Тяжелые звезды

На одном из заседаний правительства я представлял программу борьбы с преступностью на 1998 год. В отсутствие Черномырдина заседание вел первый вице-премьер Анатолий Борисович Чубайс.

Сразу же после моего выступления Чубайс обратился ко мне с упреком, который в глазах других членов правительства, не знавших истинной подоплеки, выглядел просто чудовищно: «Вот вы говорите, что надо бороться с преступностью… А у вас у самих в министерстве недостача — семь миллиардов! У вас у самих там преступники!..»

Я сразу же парировал этот выпад. Говорю: «Анатолий Борисович, хочу напомнить, что эта проверка проводилась по моей инициативе. Настоящая недостача — это триста миллионов. Об этом хорошо известно Контрольному управлению».

После этих слов со своего места встал Путин и коротко сказал: «Я подтверждаю…»

Честно говоря, я был ему благодарен. Он мог бы промолчать: ведь никто не просил его заступаться. В то время как пустая полемика с Чубайсом все равно бы оставила у присутствующих чувство некой виновности министра, который не ведает, что творится у него под носом.

Однако он посчитал необходимым вмешаться и сказать свое объективное слово.

Это очень хорошо его характеризует. Я еще подумал тогда: «У этого человека есть внутри стержень…»

Перед своим назначением на должность премьер-министра Владимир Путин уже занимал весьма заметное место в государственной иерархии, совмещая работу директора Федеральной службы безопасности с постом секретаря Совета безопасности РФ. В июле 1999 года, на юбилее спецподразделения «Альфа», мы виделись, обменялись несколькими доброжелательными фразами. Он сказал, что, по его сведениям, мне хотят предложить какую-то работу. Я поблагодарил Путина и ответил: «Пока, Владимир Владимирович, мне никаких предложений не поступало. Если таковые будут — готов откликнуться».

Впоследствии, когда Владимир Путин был избран президентом России, я пожелал удачи этому человеку. В его руках исторический шанс вывести нашу страну на приличествующие ей позиции в мире. Возможно, последний, а значит, решающий шанс, который, надеюсь, улыбнется России после всех испытаний и надежд XX века.

В чем я уверен, так это в том, что настоящая слава в современной российской истории достанется лишь тому политику, который отважится на трудное дело восстановления всероссийского государства в его естественных исторических границах.

Мои слова не следует считать уничижением тех, ныне суверенных государств, которые некогда составляли Советский Союз.

Объединение — дело добровольное, а формы политического, экономического или военного союзничества могут меняться по обстоятельствам места и времени.

Главное — оставаться вместе, сохраняя свою самобытность и самостоятельность!

Главное — не разойтись, не потеряться в мировом океане!

Однажды — это было в Белоруссии — со мной произошел случай, поначалу казавшийся совершенно рядовым и не заслуживающим внимания: по служебной необходимости я, начальник штаба Минской дивизии внутренних войск, работая в Могилевском полку, был вынужден строго спросить с руководства одного из комбинатов стройматериалов, работавшего в системе МВД БССР. Обычная, рядовая история: из-за медлительной работы срывалось, кажется, оборудование караульного помещения или что-то в этом роде.

Директора комбината на месте не оказалось, и мой удар на себя мужественно принял его заместитель. Помню, что он разговаривал со мной энергично, но ошибки, к его чести, признал и пообещал лично проконтролировать выполнение работ. Вскоре и вправду перезвонил: все было сделано как подобает. Когда об этом мне доложил еще и капитан Великанов, командир роты, для которой сооружалось караульное помещение (он присутствовал во время первого разговора), я попросил его поблагодарить заместителя директора комбината от моего имени. Что и было незамедлительно сделано.

Конечно, ни имени, ни фамилии этого человека я просто не запомнил. Но, как это бывает в жизни, много лет спустя у этой истории случилось любопытное продолжение.

