Страница 16 из 39
Так как окна рамы были довольно велики, а именно, равнялись четырем квадратным метрам каждое, то натянуть тонкие, отражающие листы на нее непосредственно оказывалось невозможным: эти листы порвались бы от действия лучевого давления. Поэтому Имеретинский предложил покрыть раму частой сеткой из того же максвеллия; один квадратный метр ее, при совершенно достаточной прочности, весил всего 30 гр. На эту вспомогательную сеть наложили отражающие листы из максвеллия со свинцом; они собственно и составляли главную часть всего аппарата, так как он приводился в движение ударами о них частиц эфира. Из доклада Имеретинского нам известно, что толщина отражательных пластинок предполагалась в 0,1 мм.; это давало 0,1 клг. на 1 кв. метр. Наконец последней составной частью зеркала являлась защитительная завеса из легчайшего черного шелка. Посредством системы шнуров пассажиры вагона будут иметь возможность задергивать ее и таким образом закрывать зеркало от солнечных лучей, что в два раза уменьшает скорость движения аппарата. Вес защитительной ширмы составлял 0,11 клг. на кв. метр. Общий итог получается следующий:
Результат вполне сходился с теми данными, которые изобретатель приводил в своем докладе.
Когда вопрос о «локомотиве» небесного поезда был разрешен в первом заседании, комиссия, собравшись во второй раз, обратилась к обсуждению устройства вагона. Аппарат мог поднять 1800 килогр.; из них по предварительному расчету на долю вагона падало всего 600 килогр. и 100 килогр. на скрепление его с зеркалом. Само собой разумеется, что материалом для того и другого послужит великолепный сплав Имеретинского.
Первоначально предполагали сделать вагон в виде ящика со стенками в 1 сант. толщины; с точки зрения прочности, это представлялось совершенно достаточным, принимая во внимание качества ванадийного максвеллия. Самой выгодной формой, чтобы при наименьшей поверхности получить наибольший объем, является, как известно из геометрии, шар. Гольцов и Стремоухов стояли именно за такую форму. Однако Имеретинский возразил им, что шарообразный вагон неудобен во многих отношениях: придется делать внутренние полы, так как ходить по вогнутой поверхности и что-либо на нее ставить — немыслимо; далее, при малой высоте шара, можно будет сделать только два окна сверху и снизу, с остальных сторон зеркало закроет пространство, и пассажиры аппарата не будут в состоянии производить наблюдения по всем направлениям; наконец, шарообразный вагон труднее скрепить с движущим зеркалом. Большинство комиссии высказалось за мнение изобретателя, и, таким образом, шарообразная форма была отвергнута.
После зрелого обсуждения, решили придать вагону форму цилиндра, но с закругленной верхней стороной. Тогда, оставаясь в пределах 600 килогр., ва-гон, при толщине стенок в 1 сант., мог иметь 4,5 метра высоты и 3 метра в поперечнике; внутренняя перегородка разделит его на два этажа. Каждый этаж будет освещаться тремя окнами: двумя боковыми и одним сверху или снизу. Вопрос о вагоне казался разрешенным: пассажиры небесной экспедиции получат комфортабельное помещение из двух круглых комнат в 2,25 мт. (3 арш.) высоты и 3 метра (4 с лишком аршина) в диаметре; это гораздо лучше, чем два купе железнодорожного вагона.
Но тут Люмьер представил одно чрезвычайно важное возражение: металлы вообще очень хорошо проводят тепло; поэтому, если бы мы вздумали жить в металлическом доме с тонкими стенами, то зимой мерзли бы от невыносимого холода, а летом страдали бы от жары; таким именно домом является вагон-аппарат. В межпланетном странствовании его ждет, с одной стороны, крайне низкая температура мирового пространства, с другой — ничем не умеряемый зной солнечных лучей; устроенный по вышеизложенному плану вагон не предохраняет путешественников ни от того, ни от другого.
