Золотарь

Егеря рядом со мной засмеялись. Я и сам не смог удержаться от улыбки.

— Вы, я полагаю, баронесса-мать? — продолжал граф. — А это, эрго, баронесса-дочь. — Он посмотрел на Клару. — А где же, собственно, барон? — Он обернулся в нашу сторону. — Я предположу и не ошибусь, что барон — вот этот статный господин. — Он указал на Михаэля.

— Нет, — отвечала баронесса-мать. — Вы ошиблись, господин граф. Барон вот…

— Подождите! — решительно прервал ее полковник в отставке. — Я сам определю. Ведь на голубую кровь у меня чутье необычайное. Барон, — он помедлил, затем указал на Клауса, — несомненно он.

Тут уж и я не смог удержаться от хохота.

— Неужели я ошибся? — продолжал граф. — Неужели барон вот этот господин? — На сей раз он указал на Шульца. Новый взрыв смеха разубедил его и в этой мысли. — Что ж, дорогой господин барон, — обратился он к Гейнцу, — будем знакомы! По правде сказать, вы не очень похожи на мать! Что? Я снова ошибся? — воскликнул граф, услышав новый раскат хохота. — Не может быть!

Он заглянул внутрь нашего экипажа, с сомнением оглядел дворецкого, смерил взглядом кучера.

— Очень досадно, — проговорил граф, завершив осмотр, — что господин барон остался в замке. Я был бы поистине счастлив познакомиться с ним. Досадно! Чертовски досадно!

Шульц и Гейнц уже рыдали от смеха.

— Но, — сказала мать, — господин барон находится

здесь. Кристоф! Представьтесь господину графу.

Я спешился, протянул графу руку.

— Так это вы — новый барон? — недоверчиво говорил граф, пожимая мою руку. — Никогда бы не подумал, вы уж извините. А почему бы не подумал? Вовсе не потому, что вы на барона не похожи. Отнюдь! Но очень уж, сударь, лошаденка ваша худа. У этих, — он кивнул на егерей, — красавцы, а не кони. А у вас? Послушайтесь старого кавалериста: не скупитесь, купите новую. А на этой клячонке даже дрова возить нельзя. Это я вам как кавалерист говорю. Сколько лет назад вы ее купили?

— Сегодня, — отвечал я.

— Зачем? — изумился граф. — Зачем вы купили эту падаль? Впрочем, не мое это дело. А сколько заплатили?

— Золотой, — мрачно соврал я.

— Зо-ло-той?! — Глаза графа сделались круглы. — Почему так дорого? Нет! Все-таки поразительно, до чего обнаглели эти торговцы! Ни стыда ни совести! По-ра-зи-тель-но! Если хотите, посмотрите, каких лошадок я наторговал для своей кареты. За каждую отдал пополталера. Зато какие лошади! Стройны, как лани, резвы, как леопарды. Кстати, о лошадях, там дочь моя сидит. Невеста на выданье. Хотите познакомлю? Эй, Верхен, иди сюда! Не хочет. Стесняется.

Я взглянул в сторону его экипажа. Женская головка в его окошке показалась мне хороша.

— Хорошие вы люди, — продолжал тем временем отставной полковник. — Пригласил бы вас в гости, да особняк наш, хе-хе, в ремонте. Так что сначала уж к вам, к вам. Как насчет четверга?

— Очень будем рады, — сказала мать. — Приезжайте к обеду.

— С превеликим удовольствием, сударыни и судари! — сказал граф. — С превеликим удовольствием! Ну-с, в гости напросился, теперь можно и откланяться. О'ревуар, господа, до четверга!

С этими словами почтенный граф удалился восвояси.

