Ошибка грифона

– Пусть остается! Мы сделали все, что могли! – сказал он.

– Мы не выполнили задание! – возразила Ирка.

– Знаешь, ты мне как-то подороже задания! – возразил Багров и заорал: – Эй ты, Глокая Куздра! Скажи своему Фортунатову или кому там, что мы ушли! Нету нас в твоем сарае! Все, утопали мы!

Каретный сарай перестал сотрясаться. Убедившись, что они и правда ушли, старичок притих. Ирка с Багровым растерянно стояли рядом с аркой и совещались, что им делать.

– Сил моих больше нет! То джинна в кондиционер затянуло, то африканский божок в сувенирном барабане спьяну уснул… А тут еще выживший из ума старикан-домовой, торчащий в развалинах! Хранит он тут, видите ли, старый холодильник!

Едва Багров это произнес, как из сарая донесся вопль и в сторону Матвея, со свистом рассекая воздух, вылетела крышка канализационного люка. Описала в воздухе дугу, врезалась в кирпичную стену дома на уровне второго этажа и засела в ней, застряв до половины.

– Думай прежде чем говорить! Домовые же обижаются! – шепотом предупредила Ирка.

– А плевать мне с большой чихальни, кто там на кого обиделся!.. Зато полочка получилась! Ни у кого такой нет! Можно с той стороны книжки ставить! – сказал Багров.

Ирка предостерегающе толкнула его локтем. Возле них стояла маленькая девочка и, засунув в рот палец, смотрела то на Ирку, то на сарай. Видимо, она стала свидетельницей полета.

– Привет! Испугалась? – спросила ее Ирка, подмигивая.

Девочка, только что смирно стоявшая, сорвалась с места и убежала, издавая вопящие звуки.

– Чего это она? – озадачилась Ирка, привыкшая, что дети ей доверяют.

– Московским детям нельзя говорить «привет» и уж тем более нельзя подмигивать. Им с младенчества внушают, что, если незнакомец поздоровался, то он обязательно маньяк, – заметил Багров.

– Все равно не понимаю!

– Да чего тут понимать? Вон у тебя кровь на скуле. Ты выглядишь чуток зловеще!

Ирке все стало ясно. Она схватилась за лицо, стала спешно вытирать, но Багров отвел ее руку, притянул ее лицо к себе и, слизнув кровь, прижег рану ногтем.

– Только не надо называть меня вампиром. Слишком предсказуемый ход мысли. Не люблю! – сказал он.

– Ты уверен, что не будет заражения? Гвоздь-то небось был ржавый, – спросила Ирка.

– Стерильно! До свадьбы заживет, тем более что дату все равно буду назначать я! – утешил ее Матвей.

Ирка посмотрела на него счастливыми глазами.

– И не надейся! Я откажусь! – сказала она.

– Бесполезно. Я тебя перехитрю. Мужчине очень просто обмануть девушку, пользуясь несовершенством ее мышления. Если бы я собрался сделать предложение девушке, в чьем согласии я не уверен, я провернул бы дело так. Подошел и спросил громко и четко: «Выйдешь за меня замуж? Тебе нужны папка-файл, две фотографии три на четыре, заявление в свободной форме и бланк на замену фамилии». Девушка отвлеклась бы на мелочи, стала бы говорить: «Ой, а у меня нет папки-файла!» Или: «А фотография черно-белая нужна или цветная?» А главный вопрос бы пропустила, и это было бы как бы автоматическое согласие.

– А если я не отвлекусь? – спросила Ирка.

– Девушки всегда на мелочи очень отвлекаются. Не на одну, так на другую. Так отвлекаются, что о прочем можно не беспокоиться, – заверил ее Матвей.

Они сели в автобус и оттуда уже Ирка связалась с Антигоном через старый зудильник, валявшийся у них в бардачке. Антигон скучал у плиты, готовя валькирии-одиночке картофельный супчик с акридами – толченой сухой саранчой, которую он добавлял в надежде на взбучку. Но, увы, Даша, увлеченная в жизни всем, кроме быта, обычно ела, не глядя в тарелку, и изредка даже зачерпывала ложкой пустое пространство рядом с ней. Сама Даша никогда не готовила, перебиваясь тем, что первым сваливалось на нее с полки в супермаркете. Единственным же блюдом, которое Даша освоила во всех тонкостях, была знаменитая КВМВГ – картошка в мундире, варенная грязной.

