Страница 2 из 10
15 мая 1682 года по стрелецким кварталам проскакали всадники, на ходу выкрикивая страшную весть: «Нарышкины задушили царевича Ивана!». Стрельцы ударили в набат и со всех сторон, в полном вооружении, побежали в Кремль, чтобы покарать ненавистных бояр. Приказ запереть кремлевские ворота запоздал. Опрокинув караульные посты, убивая по пути боярских холопов, толпа разъяренных стрельцов ворвалась в Кремль. Повсюду раздавались их вопли: «Царевич Иван убит! Смерть Нарышкинам! Требуем выдачи душегубов, иначе всех предадим смерти!».
В Грановитой палате только что закончилось заседание Думы. Заслышав бушевание толпы, большая часть думских бояр в ужасе заметалась, попряталась по самым отдаленным углам дворца. Чтобы развеять ложный слух и успокоить беснующихся стрельцов, Матвеев, сохраняя полное самообладание, посоветовал Наталье Кирилловне вывести обоих царевичей на Красное крыльцо.
Появление живого и невредимого Ивана охладило пыл стрельцов. Самые проворные из них подставили к крыльцу лестницу, вскарабкались прямо к царевичу. Убедившись, что здесь нет подмены, и Иван ни на кого не имеет злобы и ни на что не жалуется, взбунтовавшееся войско окончательно притихло. За царевичами и царицей стояли патриарх Иоаким, Артамон Матвеев, начальник Стрелецкого приказа Михаил Долгорукий и несколько других знатных бояр. Матвеев сошел с крыльца и обратился к стрельцам с дружеской речью, напомнил им одержанные вместе с ними славные победы на поле брани, напомнил о данной всенародно выбранному царю Петру присяге. Казалось, инцидент исчерпан и можно было ожидать, что стрельцы разойдутся по домам, но тут в толпе раздались крики: «Пусть младший брат отдаст корону старшему, не дадим в обиду Ивана! Нарышкины и Матвеев отравили царя Федора, смерть им! Царицу Наталью – в монастырь!» Стрельцов вновь охватила ярость, многие из них напились водки для храбрости, доводы рассудка уже никого не могли вразумить, толпа жаждала крови.
Патриарх Иоаким стал уговаривать бунтовщиков утихомириться и разойтись по домам, но его мало кто слушал: среди стрельцов было много раскольников[2]. Видя, что уговоры бесполезны, Михаил Долгорукий пригрозил им виселицей и колом за неповиновение. Эта угроза оказалась последней каплей, переполнившей чашу стрелецкой ненависти.
Охваченные бешенством, несколько человек взбежали на крыльцо, схватили Долгорукого и под вопли толпы «любо! любо!» сбросили его на подставленные стрелецкие копья. Изрубив бердышами тело Долгорукого на куски, стрельцы вцепились в Матвеева. Тщетно Наталья Кирилловна и князь Черкасский пытались защитить его. Царицу бесцеремонно отпихнули, князя избили, после чего Матвеева сбросили на пики вслед за Долгоруким и также раскромсали тело. Под ликующие вопли мятежников Наталья Кирилловна в ужасе увлекла царевичей во внутренние покои Кремля. Во время этой жуткой сцены юный Петр не издал ни единого звука, лицо его оставалось бесстрастным, тело неподвижным. Вероятно, потрясение было настолько большим, что десятилетний мальчик находился в полной прострации.
Стрельцы ворвались во дворец, и началась резня согласно заранее составленному списку, в котором значилось более сорока имен. Беготню, треск взломанных дверей, вопли, брань, стоны, причитания и мольбы о пощаде заглушал доносящийся с улицы бой стрелецких барабанов. Стрельцы обыскивали каждый угол, заглядывали в сундуки, вспарывали перины, тыкали копья под кровати… Даже храмы не могли защитить обреченных… Обнаружив очередную жертву, мятежники убивали ее с изощренной жестокостью, некоторых перед смертью жестоко истязали, цинично глумились над трупами. Море ярости и крови выплеснулось на городские улицы. Начались погромы правительственных учреждений, убийства и грабежи богатых горожан, чиновников, случайного люда…
К вечеру на Москву обрушилась буря, казалось, наступает конец света… Оцепив плотным кольцом караулов Кремль и прилегающие к нему районы, стрельцы, чувствуя себя полными хозяевами города, отправились по домам праздновать гибель своих врагов. Но это был еще не конец кровавой драмы… Оставался в живых Иван Нарышкин, брат Натальи Кирилловны, которого стрельцы особенно ненавидели за надменность, заносчивость и любовь к власти.
Явившись в Кремль на следующий день, бунтовщики предъявили ультиматум: или им выдадут братца царицы, или они вырежут всех бояр, которые избежали смерти накануне. Это не было пустой угрозой, все понимали, что после вчерашней резни стрельцам терять нечего. Уцелевшие бояре на коленях умоляли Наталью Кирилловну принести брата в жертву ради спасения многих других жизней, возможно, в том числе ее собственной и юного Петра.
