Эпоха покаяния

Еще рано, друг мой. Эта вода по-прежнему опасна.

Ляховский подбросил хвороста в костёр. Пламя, уже почти угасшее к тому времени, разгорелось с новой силой. Он взял бурдюк из рук юноши, вставил в рогатину и повесил над огнём.

– Что ты делать? – вскричал Аюн. – Ты сжечь, ты сжечь! Нельзя!

– Вода не даст огню сжечь кожу, – с улыбкой ответил Ляховский. – Ну, максимум, спалит шерсть на ней. Вот, смотри сам!

И правда, шерсть на ёмкости сгорела, сама кожа почернела от сажи, но не испортилась.

– Это не может быть! – прошептал Аюн, благоговейно смотря на Дмитрия. – Но как это быть?

– Как тебе сказать… Вода поглощает жар огня, оставляет кожу холодной. Разве твой народ не кипятил воду перед тем, как ее пить?

– Нет. Мы всегда пить вода из ручей. И я не понимай, зачем её… как ты сказать… «кипятить»? Горячий вода невкусная. Я пробовать, когда ребёнок.

– Это смотря какая, – со знанием дела ответил Ляховский. Он пошарил по карманам. – Стоячая вода опасна не только потому, что она грязная. В ней живут маленькие существа, которые могут нас отравить. Нагревая воду, мы их убиваем, и они больше не могут причинить нам вред. Но и это ещё не всё.

С этими словами он торжественно извлёк свёрточек из белого тонкого и полупрозрачного материала, сквозь который просвечивала высушенная трава. Аюн тут же уловил её запах.

– Горячая вода – это еще и напиток, которым я тебя скоро угощу. Будем считать, что у нас сегодня праздник!

– Я любить праздники. Наши племя делать их каждый раз, когда добывать зверь, когда время поворачивал ход, когда молодые становись мужем и женой, когда…

Тут Аюн осекся. Воспоминания вызвали у него тоску, которая проявилась в изменившемся голосе и увлажнившихся глазах.

– Ты простить, – Аюн спрятал лицо под густой гривой вороных волос. – Мужчина нельзя показывать чувства. Это неуважение. Но мне можно, ведь я не успеть…

– Я не из твоего племени, поэтому для меня ты – мужчина. Ты даже не представляешь какой, – Дмитрий ещё раз внимательно присмотрелся к юноше. – Похоже, что твоя мама пришла в твое племя из моего народа. Она обучила тебя своему и моему, между прочим, языку.

Ляховский убрал с огня заклокотавший почерневший бурдюк, из горлышка которого к тому времени, показался белый пар. Он прополоскал банку, загнул острые края крышки, наполнил её водой. В кипяток опустил белый свёрток с травой и добавил белый камушек, который тут же растворился. Вода окрасилась в зеленовато-коричневый цвет, приятно запахла. Дмитрий втянул ноздрями аромат и протянул напиток Аюну.

– На, попробуй. Только осторожно, не обожгись!

Юноша сделал первый глоток. Его брови поползли наверх, на лбу образовалась длинная горизонтальная морщинка. Он отхлебнул еще раз, причмокнул языком.

– Это очень вкусно, – сказал парнишка, протянув импровизированную кружку Ляховскому.

– Ну вот ты и познакомился с чаем. Жаль, конечно, что это не настоящий чай. Настоящий растёт очень далеко. Там тепло круглый год, живут удивительные звери и растут невиданные растения. Там никогда не бывает снега и есть море… ну, такое большое солёное озеро, у которого не видно другого берега. Впрочем, Бог его знает, как там сейчас. Может, всё иначе.

Дмитрий допил чай. Он иногда говорил загадками, непостижимыми для Аюна. Но юноша из-за природной скромности и почитания к старшим не приставал с расспросами. Тем более, что Ляховский сам говорил, что со временем он сам всё расскажет. По крайней мере то, что знает сам. Охотник сгрёб угли поближе к ступням, лёг, укрылся своей буркой.

– Да, кстати, всё забываю спросить, – донёсся до него голос пришельца. – Откуда ваше племя доставало камни, из которых сделаны ножи и наконечники?

Аюн снова сел, вздохнул, по-детски поковырялся в носу, вытащил козюльку, стряхнул её с пальца.

