Страница 38 из 39
«В своем дальнейшем изложении Густав Иванович прибегает к доказательству от неизвестного, но подобные аргументы являются обоюдоострыми. Он говорит, что астрономия мало знает о метеорных потоках; однако это обстоятельство вовсе не доказывает, что их много в солнечной системе, как мы это читаем дальше. Конечно, экспедиция должна. считаться с опасностью столкновения, но аппарат прекрасно маневрирует (с этим согласился и сам Штернцеллер), и путешественники при достаточной бдительности и осторожности всегда могут уклониться от болидов.»
Такие же рассуждения граф с большим умением прилагал и к зодиакальному свету, по поводу которого он привел несколько очень интересных и тонких собственных наблюдений, произведенных лет десять тому назад в Египте.
«Все до сих пор указанные трудности могут в худшем случае замедлить путешествие. Это еще более справедливо для скоплений метеорной пыли. Экспедиция же запасается всем необходимым на такой промежуток времени, что небольшая задержка в пути ей не страшна.»
Парировать остальные аргументы Штернцеллера Аракчееву было уже не трудно. Относительно обитаемости планет для человека он отсылал противника к статьям многих астрономов во время обсуждения вопроса «Куда?» перед первой экспедицией.
«На Венере, — справедливо доказывает граф, — путешественники должны спуститься на высокую гору, где солнечные лучи не закрыты завесой облаков. Но так как это легко может не удастся, то раму зеркала и самый вагончик решено сделать разборными. Это даст возможность экспедиции, в случае нужды, разобрать аппарат по частям, перенести его на подходящее для отъезда место и там вновь собрать. Удвоенная энергия солнечного света поможет найти такое место на поверхности планеты.»
«Откладывать экспедицию на целых полтора года также нет необходимости. Я надеюсь, что к 20-му сентября аппарат будет готов. Выехав в этот день, экспедиция употребит всего 8 лишних дней, чтобы нагнать ушедшую вперед по своей орбите Венеру; все путешествие продолжится 50 дней.»
Не менее удачно опровергал маститый председатель клуба все новые доводы, которые приводил изобретательный противник.
Наконец Аракчеев принял и последний вызов Штернцеллера и объявил о созыве экстренного собрания прогрессистов на 14-ое сентября.
«Пусть наши товарищи по двадцатилетней культурной работе, которой всегда были посвящены все силы клуба, — пусть они рассудят наш спор. Я же с своей стороны вполне поддерживаю сторонников экспедиции. И думается мне, никто не заподозрит человека, прожившего почти три четверти столетия, в легкомыслии и неосторожности. Доказательством же моей искренности служит то, что я доверяю аппарату Имеретинского свою дочь. Конечно, я признаюсь, что буду бояться за нее, что успокоюсь вполне только тогда, когда она вернется ко мне невредимой. Но все-таки, как старый астроном, как человек, преклоняющийся пред гением молодого изобретателя, и даже как отец, я говорю: „Экспедиция должна ехать, мы не имеем права из-за наших личных опасений и чувств препятствовать славному путешествию.“»
Отправив свою рукопись в редакцию, Аракчеев от волнения не мог всю ночь сомкнуть глаз. Ученый и человек безусловно победили в этой благородной душе эгоизм отца; но он глубоко страдал и минутами был готов ехать сам, хотя и сознавал, что слишком стар для такого путешествия, лишь бы удержать дочь от опасного шага.
Имеретинский видел эту скрытую борьбу в душе Аракчеева и всеми силами спешил с постройкой, чтобы скорей все кончилось и граф дожил до радостного дня возвращения дочери с Венеры.
После наделавших так много шуму статей двух почтенных астрономов в газетной полемике наступило затишье: противные партии ожидали исхода экстренного собрания.
Как раз в это время Добровольский выпустил небольшую брошюру, под заглавием: «Observations de la Lune pendant la première expédition célèste de l'a
Несмотря на некоторую сухость и специальность изложения, брошюра произвела хорошее впечатление. Никому ведь раньше не доводилось наблюдать земного спутника на расстоянии 1000 километров, да еще не закрытого дымкой нашей атмосферы; и поэтому Добровольскому удалось различить массу интересных и важных подробностей. Подводя итог своим кратковременным, но ценным наблюдениям, молодой астроном давал полную картину лунной поверхности и предлагал несколько новых остроумных гипотез.
