Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 143 из 172

Честно говоря, как министр внутренних дел, как генерал, я не мог поверить, чтобы секретарь Совета безопасности, прямой обязанностью которого является защита целостности государства, стал бы договариваться с чеченцами о чем-то подобном.

В то же время я понимал, что в современной российской политике ничего невозможного нет. В том, как организовывалась встреча, как проводилась и что являлось предметом переговоров — во всем этом, к сожалению, чувствовался характерный почерк Лебедя.

В этой связи неслучайным может показаться появление в Чечне, в начале июля 1996 года, некоего Сергея Дробуша (В сообщениях некоторых СМИ упоминался как Дробыш, Дробгуш. — Авт.), представлявшегося «полномочным представителем секретаря Совета безопасности РФ А.И. Лебедя в Чеченской Республике».

На руках он имел подписанное лично А.И. Лебедем удостоверение. Утверждал, что знает Лебедя по Приднестровью и что, будучи владельцем нескольких банков и фирм, финансировал кампанию по выборам Александра Ивановича в президенты России и собирается финансировать следующую.

Но Ханкала, наша военная база рядом с Грозным, не то место, где верят на слово. Судя по всему, были у Дробуша по-настоящему серьезные рекомендации, если и в кабинетах прославленных боевых генералов чувствовал он себя едва ли не хозяином. Сообщалось: в сауну, из Грозного в Шали, в расположение десантно-штурмовой бригады, летал на вертолете. За щедрым столом раздавал рекомендации руководящим работникам правительства Завгаева: «Давайте, ребята, ложитесь под Масхадова!.. Так надо. С ним по указанию Лебедя я завтра встречаюсь. Все уже решено! Надо убрать Завгаева и на его место поставить Аслана Алиевича. Вот тогда все будет нормально».

По свидетельству очевидцев, план, который Дробуш называл «планом Лебедя», как оказалось впоследствии, буквально слово в слово совпадал с текстами будущих соглашений, подписанных секретарем Совета безопасности РФ в городе Хасавюрте и в селе Старые Атаги.

В свое время я обратил внимание Лебедя и общественности на этого страдавшего хлестаковщиной «полномочного представителя», отметив, что парень этот, Дробуш, действительно встречался с Масхадовым и с Яндарбиевым, как и обещал. Спросил: зачем? Лебедь от Дробуша тут же отрекся.

Как мне кажется, наиболее полный и объективный ответ на этот вопрос дал в октябре 1996 года секретарь Совета безопасности Чеченской Республики Р. Цакаев: «Староатагинские и хасавюртовские соглашения, — писал он, — были подготовлены А. Лебедем и его командой за месяц до вооруженного нападения на Грозный 6 августа 1996 года. Нападение явилось поводом для введения в действие этого предательского плана. Грозный мы могли бы отстоять, если бы не вмешательство А. Лебедя. Заявляю это как лицо, координировавшее и руководившее деятельностью силовых структур и спецслужб по обороне города Грозного…»

Обстоятельства июльского вояжа Сергея Яковлевича Дробуша в Чечню, может, и сошли бы за похождения самонадеянного авантюриста, если бы за его спиной ни чувствовалась иная рука. Именно она вела его в военную ставку сепаратистов, она снабжала его надежными документами «представителя Совета безопасности», она наделяла его полномочиями, о которых ничего не было известно даже членам государственной комиссии по урегулированию чеченского конфликта.

Естественно, что фамилия Дробуша всплыла, как только прояснились истинные намерения Лебедя.

Всплыла сама собой, потому что не мне одному показались странными совпадения между июльскими оговорками посланца Совбеза и действиями чеченских боевиков, предпринятыми всего лишь месяц спустя.

Настоящим открытием оказалось то, что Сергей Дробуш в качестве «председателя Совета директоров предприятия «Россия-МАЛС» отлично известен правоохранительным органам России как фигурант одного из уголовных дел о хищении в 1992 году 200 миллионов рублей по подложным банковским документам.