Этим она была очень похожа на Ирку. По каким-то таинственным причинам хозяйственные валькирии-одиночки призывались к служению редко. Зато валькирии золотого копья или валькирии воскрешающего оказывались хозяйственными всегда, равно как и валькирии медного копья – деловыми, валькирии сонного – упитанными, а валькирии лунного – кокетками. Видимо, каждая, от чего-то оттолкнувшись, должна была пройти свой путь, что-то пережить, от чего-то отказаться и куда-то добрести.

Путь Даши был трудным. Едва ли легче, чем путь колясочницы Ирки. Смешная, сутулая, длиннорукая, имевшая дикие проблемы с кожей, которые мешали ей даже футболку со швом надеть, Даша долгие годы была общешкольным изгоем. Милые ее одноклассники вели себя как куры, которые, как известно, заклевывают калек. Если кому-то надо было мимо нее пройти – он, чтобы не прикасаться, отталкивал Дашу шваброй или ботинком, после чего непременно вытирал его обо что-то, пока все остальные громко орали ему «сифак!». За одной партой с Дашей соглашался сидеть только очень толстый мальчик, который был таким же изгоем, как и она, потому что в животе у него вечно что-то бурлило и стреляло, а штаны сзади при попытке наклониться взрывались по шву со звуком пистолетного выстрела.

Но и в такой ситуации Даша ухитрилась не озлобиться. Она вообще, кажется, не подозревала, что что-то идет не так. Ее спасала рассеянность и то, что она существовала в каком-то параллельном мире, который вынужденно соприкасался с этим миром лишь в строго необходимых пунктах.

И еще ее спасала верховая езда. Лошади, даже незнакомые, ходили за ней как собачки, порой забывая, что на спине у них собственный наездник, часто имеющий свои какие-то отдельные планы перемещений. То, что другая два месяца не могла объяснить с помощью хлыста, Даша объясняла лошади одной фразой: «Ариадна, ты меня огорчаешь!» И Ариадна переставала хватать всадников зубами за колено или ложиться в самую грязь.

А теперь у Даши появился Антигон, и Ирка была за нее спокойна.

Ирка кратко обрисовала Антигону проблему. Тот кивал, и с ним вместе кивал его огромный бугристый нос. Со стороны казалось, что это нос кивает Антигоном.

– Старикан дерется? – подытожил Антигон, когда Ирка закончила.

– Да.

– И больно?

– Больнее некуда. Холодильниками швыряется.

Антигон на экране зудильника перестал размешивать картофельный супчик.

– О, это уже интересно! Что же вы мне сразу не сказали?

– Антигон!!! – укоризненно воскликнула Ирка.

– Что «Антигон»? Я скоро буду! Ждите меня!

Кикимор выключил плиту и, достав из-под плиты булаву, смахнул с нее паутину. Застрявшего же в паутине паучка, недолго думая, бросил в суп.

– Новой хозяйке надо отъедаться! А то смотреть не на что: одни кости и любовь к лошадям! – заявил он.

Ирка мысленно содрогнулась, представив, сколько паучков и тараканчиков съела она сама, пока это вот милое существо числилось ее пажом.

– Давай скорее! У нас следующий вызов! – Ирка опасливо подула на тетрадь, обложка которой нагрелась докрасна, что означало крайнюю степень срочности.

– Один момент! – пообещал Антигон и, показывая, что разговор окончен, плеснул в зудильник супчик на предмет его остывания. Запах как-то передался, и в машине Ирки и Багрова сильно запахло супом. Оба невольно вспомнили, что сегодня весь день не ели.

– Варвар! Так обращаться с магическими предметами! – сказала Ирка.

– А я все слышал, между прочим! – заявил Антигон, возникая между Иркой и Матвеем. Параллельно он ухитрялся облизывать булаву, которую уронил в суп. – Ну, как там зовут вашего домового?

– А это так важно? – спросил Матвей.

– Еще как важно!

– Арчибальд!

– Пуф! – схватился за голову Антигон. – Все понятно! Хотите узнать характер домового – спросите у него его имя! Обилуха, Одяка, Оглендя, Орля, Остроух – эти все будут добряки. Далята, Давило, Дедилец, Дитята, Добриша – тоже ничего, но маленько с ленцой. Их обычно над всякими сенными сараями ставят, а над скотным двором ни-ни! Задора, Зеленя, Зернко, Зимород, Зух, Зюзя – это хозяйственные домовые. В печи живут, с кашки первую пробу снимают. Колобуд, Кушпет, Куденя, Курило, Кривослав, Крикун, Крепшун, Круглец, и на «Л» которые: Лихач, Лихолат, Лиховид, Лют, Лютко, Лютобор, Лютобран – это домовые с крепкими кулаками. Им дома не сидится. Только бы гномов каких-нибудь погонять или лешакам зубья пересчитать.