Страница 16 из 64
– Прости, что?
– Ты слышала.
Прежде чем уйти, я подхожу к ее туалетному столику и со шлепком кладу карту лицом вверх – это восьмерка пик, которая все еще лежала в кармане маминого платья, когда мы покинули сцену.
Выйдя из комнаты, финальным аккордом громко хлопаю дверью. И замираю на минутку, чтобы успокоиться. Мое дыхание неглубокое и прерывистое. Я никогда прежде не устраивала подобных сцен. И теперь не знаю, прыгать ли от радости или бороться с приступом тошноты.
Неужели мадам Ван Хаусен действительно в такой ярости после спиритического сеанса, что из-за этого готова поставить под удар свое шоу? Нападение и ответный удар. Стратегии и схемы. Почему мои отношения с матерью больше напоминают шахматную партию, чем семейные узы?
Неважно, как сильно я хочу взять такси и уехать домой, оставив маму переваривать все в одиночестве – я знаю, что не могу. Все еще подрагивая, прислоняюсь спиной к стене и закрываю глаза. Как бы я ни злилась, она по-прежнему моя мать, и я должна защищать ее всеми силами.
Я слышу голоса и делаю глубокий прерывистый вздох, пытаясь успокоиться.
К гримерке приближается Жак, а вместе с ним – красивый молодой незнакомец с поразительно светлыми волосами.
– Ты уходишь?
Я киваю:
– Голова болит. – И это недалеко от истины.
– Мне очень жаль. – Слова как по маслу выскальзывают изо рта Жака. – Я надеялся, ты с нами поужинаешь. У нас сегодня гость. – Он поворачивается к своему спутнику. – Оуэн, это Анна Ван Хаусен. Ты только что видел ее яркое выступление. Анна, это мой племянник, Оуэн Винчестер. Он неожиданно решил составить мне компанию на сегодняшнем шоу.
– Мисс Ван Хаусен, я очарован.
Оуэн целует мою руку и осматривает меня с ног до головы. И судя по сиянию его голубых глаз, ему нравится увиденное. В моем животе зарождается трепет. Оказывается, не так уж плохо, когда тебя так разглядывают – если разглядывающий молод и красив. Я чувствую исходящий от него поток беспорядочных эмоций – и среди них нервозность и восхищение. Это встреча со мной так повлияла?
Оуэн смотрит на дядю:
– Я в Нью-Йорке уже несколько месяцев. Хотел связаться с тобой, но потратил много времени, устраиваясь на новом месте. К тому же, это ведь ты не поддерживал связь с семьей.
Оуэна изгибает губы в улыбке, и на его щеках появляются маленькие ямочки. На нем щеголеватый черный костюм, а белокурые волосы длиннее на макушке и зачесаны назад по последней моде. Я вспоминаю Коула с его аккуратными коротко стриженными кудрями.
– Приятно познакомиться, – бормочу и заливаюсь румянцем. То ли из-за очевидной симпатии Оуэна, то ли из-за мыслей о Коуле – трудно сказать. Я краснею время от времени с того позорного случая в кинотеатре. Интересно, что обо мне подумал Коул?
– Я решил, что мы могли бы поужинать все вместе, – прерывает мои мысли Жак. – Но если ты плохо себя чувствуешь...
Я задумываюсь, но лишь на мгновение. Оуэн, каким бы привлекательным он ни был, – недостаточная причина, чтобы терпеть общество моей матери. Не после того, что она выкинула сегодня вечером.
– Все в порядке, дядя Джей. В любом случае мне рано вставать. Может, я могу сопроводить мисс Ван Хаусен до дома? А вы с ее прекрасной матушкой спокойно поужинаете.
Жак хмурится:
– Наверное, стоит...
– Спасибо, вы очень любезны, – твердо говорю я, принимая руку Оуэна. Я веду себя чересчур смело, но мне все равно. Это ведь племянник Жака, в конце концов. Уверена, мама не будет возражать. А если и будет, то не так уж это и плохо.
Оуэн сопровождает меня вниз, через неосвещенное фойе, и выводит в ночь. Перед театром все еще полно зрителей, которые ждут такси или просто болтают, делясь впечатлениями о шоу. Обычно мне нравится это зрелище, но сегодня я не в настроении.
– Моя машина вон там, – указывает Оуэн, и я следую за ним вниз по улице. Он бросает на меня взгляд. – Довольно смело с вашей стороны вот так уйти со мной. Не боитесь, что ваша мама будет беспокоиться? Мы практически незнакомы.
– Мама не будет. Я всю жизнь сама выкручиваюсь из неблагоприятных ситуаций.