Все это время Иван Нарышкин прятался под грудой матрасов в комнате младшей сестры Петра Натальи. Приняв тяжелое вынужденное решение, царица распорядилась привести брата, который мужественно выслушал решение своей судьбы. Исповедовавшись и причастившись, он спокойно вышел к своим палачам.
Торжествующие стрельцы схватили Нарышкина за волосы, потащили волоком пытать в застенок, требовали признания, что он покушался на жизнь царевича Ивана. Брата царицы подвесили на дыбу, секли кнутом, жгли каленым железом, ломали ребра и суставы, но он так и не признал свою вину. Истерзанного и переломанного его публично подняли на копья, разрубили на куски, вывалили их в грязи и накололи на колья для всеобщего обозрения. Ивану Нарышкину было всего 23 года.
Террор продолжался еще несколько дней. Наталя Кирилловна ухаживала за свалившимся в горячке Петром и трепетала от страха за свое и будущее сына. Уничтожив шестьдесят бояр, бунтовщики взяли паузу и, угрожая дальнейшими расправами, потребовали, чтобы царствовали оба брата, причем Иван, как старший, стал первым царем, а Петр – вторым. Дума и патриарх безропотно подчинились и даже привели положительные примеры двоевластия из истории Спарты, Египта, Византии. Но кто реально будет править страной? Иван слабоумен, Петр – еще ребенок. Стрельцы пожелали, чтобы регентшей стала принцесса Софья. Все ключевые посты в государстве заняли ее сторонники. Наталью Кирилловну с Петром вновь удалили в Преображенское. Оставшихся в живых Нарышкиных и их сторонников сослали, другие бежали из Москвы сами. Победа Милославских была полная. Стрельцы пировали в Кремле, Софья собственноручно обносила их вином из кремлевских погребов.
Кровавые сцены стрелецкого бунта не могли не сказаться на психике юного Петра. Жуткая гибель близких ему людей преследовала его всю жизнь, сказалась на формировании личности – юный царь рос нервным, невыдержанным, беспокойным, впечатлительным мальчиком, склонным к проявлению безудержной ярости и жестокости. Его преследовали ночные кошмары, в минуты гнева лицо сводила гримаса судорог, участились приступы эпилепсии, которой он страдал, вероятно, от рождения.
В Преображенском Петр оказался предоставленным самому себе, не связанный дворцовым церемониалом, мог позволить следовать своим природным наклонностям, что впоследствии составило его яркую индивидуальность. Военные забавы продолжали поглощать все его внимание, появились новые товарищи для игр – худородные сыновья дворовой челяди. Большинство мальчиков любят играть в войну, а маленький царь имеет возможность играть в почти настоящую войну. Очень скоро деревянные сабли и пищали потешная гвардия Петра поменяла на боевое оружие, вплоть до пушек.
Рослый, сильный и выносливый, юный царь интересовался ремеслами, целыми днями пропадал в кузнице. Вид раскаленного железа, россыпь искр завораживали его. Народ дивился чудачествам Петра – не царское это дело махать молотом да палить из пушек в компании с конюхами и холопами.
Петра опекали его дядьки (воспитатели) Борис Голицын и Тихон Стрешнев. Последнего он почитал за отца. Молодому царю симпатизировали, старались быть ему полезными пострадавшие от стрельцов представители знатных фамилий – в первую очередь Долгорукие и Ромодановские. Когда Петру было четырнадцать лет, Яков Долгорукий, заметив его новую страсть к заморским техническим диковинам, рассказал ему о приборе, с помощью которого «можно измерять расстояния, не сходя с места». Петр загорелся, попросил достать ему такой инструмент. Долгорукий, побывавший с дипломатической миссией во Франции, привез царю обещанный подарок – астролябию. Петр тут же попросил показать, как пользоваться столь удивительным прибором. Ни Долгорукий, ни никто другой из окружения молодого царя не имел об этом ни малейшего представления. Положение спас личный врач Петра, немец, который обещал поспрашивать знающих людей в Немецкой слободе, где проживали иностранцы. В следующий свой визит доктор привел с собой голландца Франца Тиммермана, плотника и купца, обладавшего некоторыми знаниями по инженерной части, но Петр ничего не понял из объяснений голландца – он не знал ни арифметики, ни геометрии. До сих пор серьезным образованием Петра никто не занимался, читал он с трудом, писал и того хуже. Со дня знакомства с Тиммерманом в нем пробудилась еще одна могучая страсть на всю жизнь – к знаниям. Голландец не только стал его учителем, но и товарищем, хотя был старше своего ученика почти на тридцать лет. В учебе Петр проявил усердие и блестящие способности. Тиммерман не обладал обширными познаниями, преподавание сводилось к простому изложению основных правил арифметики и геометрии, но его ученик все схватывал на лету, до многих премудростей науки доходил собственным умом. С особенным интересом он выслушал курс по фортификации и строительству крепостей; полученные знания немедленно принялся применять на практике.
2
Раскольники – старообрядцы (староверы), не принявшие церковною реформу, проведенную жесткими методами патриархом Никоном в 1650–1660 гг.