Как сообщалось в справке Следственного управления МВД России, 29 декабря 1993 года Дробуш, будущий «представитель Совета безопасности РФ», был заключен под стражу, но менее чем через месяц, по постановлению заместителя генерального прокурора России, освобожден под денежный залог в 15 миллионов рублей. Судебное разбирательство по данному вопросу неоднократно откладывалось, так что невозможно было понять, кем — подследственным или человеком, с которого сняты все обвинения, — в июле 1996 года был упоминаемый мной Дробуш.

Разумеется, когда все эти факты вышли наружу, аппарат Совета безопасности РФ впал в состояние оцепенения. Такая неразборчивость в выборе собственных представителей могла объясняться только глупостью или тем, что банное хвастовство Дробуша о его личных контактах и финансовых связях с А. Лебедем было все-таки похоже на правду.

Но деваться было некуда: недавний арестант так часто козырял удостоверением Совета безопасности РФ, что это стало достоянием общественности.

Распространенное «Интерфаксом» 7 октября 1996 года сообщение свидетельствовало о лихорадочных поисках приемлемой легенды, с помощью которой можно было хоть как-то объяснить, чем же приглянулся Совету безопасности РФ этот коммерсант с сомнительной репутацией.

По свидетельству «Интерфакса», «высокопоставленный представитель СБ РФ подчеркнул, что «с Дробушем Александр Лебедь встречался лишь один раз». Источник вместе с тем признал, что «С. Дробушу было выдано служебное удостоверение, которое подтверждало его полномочия на установление контактов с чеченскими сепаратистами». Однако, по словам представителя СБ, «после поездки С. Дробуша в Чечню никаких контактов с ним больше не было».

Все это было шито белыми нитками, что позволило мне охарактеризовать подобные контакты Совбеза как сращивание криминальных сил с представителями высшей государственной власти.

Еще раз обращаю внимание читателей на то, что доклад президенту страны был написан по горячим следам и, как это понимают многие, существенно отличался от царивших в то время настроений. Если судить по официальной хронике тех дней, хасавюртовские и староатагинские соглашения, подразумевавшие вывод федеральных войск из Чечни и де-факто выход Ичкерии из-под юрисдикции Российской Федерации, воспринимались как долгожданное окончание едва ли не колониальной войны.

Еще мало кто понимал, что на Северном Кавказе идет совершенно иная по своему характеру война — война с хорошо организованным сообществом террористов, объединяющим тысячи разноплеменных бойцов из множества государств. Для них свобода и независимость чеченского народа означала прежде всего неограниченные возможности использования территории этой республики в собственных целях.

Чечня — очень удобный плацдарм.

В отличие от Лебедя, эксплуатирующего лозунг «Я остановлю эту войну!», руководители вооруженных формирований Ичкерии очень реалистично оценивали ситуацию. Они понимали, что волевое решение о прекращении боевых действий и выводе федеральных войск из Чечни не отменяет причин конфликта, которые были куда серьезнее, нежели обычное борение империи с одним из окраинных ее народов. Поэтому, обсуждая хасавюртовские договоренности на одном из совещаний с участием наиболее значимых полевых командиров, тогдашний лидер Ичкерии Зелимхан Яндарбиев заявил, что главной целью руководства Чеченской Республики Ичкерия, «несмотря на достигнутые соглашения», является достижение «полного суверенитета» и создание условий «для доминирования на Северном Кавказе».

На этом совещании был разработан план. Он предусматривал захват выводимой с территории Чечни боевой техники и оружия с помощью силы или в результате подкупа. Масштабные экономические диверсии на остальной территории России, имеющие целью подрыв национальной экономики. Чечня объявлялась «черной дырой», в которой могли бы исчезать без следа и «отмываться» без ограничения любые финансовые активы, полученные в результате мошенничества, рэкета, наркоторговли и массированного вбрасывания на внутренний рынок фальшивых денежных знаков. Дальние замыслы сепаратистов включали создание единого исламского государства «от Ростова до Черного моря».