Страница 22 из 135
- Да ты - вообще, кто? А вернее, ЧТО такое? Мираж? Видение? ... призрак? ТЫ - НИЧТО! И сделать мне ничего не сможешь. Разве я не прав?
(замер, выжидая, невольно наклонив голову набок и подначивая меня взглядом)
Тяжелая пауза. Молчу.
- Да и вижу тебя, как уже давно убедился, только я, - резко выстрелила взглядом ему в глаза, ища ответы и подтверждения догадкам, - так что и сказать никому ничего не сможешь.
Проиграв, опускаю взгляд.
Он прав. Прав, черт дери, ПРАВ!
- Я так и думал.
Глава 17. Месть
Бой проигран, но война еще не закончена. Всё главное - впереди...
И не будь я Витторией, если сдамся.
НЕ СДАМСЯ!
***
И пусть первое время я была сломлена... раздавлена. Растрощена. Пусть.
И что, что если и выбиралась из своей ямы, то всячески избегала встречи с Томмазо? И что, что боялась его взгляда, его слов, очередного своего жуткого падения,
... его насмешки?
И что?
Ведь затем пришло оно. Пришло прозрение.
Прозрение и большие перемены...
(хоть и не сразу)
МЕСТЬ.
Она перестала быть просто словом для меня.
Перестала ознаменовать что-то ужасное, неприемлемое. Жуткое.
Она стала моей манией.
Она стала моей жизнью.
Я откинула предрассудки. Откинула чувство вины перед Фернандо за свое увлечение.
В конце концов, откинула даже гуманность...
Во мне окончательно умерла... слабая, нежная, хрупкая Виттория де Авалос.
Я знала, чувствовала, понимала, что Фернандо больше нет.
И согласилась на право свободы.
Согласилась.
Согласилась на перемены. На ту жизнь, что мне была уготовлена с произошедшими давным-давно переменами.
Странно, что на все это понадобилось столько времени. Времени, чтобы саму себя отпустить. Вызволить из темницы и взять в руки, словно флаг, право на жизнь.
Виттория Колони.
С тех самых пор я стала Колони. Какой родилась. Такой и умру...
И да. Этот подонок мне тоже разбил сердце. Хватит оправдываться. Отрицать.
Унизил и растоптал. И он за всё... и всех ответит.
Что ж, дай мне силы моя земля, моя Великая Искья, свершить задуманное. Та, на которой взросла, в которой погребена,
... и на которой воскресла.
***
Конкретного плана не было. Только злость. Злость, яд и презрение.
Резкие, уверенные шаги по коридору. Еще один заворот - и вошла в зал.
Увидел. Обратил внимание.
Не дожидаясь приглашения, вальяжно расселась на софе, как раз напротив НЕГО. Исполненный превосходства, пренебрежительный взгляд обрушила на мерзавца. Едкая ухмылка.
Чуть не поперхнулся. Спешно (неосознанно) оставил тарелку и учтиво вытер губы салфеткой (впитана в кровь жеманность).
- Я так понимаю, на тебя не подавать? - улыбнулся.
Молчу, все еще маня его своей дерзостью.
Замер. Выжидание, но поняв, что не отвечу, продолжил:
- Ты не сильно расстроишься, если я продолжу свой завтрак, а ты лишь будешь довольствоваться видом еды? Или познать запах тебе тоже доступно?
(молчу, едко усмехаясь)
Нет, можешь облизаться, я никому не расскажу.
(схватил нож, вилку и принялся резать свой бекон).
Давно тебя не видел. Пряталась? Я надеюсь, не обидел в прошлый раз, ваше великолепие?
- Так много воды в словах, смотри не захлебнись.
(рассмеялся (сквозь набитый рот), хотя и видно было по глазам, что задела грубостью; прожевал)
- Зачем явилась? Снова будешь взывать к моей совести?
(схватил маленькую ложечку и стал разбивать яйцо)
(молчу)
Или ты решила просто промозолить мне глаза до той степени, чтобы я ослеп или сгорел от злости?
(мило, лживо улыбнулась)
- Пусть я не могу тебя удушить, или заставить это яйцо застрять в твоем горле. Но поверь, я найду способ полыни добавить в твою бездну мёда.
Расхохотался.
