюны, полищуки, пенчуки, малороссы, ятвяги, кривичи, белорусы, берестюки, украинцы, казаки, гидуны (даже так!), севрюки т. д. кого в какую нацию занести зависело от политических пристрастий «картографа». Например, самоназвание «литвин». По-польски это значит «литовец». Белорусы утверждают, что это слово — синоним слова «белорус». На Украине исходят из того, что литвины — это субэтнос украинского народа, наподобие гуцулов или лемков. Так что в разные годы на спорных украинско-белорусских территориях получался абсолютно разный результат переписи.
Возьмем, например, для справки Северное Полесье.
Данные российской военной статистики за 1875 год: малороссов — 85%.
Перепись населения 1897 года: малороссов и белорусов практически поровну — по 40%.
По переписи 1909 года около 90% населения было причислено к русским.
По переписи 1931 года (когда этот край входил в состав Польши) ведущим этносом — более 50% населения — стали уже «тутейшие». И резко возросло количество поляков — до 10%.
В послевоенных переписях количество белорусов здесь прочно стабилизировалось в районе 85%, количество же украинцев составило 34%.
Так что «этнографические» карты никак не могли ответить на вопрос «чья земля?». Переговоры между делегациями зашли в тупик.
Начался поиск «третейского судьи». Сначала им захотел выступить руководитель УНР Михаил Грушевский. В качестве компромисса он предложил создать на спорных территориях «белорусскую автономию». Как назвал ее Михаил Сергеевич — «белорусский Пьемонт». Но белорусы внутренне возмутились: это что за Пьемонт без Италии? Вежливо, но твердо отказались. Тогда в «третейцы» пригласили завкафедрой русской истории Киевского университета Довнар-Запольского. Украинская сторона пропустила факт, что Довнар-Запольский — белорус, и в итоге ученый заявил, что Белоруссия не только имеет право на все Полесье, но и на земли значительно южнее. Где точно должны были пролегать границы «Великобелоруссии», Донвар не объяснил, но южнее Полесья уже Подолье и почти Молдавия. Мотивировал профессор подобные притязания гениально просто: «на востоке наши белорусы обрусели, на западе значительно ополячены, а наша южная часть самая ценная и в национальном, и в экономическом отношении». С большим трудом делегации УНР удалось исключить господина профессора из переговорного процесса.
Договаривающиеся стороны попытались провести плебисцит на промышленных предприятиях Гомеля, выяснить, за кого рабочие: за БНР или УНР? Рабочие огорчили обе народные республики, поскольку в подавляющем своем большинстве высказывались за «единую и неделимую Россию». После этого у обеих делегаций пропало желание опрашивать население спорных территорий.
Тогда белорусы решили апеллировать напрямую к «хозяину» — немецким оккупационным властям. И неожиданно для себя получили поддержку. Начальник германского генштаба генерал Гинденбург приказал немецким картографам провести демаркацию «межгосударственной границы по белорусским меркам». Поддержка объяснялась в первую очередь старым проверенным лозунгом «разделяй и властвуй». До этого Германия сделала много «одолжений» УНР.
Но Рада абсолютно не справлялась с возложенными на нее обязанностями. Она не обрела авторитета в обществе, не выстроила убедительной государственной структуры, занимаясь только принятием никем не замеченных громких законов и застольев после этого. Но самое главное, Рада не справлялась и с обещанными поставками сырья и продовольствия. Из-за этого 28 апреля 1918 года (без единого выстрела!) немцы упразднили УНР, а на ее месте была провозглашена «Украинская Держава» во главе с гетманом Павлом Скоропадским.
Делегация БНР все еще пребывала в Киеве и пыталась вступить в переговорный процесс с новоявленным украинским руководителем. Но Скоропадскому, решавшему важный самоидентификационный вопрос: «Я кто — русский генерал? украинский гетман? или же немецкий холуй?», было не до проблем с марионеточной БНР.
В середине июня 1918 года белорусская делегация несолоно хлебавши уехала в Минск, оставив решение территориального вопроса на потом. А потом в Киев и Минск вступила Красная Армия, и правительство БНР сбежало в эмиграцию. Навсегда.
После советско-польской войны 1920 года большинство спорных территорий окажется в Польше. После воссоединения Западной Украины и Западной Белоруссии между властями УССР и БССР чуть было не вспыхнули старые споры. Но Сталин принял соломоново решение, разрезав спорные земли пополам. С 1991 года весьма условная административная граница превратилась во вполне осязаемую государственную, по обе стороны которой живут люди, имеющие одинаковую бытовую культуру, говор, традиции, но с различной национальной самоидентификацией.
Тем, кто на Украине любит рубить с плеча в вопросах языка, веры, национальности, не следовало бы забывать, в каких сложных спорах и дискуссиях рождались эти самые границы, и что нерушимыми их может сделать только политика толерантности к гуманитарным вопросам внутри Украины.
Не менее болезненно выстраивались границы и с другим восточнославянским соседом — Россией.
В свое время в Швейцарии пересеклись пути двух таких личностей, как Владимир Ленин и Дмитрий Донцов. И хотя Владимир Ильич абсолютно не принял идей будущего отца «украинского интегрального национализма», в работах Ленина Украина стала фигурировать как территория, имеющая право на самоопределение наравне с Польшей и Финляндией.
В дальнейшем эта точка зрения была выражена в написанном 28 декабря 1919 года Лениным «Письме к рабочим и крестьянам Украины по поводу побед над Деникиным», где в частности говорилось: «Мы, великорусские коммунисты, должны быть уступчивы при разногласиях с украинскими коммунистами-большевиками и боротьбистами, если разногласия касаются государственной независимости Украины, форм ее союза с Россией, вообще национального вопроса». Этот взгляд у «вождя мирового пролетариата» сохранился и в дальнейшем, например, когда началась украинизация. Владимир Ильич телеграфировал Сталину по этому поводу: «насчет языка все уступки и максимум равноправия».
Так что утверждения украинских националистов о том, что «красная Москва продолжала политику царизма по отношению к Украине», мягко говоря, не соответствуют действительности. Скорее наоборот, в 20-х и первой половине 30-х годов официальная советская позиция была весьма близка ко многим заявлениям современных украинских националистов.
Это касалось вопросов языка (украинизация), религии (создание автокефальной церкви), исторической науки (в ней даже Хмельницкий рассматривался как приспешник русских феодалов) и многих других.
Все это привело к тому, что многие близкие к украинскому национализму люди вошли в КП(б)У и составили в ней очень влиятельную фракцию, так называемых «национал-коммунистов». Среди них выделялись генеральный секретарь ЦК КП(б)У Каганович, руководитель Украинского ГПУ Балицкий, Генпрокурор УССР, а потом — нарком образования Скрыпник, руководитель республиканского Наркомпроса Шумский и так далее. Идейную основу выстраивали и некоторые деятели типа чекиста Хвылевого (Фителев), открыто призывавшего тогда: «Геть від Москви!», и известного партийного конформиста Маяковского, написавшего в те годы столь любимые современными националистами строчки: «Москаль, на Украину зубы не скаль».
Корректность советской власти к украинскому движению проявилась и в обозначении границ Советской Украины, которые практически совпадали с границами УНР, провозглашенными в третьем универсале Центральной Рады. Находившиеся тогда в руководстве УССР товарищи уже считали себя удельными князьками, поскольку образованный в декабре 1922 года СССР еще не воспринимали как единое государство. Поэтому руководство УССР собиралось расширить зону своего влияния за счет РСФСР.