Кстати появившаяся книжка значительно подняла шансы сторонников экспедиции. Скептики и равнодушные увидели, что даже небольшая экскурсия в межпланетное пространство дала хорошие результаты. Как много, следовательно, в праве наука ожидать от продолжительного плавания по волнам эфира.
Но и партия Штернцеллера деятельно готовилась к собранию 14-го сентября. Члены ее агитировали среди прогрессистов, стараясь завербовать как можно больше сторонников. Многие колеблющиеся и нерешительные действительно перешли на их сторону.
Настроение было сомнительным.
14-го сентября Аракчеев, слегка взволнованный, но пунктуальный, как всегда, ровно в 8 часов вечера взошел на председательское место.
Открывая собрание, он в нескольких словах объяснил, в чем дело, и объявил от имени путешественников, что если клуб отменит свои прежние постановления о поддержке экспедиции, то они вполне подчинятся такому решению и немедленно приостановят работы за счет клуба по постройке аппарата. «Но, — добавил граф, — в таком случае В. А. Имеретинский, конечно, оставляет за собой право добиваться осуществления своего проекта помимо клуба „Наука и Прогресс“.»
Заседание продолжалось очень недолго и было каким-то мрачно-сосредоточенным. Говорили всего два оратора: Гольцов и неутомимый Штернцеллер. Затем собранию были предложены две резолюции. Первая выражала полное доверие работам строительной комиссии и обещала Имеретинскому по-прежнему моральную и материальную поддержку; вторая говорила, что после первого печального опыта клуб «Наука и Прогресс» считает невозможным рисковать жизнями четырех путешественников и совершенно уклоняется от неблагоразумного предприятия. Баллотировка шарами заняла всего полчаса. Подсчет шаров производили 4 члена клуба, по два от каждой враждующей партии.
Результат явился неожиданным даже для Аракчеева, уверенного в сочувствии прогрессистов: резолюция антиэкспедиционистов собрала всего 60 голосов. Это решение собрания, оставшегося верным своим прежним принципам поддерживать всякое смелое предприятие, было встречено громом аплодисментов.
Казалось бы, после такого дружного постановления противники экспедиции должны были умолкнуть, видя, что их дело все равно проиграно. Но вышло наоборот: резолюция прогрессистов вызвала новую газетную бурю и ожесточенный спор.
Теперь статьи противных партий дышали озлоблением и все чаще переходили на личную почву. Некоторые особенно азартные поклонники Имеретинского предлагали даже исключить из членов клуба Штернцеллера и всю его партию, но против такой нелепой нетерпимости восстал всем своим авторитетом Аракчеев, вполне поддерживаемый Имеретинским и остальными путешественниками. Зато в рядах их противников нашлись люди менее щепетильные, которые прибегли к очень некрасивому средству борьбы. Они заговорили о необходимости вмешательства гражданских властей в дела клуба. При этом авторы полицейского изобретения не стеснялись называть прогрессистов «сборищем сумасшедших» и другими, чисто джентльменскими эпитетами. Они находили, что обязанность государства оберегать своих граждан от умалишенных, и что поэтому клуб должен быть закрыт, а экспедиция задержана, ибо члены ее идут на верную смерть. «А от этого всегда удерживают разных маниаков, хотя бы и силой» — вот подлинное выражение одной петербургской ежедневной газеты.
Жить в такой атмосфере было очень тяжело и поэтому Имеретинский всеми силами спешил поскорей уехать. Самым деятельным его помощником был безусловно Гольцов. Энергичный и подвижной секретарь клуба поспевал решительно всюду и проводил целые дни на заводах и в мастерских. Он придумал, между прочим, один весьма полезный для экспедиции прибор. Велосиметр показывал скорость и направление движения аппарата, но чтобы найти его расстояние от Солнца или Земли, приходилось всякий раз производить расчет пройденного пути. Изобретательный секретарь решил устранить это неудобство и снабдить вагончик инструментом, который бы прямо показывал расстояние от Солнца.