Оуэн смеется:
– Надеюсь, я не попадаю под эту категорию?
Я краснею и молюсь, чтобы было достаточно темно и он не заметил цвет моих щек.
– Конечно, нет.
– Я понял, что вы имели в виду. Но здорово, что вы не ставите этикет превыше всего. Старики не понимают, что мир уже не тот, что был во времена их молодости. Наше поколение повзрослело быстрее. И мы сейчас гораздо более зрелые, чем они были в нашем возрасте.
Меня охватывает трепет от его искушенного, умудренного опытом тона.
– Хотя ваша мама не показалась мне такой уж старомодной, – добавляет Оуэн, открывая для меня дверь скромного «Модл ти»[7]. Я поднимаюсь в салон; ноздри щекочет аромат джина, кожи и чего-то сладкого. Оуэн заводит машину, и я называю свой адрес.
– Нет. Мама – современная женщина, – возвращаюсь я к нашему разговору. – И она практически всегда относится ко мне как к взрослой. Ей приходится. – Когда она не расставляет для меня ловушки.
– Вы, должно быть, вели такую необычную жизнь!
Я вспоминаю годы в дороге и всех людей, которых мы повстречали.
– Да, но... – Я не решаюсь продолжить.
– И при этом, держу пари, жизнь очень одинокую.
Я округляю глаза:
– Откуда вы знаете?
– Догадался.
На минуту мы погружаемся в молчание. Никто и никогда прежде не замечал моего одиночества. С другой стороны – раньше на меня никто и внимания не обращал.
– Но сейчас, с вашим новым шоу, ситуация должна улучшиться.
Несколько кварталов мы едем в тишине, но наконец Оуэн говорит:
– Я должен признаться...
– В чем?
– Я сказал дяде, что хочу встретиться с удивительной мадам Маргаритой Ван Хаусен, но гораздо больше меня интересовало знакомство с вами.
Я хмурюсь. К чему он ведет?
– Мне хотелось понять, как такая красивая молодая девушка в то же время может быть еще и талантливым фокусником.
– Ох... – Мое лицо приобретает еще более насыщенный оттенок красного.
Оуэн смеется, и я, как никогда прежде, сознаю свою неопытность.
– Кем вы работаете, раз должны вставать ни свет ни заря? – спрашиваю, меняя тему. Сейчас я не в состоянии рассказывать ему историю своей жизни.
– Тружусь в банке на Уолл-стрит. Не слишком захватывающе, но платят хорошо.
Для меня это звучит захватывающе. Ну, не совсем так... Скорее, надежно и прилично. А значит и просто изумительно, учитывая мою собственную ветреную жизнь.
– А как насчет вас? Вы счастливы на сцене?
Я задумываюсь.
– Вроде того. Но я бы предпочла просто показывать фокусы и пропустить эту часть с ментализмом.
Оуэн улыбается:
– У вас отличное шоу, правда. Но думаю, стало бы только лучше, будь в нем больше магии и меньше всего остального. Мне всегда нравились фокусы.
Я фыркаю:
– Расскажите это моей матери.
– Почему она не хочет расширить ваш репертуар? Вы достаточно талантливы, чтобы показывать больше фокусов.
– Спасибо, – благодарю я, – но мама – гвоздь программы.
– А. – В голосе его намек, но я не ведусь на приманку. – Так вы действительно дочь Гарри Гудини?
У меня перехватывает дыхание. Я сжимаю кулаки и смотрю на них в темноте. Потом считаю до трех, медленно распрямляю пальцы, и только тогда удается произнести:
– Где вы это слышали?
– Я сказал дяде что-то о вашем таланте, а он ответил, что так и должно быть, потому что вы дочь Гудини.
Я пялюсь в окно на неосвещенную улицу; грудь сдавливает целая гамма чувств. Куда бы я ни пошла, слухи ползут следом. И я подозреваю, что большинство из них – дело рук моей матери.
– Эй, – говорит Оуэн, легко касаясь моей руки. – Я не хотел вас расстроить. По-моему, это здорово.
– Просто я не готова это обсуждать. – Я качаю головой. Он, должно быть, думает, что я по-настоящему скучная, даже зануда.
7
Ford Model T («Форд модл Ти» — «модель „Ти“»), также известный, как «Жестянка Лиззи» англ. Tin Lizzie) — автомобиль, выпускавшийся Ford Motor Company с 1908 по 1927 годы. Был первым в мире автомобилем, выпускавшимся миллионными сериями. Генри Форд, по мнению многих, «посадил Америку на колёса», сделав новый легковой автомобиль сравнительно доступным для американца среднего класса.