Обратная дорога прошла без приключений. В замок мы прибыли затемно и, отужинав, завалились спать. Егеря — во флигеле, я же — один в своей необъятной опочивальне. Долго не мог заснуть, ворочался с одного бока на другой. Различные мысли проносились в голове, подобно стылым сквознякам, хозяйничающим по полам и углам циклопической моей спальни. Вспоминались события прошедшего дня. «Почему это, — размышлялось, — никто не верит, что я барон? Может, я сошел с ума и меня сдадут в дурдом? Или я сплю? Как раз нет, напротив — не могу уснуть. Неужели я настолько не похож на дворянина? Даже этот солдафон граф и тот не распознал во мне „голубую“ кровь, хотя у него на нее и „чутье“. Еще мне было чертовски неудобно перед дворецким. Так обхамить бедного, добросовестного служаку! Как школяр, при товарищах не признающий придурковатого братца. Завтра же извинюсь перед ним и прибавлю жалованья. В общем, Леопольд, меня угрызала обычная с похмелья совесть.

Я постарался подумать о приятном. Например, о той прелестной женской головке в окне графской кареты. Обуреваемый сей приятной мыслью, я уснул. Мне снилось, что я портной. Только вместо одежды примеряю туловища, приставляю их к голове миловидной Верхен. Туловища различные: изящные, не очень изящные, полные, худые. Тела, которые я примерял, были обнажены, горячи, волнующи. Неожиданно у меня в руках оказалось мужское тело: одноногое, горбатое, покрытое шерстью. Проснулся я в холодном поту.

Уже рассвело. Проснулся я очень кстати, потому что егеря вознамерились провезти меня по окрестностям, показать ущелья и водопады. Наспех позавтракав, мы выехали. От греха подальше я оставил Молнию в конюшне, оттуда же взял вполне добротного мериноса, точнее, меринос — это овца, а я взял коня какой-то восточной породы, название сложное, не запомнить, так что пусть будет меринос.

Часа четыре мы куда-то поднимались, затем опускались, проезжали вьющимися вокруг пологих гор тропками. Потом подобрались к какой-то дикой лесистой расселине, где спешились. Невозможно, Леопольд, описать красоту здешних мест. Я и не стану этого делать. Хочешь представить, как тут красиво, — купи открытку и полюбуйся. А еще лучше — приезжай в гости.

Войдя в ущелье, я попервоначалу любовался окружающими видами, машинально забираясь на водопады вслед за егерями. Когда я вскарабкался на четвертый или пятый водопад, то понял: что-то неладно. Я абсолютно не представлял себе, как буду слезать обратно. А глядя на то, куда нам еще предстояло залезть, я не мог вообразить, как мы пойдем вперед.

Когда я вспоминаю то, что ждало нас дальше, мне все еще становится немного не по себе. Представь, Леопольд, каково это повиснуть на веревке над ревущим водопадом, ногой выискивать в скале опору, а из-под ноги сыплются камешки. Однако настоящего ужаса я натерпелся, когда нам нужно было пробраться самым краем пропасти, по уступу не шире полутора пальцев, причем мизинцев. При этом ты сильно отклоняешь тело назад, ногой нашариваешь выступ, пальцами же цепляешься за какие-то еле видимые щели в камнях. Вот тогда-то я впервые пожалел, что у меня ноги, а не копыта, а на руках нет длинных когтей. Насколько сподручней было бы карабкаться в таком обличье по скалам!

Вскорости стало темнеть. Надо было выбираться из ущелья, и мы полезли вверх по лесистому склону. Это, Леопольдушка, доложу, было немного посложнее, чем карабкаться по водосточной трубе к кухаркам на второй этаж. Влезали мы нескончаемо долго, до самой темноты. Было уже совсем темно, когда мы добрались наконец к нашим коням, а я к своему мериносу. В замок мы прибыли уже глубокой ночью, уставшие и голодные. Встречать нас выбежала вся многочисленная замковая прислуга, суетясь и лопоча, накрыли нам на стол. В эту ночь я спал без сновидений, как актер анатомического театра.

На этом, дружище, пока откланиваюсь. Остальное отпишу тебе в самое ближайшее время.

Твой друг Кристоф фон Верхолаз.

P.S. А я сейчас баклана в манговом соусе ел. Очень вкусно. Хе-хе…

P.P.S. Не обижайся и не завидуй. Приедешь — еще и не такой вкуснятинкой угощу: пальчики оближешь, и не только рук, но и ног.