— Однако, позвольте, — ответил Вассерштоф, — температура безвоздушного пространства вовсе не так низка. Фурье считает ее равной…
— 60° ниже нуля, — перебил его Люмьер, — но вы забываете, что большинство ученых, с Пулье во главе…
— Предполагают холод не меньший, чем —140°, - в свою очередь не дал договорить оппоненту Вассерштоф, — мы, химики, никак не можем согласиться с таким предположением…
— Мне кажется, в данном вопросе физика компетентнее всякой другой науки…
— Как? — загорячился Вассерштоф. — Новейшие, блестящие успехи химии дают ей право…
— Ничто и никому не дает права вторгаться в чужую область, — спокойно, но с сарказмом, заметил физик.
Видя, что спор обостряется, Имеретинский поспешил вмешаться.
— Как бы то ни было, господа, температура в 60°, а тем более в —140° настолько низка, что могла бы представить серьезную опасность для нашей экспедиции; но, я думаю, что главное препятствие в солнечном тепле; оно не только не даст вагону остынуть, но нагреет его почти до точки кипения воды, особенно в близких к солнцу областях пространства, куда мы думаем направить свой полет. Таким образом, я считаю недостаток выработанного проекта, указанный г-м Люмьером, чрезвычайно существенным и нахожу, что его необходимо так или иначе устранить.
Пока остальные спорили, Добровольский что-то торопливо вычислял; через несколько минут он сказал:
— Вот приблизительный расчет температуры, до которой солнце накалит аппарат: она равняется 80 °C выше нуля, принимая даже холод небесного пространства в 150°, если же считать его в 60°, то вагон нагреется еще сильнее. Такой жар не может вынести ни одно живое существо.
Дело осложнялось, и члены комиссии находились в большом затруднении. Гольцов предложил следующий выход: построить вагон не из максвеллия, а из дерева. Можно найти прочный и настолько легкий сорт дерева, чтобы, не превышая веса в 600 килогр., придать стенкам толщину в два сант. Дерево плохо проводит тепло и лучше металла предохранит пассажиров от высокой температуры.
Сначала предложение понравилось, и ученые облегченно вздохнули, но новое возражение предусмотрительного Люмьера разочаровало их. Физик доказал, что, во-первых, даже двух сантиметров недостаточно, чтобы умерить жар, а во-вторых, и это самое главное, деревянные доски хорошо пропускают газы, и потому путешественники рискуют остаться без воздуха, который рассеется в пустом пространстве. С своей стороны, инженер Стремоухов, справившись в таблице сопротивления материалов, довел до сведения коллег, что ни одно легкое дерево не имеет достаточной прочности. Все это принудило строительную комиссию отбросить план секретаря. Пришлось оставить вопрос открытым до третьего заседания, назначенного на следующий день.
Неожиданное препятствие, на которое наткнулись прогрессисты при осуществлении проекта Имеретинского, быстро стало известно всему миру и многих повергло в уныние. Некоторые газеты уже называли предприятие неудавшимся и даже неразумным. Было очевидно, что если комиссия не сумеет в следующий раз выйти из затруднения, то настроение общества может круто повернуть в другую сторону, и предприятие потеряет всякую популярность.
Члены-строители в назначенный час собрались и расспрашивали друг друга, не удалось ли кому нибудь из них придумать что-либо подходящее. У всякого оказывался план, но это все было не то, что нужно, и остальные разбивали его еще до открытия заседания, которое задержалось, так как не хватало председателя комиссии, Имеретинского. Наконец он пришел и, сделав общий поклон, ни слова не говоря, занял свое место и объявил начало заседания. Все представленные проекты были один за другим отвергнуты, и роковая задача казалась все более и более запутанной и неразрешимой. После всех встал Имеретинский и развернул какой-то чертеж. Водворилось глубокое молчание; присутствующие понимали, что только гений их молодого председателя в состоянии спасти дело; если же и он окажется недостаточным, то придется отказаться от гордой мечты завоевать Вселенную.
— Идея того в высшей степени простого и остроумного выхода, который я хочу вам предложить, уважаемые коллеги, — заговорил Имеретинский, — принадлежит не мне, а дочери маститого председателя нашего клуба, Наталии Александровне Аракчеевой.