– Это наше самое главное ценность. Папа мне говорить, что раньше мы не знать чёрный камень. Охотники просто заострять концы стрел и копий о валун. Но однажды они спасти раненый чужак. Он показать чёрный камень на острие копья. Чужой потом стать Великий Вождь. Он вести первых наших человек в путешествие. Поход длинный-длинный, много зим, очень трудный и опасный. Каждое утро мужчины идти навстречу солнце. Говорят, там нет леса, там голая земля подниматься высоко. Там очень-очень холодно и мало зверь. Там чёрный камень вылезает из земля. Охотники выбивать его, складывать в мешки и нести домой. С чёрным камнем наше племя стало сильней. Стало проще охота и защита от враг. Но чёрный камень хрупкий. Плохой выстрел из лук или удар копье ломать наконечник. Запасы камня кончаться. При смерть Великий Вождь наказывать нам, что каждый будущий вождь обязан держать испытание. То есть, идти в поход и принести его в селение. Вот почему Красноволосые нас убить. Им тоже нужно камень.

Дмитрий молчал и думал. Этот мальчишка с каждым днем становился для него всё роднее. Его неловкая речь, его манеры, характер, внешность вызывали настоящую привязанность. Аюн был похож на котёнка, который у него на глазах превращался во взрослого гепарда.

Эти размышления не давали ему покоя. Как поступить? Держать юношу в неведении и при удобном случае отпустить, или же стать для него учителем? Ляховскому нужен был друг, нужен был напарник, а этот парнишка как нельзя лучше подходил для этого. Наконец, Ляховский сделал выбор: завтра он начнёт учить юношу читать и писать.

Сквозь тяжёлые кроны деревьев показалась луна. Её свет преобразил лес, сделав его призрачным, сюрреалистическим. Серебристые отблески поползли вниз по ровным стволам, дробясь на множество капель, камушков и палочек. Где-то вдалеке раздался волчий вой. То ли от разочарования, то ли наоборот, от удачной охоты.

***

Наутро Аюн проснулся от непонятного жужжащего звука. Словно рядом гудел жук-переросток, который никак не хотел улетать. Юноша открыл один глаз, повернул голову, смахнув рукой со лба надоедливые волосы.

Дмитрий водил по лицу похожей на камень штуковиной. Там, где сетчатая поверхность касалась щёк, отросшая щетина, словно по волшебству, исчезала. Звук ненадолго прекратился. Дмитрий заметил, что Аюн проснулся и с изумлением смотрит на него.

– Бреюсь, – с улыбкой сказал он и несколько раз провернул пальцами блестящую пластинку на спинке устройства. При этом раздалась трескотня. – Тебе, это, похоже не грозит.

Жужжание возобновилось с удвоенной силой. Это была сущая правда: у метиса, к тому же такого молодого, волосы на лице не росли совсем. Аюн потянулся и зевнул. Он уже начал привыкать к чудесам, которыми владел чужеземец.

Юный охотник уже давно определил, что частокол из сосен и елей становится всё реже. А это значит, что стоит попробовать поохотиться. Он подхватил своё примитивное оружие и испарился за деревьями.

По привычке бесшумно ступая, улавливая запахи и звуки, Аюн читал лес так, словно это была открытая книга. Всё здесь было для него привычно и знакомо. Вскоре его нос почуял многообещающий запах. Он заметил на земле жидкий помёт. Моментально его взор устремился вверх, а слух обострился до предела. Аюн уловил едва различимые щёлкающие звуки и замер. Вслед за щёлкающими звуками раздались шипящие, отчасти напоминающие скрип снега в стужу. Они длились совсем недолго, но за это время охотник махнул далеко вперёд. Скрипение прекратилось, охотник застыл, напряжённо разглядывая густые кроны. Раздалось щёлканье, потом опять скрипение. Во время скрипа Аюн снова поменял дислокацию и снова замер, пытаясь унять волнение. Его уши обнаружили как минимум два источника звука. Очередной скрип. Охотник спрятался за деревом, доставая из колчана стрелу.

На верхней ветке сидела большая птица с бурыми крыльями, чёрным хвостом и головой. Зоб её отливал зелёным блеском. Голая кожа над глазами была ярко-красной. Она опускала и поднимала хвост, задирала голову, перемещалась вперёд-назад по ветке. Птица защёлкала, нахохлившись так, что стала похожа на шар, заскрипела. Аюн натянул тетиву, высунулся из-за укрытия, ловя этот шар стрелой. Деревяшка с примотанным остриём сорвалась с тетивы и точно поразила цель. Птица, раскинув крылья, свалилась с ветки в траву. Это был самец – одногодка с разбухшими семенниками.