(но ложку отложил, так и не съев яйцо)
- Была бы ты живой, настоящей, я бы тебя проучил, - добавил с графина себе в бокал еще вина. - А так мне тебя только жаль.
(яд пускаю)
- Поверь, я куда живее и настоящее тебя. Ты - мгновение, а я - вечность.
И я не тороплюсь... в отличии, от некоторых. Неправда, Томмазо? Сколько тебе сейчас? И сколько еще осталось? Кто после тебя останется? И что их ждет?
Улыбнулся; молчит. Резко отодвинул стул и встал из-за стола (бокал подхватил с собой). Шаг ближе. Взгляд - на меня.
- Сколько бы мне не осталось, я проживу это время так, как захочу, - большой глоток, словно запивая напутствующую (самому себе) речь. - И поверь, ты, как и остальные, будете давиться от зависти. И когда я уйду - я... уйду, а не как "кое-кто", неприкаянное отродье, бесцельно снующееся по земле и вымаливающее себе место под солнцем. Ах да, и ЧТО или КТО после меня останется - мне глубоко плевать. Плевать на все ваши условности, привязанности и мечты. Я есть я, и не стоит со мной тягаться - кружева порвутся.
(расхохоталась, встала, поравнялась с ним; шаг ближе, вплотную, как никогда доселе себе не позволяла - да так, чтобы дыхание мое почувствовал на совей коже)
- Ты меня еще полюбишь, - съязвила.
Ухмыльнулся. Шаг в сторону, полуоборот, а потом снова уставился на меня. Вдруг поднял вверх бокал и едко прыснул:
- Уже люблю, моя дорогая. Уже люблю... Кстати, красиво платье. Ты в нем похоронена?
***
Я преследовала его везде и всюду, буквально ходила за ним по пятам, пытаясь разозлить, отравить его жизнь своим присутствием, осуждением и злостью. Эдакая совесть, которую ему в тело забыл Бог добавить при рождении. Был ли это завтрак, поздний ужин, деловая встреча... или свидание с одной из его любовниц (ах да, их было около десятка, если не больше). Везде я - рядом с ним.
Да всё пошло наперекосяк и вышло из-под контроля...
Это стала какая-то больная игра, причем нас двоих.
Жаркие сражения.
Томмазо перехватил инициативу и теперь сам давал бал, когда хотел.
Рыжего Ангела в Арагонезе по-прежнему не было, а потому я невольно и беспрепятственно заняла место его "супруги" (хотя видеть меня мог, как и доныне, только он).
Но что самое смешно, отказаться от старой затеи я уже не могла, хоть и сильно хотела...
Торре не на шутку нервировало мое отсутствие, а вернее "невозможность" меня лицезреть рядом с собой в той или иной момент своей жизни. За что расплата (мое своевольность и "некорректное" поведение) была скорой и непомерно высокой.
Томмазо заводила мысль о том, что делал мне неприятно , заставлял гневаться или (чего греха таить) ревновать (странно, это, конечно, осознавать, учитывая его поступки и мою ненависть к нему за это, но, видимо, слишком привыкла, привязалась к Томе, хватаясь за ублюдка, как за единственную соломинку, ведущую из моей ямы).
Любые дела он обязательно стал изворачивать так, чтобы кому-то сделать неприятно. Больно. Или едва ли не смертельно... И всё сие я должна была наблюдать воочию, дабы дать насладиться этому демону его победой и моим жутким поражением.
Более того, его больше не вдохновляли простые плотские игры с девицами. Нет. Ему было надо непременно все это учинять при мне, доводя меня до побагровения от бешенства и заставляя в спешке покидать разгоревшуюся оргию.
И вскоре я осознала жуткую истину... от которой самой даже стало не по себе.
Я... перестала быть для него простой несуразицей. Наказанием. Или развлечением, в конце концов. Я стала частью, огромной, важной, частью его жизни, его скучного, доныне, бессмысленного существования.
Эдакое единственное непокорное, неприступное, и никогда недосягаемое... желание.
Томмазо делла Торре сильно привязался... сам того не хотя.
... влюбился.
Отчего его жажда строптивого трофея стала настолько адской, маниакальной, утонченно жестокой и бесчеловечной, что бросало в дрожь.
Моя боль вызывала у него экстаз. Мои мощные эмоции в ответ на его, такие же сильные, но без права на смысл и значимость.