Уже будучи командующим внутренними войсками МВД России, я приехал в суверенное государство Беларусь, чтобы по поручению своего министра подписать соглашение с МВД этого братского нам государства.

Дело происходило в Минске, и я считал большой удачей, что именно в этот день внутренние войска республики должен был посетить президент Республики Беларусь Александр Лукашенко.

Не скрою, хотелось познакомиться с президентом, высказать свои пожелания, чтобы внутренние войска нынешней Белоруссии не теряли добрых традиций, накопленных во времена СССР.

Офицер, дежуривший по дивизии, оказался хорошо мне знаком по прежней службе. Это был Великанов. Мы по-товарищески обнялись, и он сообщил, что президент уже выехал в часть. И многозначительно добавил: «Впрочем, А.С., ведь вы его хорошо знаете…»

В ответ я посмотрел на него недоуменно: «Откуда же мне его знать? Я никогда не встречался с Лукашенко».

Дежурный улыбнулся: «Ну да… А с кем, по-вашему, вы разговаривали тогда на комбинате стройматериалов?..» «Неужели Лукашенко?» — ахнул я и сразу же вспомнил давний случай, а самое главное — человека, который тогда был моим собеседником.

Довольно смешная история нашего знакомства не помешала нам с президентом Белоруссии Александром Лукашенко найти общий язык. Наоборот, было больше доверия и меньше формальностей. Это способствовало налаживанию братских отношений между внутренними войсками наших государств, а позднее и Министерствами внутренних дел России и Белоруссии в их борьбе с преступностью и терроризмом.

Меня многое связывает Белоруссией. Все, что происходит на этой земле, я всегда воспринимаю очень близко к сердцу. Поэтому, когда в конце марта 1997 года на заседании правительства РФ обсуждался текст союзного договора между Россией и Белоруссией, я выступил сторонником объединения наших братских государств.

Предполагалось, что этот договор может быть подписан Борисом Ельциным и Александром Лукашенко в тот же день. Валерий Серов, один из вице-премьеров правительства, курирующий вопросы взаимоотношений России и СНГ, доложил о готовности документов, которые были подготовлены накануне.

Сразу же с резким осуждением текста союзного договора выступили Анатолий Чубайс и Борис Немцов. Свои возражения они мотивировали невозможностью создания наднационального правительства или, например, общей с Белоруссией валюты из-за отсутствия единого экономического пространства.

И это были серьезные аргументы, которым было нечего противопоставить.

Я в свою очередь предложил внести небольшое, но очень существенное добавление в проект устава союзного государства: дополнить статью № 6, где перечислялись гуманитарные цели будущего союза, одной лишь фразой: «Конечной целью союза является создание единого федеративного государства…». При этом не нужно было оговаривать — произойдет ли само объединение через сто лет или через сто дней. Главное, что именно это является нашей важнейшей, то есть окончательной (!!!) целью…

Многим тогда моя формулировка показалась юридически безупречной.

Противники объединения были совершенно спокойны: для них эта была только декларация.

Сторонники, наоборот — получали четкий и недвусмысленный сигнал, что наши намерения объединиться с Белоруссией в единое федеративное государство тверды и не будут подвержены колебаниям в будущем. А значит, уже возможными становились размышления о едином бюджете, о единой валюте, о единой государственной символике. Обо всем, что обязательно станут обсуждать люди, если собираются жить вместе.

Руководитель совещания — председатель правительства Виктор Степанович Черномырдин, воодушевленный простотой решения этой юридической задачи, поручил Валерию Серову поехать в Кремль, чтобы узнать, как на это прореагируют «за стеной».

К сожалению, несколько часов спустя в Кремлевском дворце президенты России и Белоруссии подписали очередной рамочный документ, предполагающий некоторую отсрочку окончательного решения. Варианты проектов документов были отправлены для дальнейшего обсуждения. И остается сожалеть, что после него шестая статья была изъята полностью именно по инициативе белорусской стороны.