Страница 2 из 17
Ли Брайтман: Да, я так думал.
Мистер Льюис: Я полагаю, вам известно, что одним из условий того рода деятельности, которой вы занимаетесь, является незамедлительное информирование руководства о переменах в вашей личной жизни, четкое уведомление о статусе этих отношений?
Ли Брайтман: Да.
Мистер Льюис: Но при этом вы не поставили ваше начальство в известность об отношениях с мисс Бейли?
Ли Брайтман: Я собирался сказать об этом после того, как Кэтрин согласится выйти за меня. Очередная сверка данных была назначена на конец сентября, так что в отчете я бы рассказал о нас с Кэтрин.
Мистер Льюис: Обращаю ваше внимание на документ «Вэ-эль один» — папка свидетельских показаний, страница четырнадцать. Показания констебля Уильяма Лея. Констебль Лей арестовал вас во вторник пятнадцатого июня две тысячи четвертого года, арест произведен по вашему адресу. В своих показаниях констебль утверждает, что, когда он спросил у вас о мисс Бейли, вы ответили, цитирую: «Не знаю, о ком вы говорите». Вы подтверждаете показания констебля?
Ли Брайтман: Я точно не помню, что говорил тогда.
Мистер Льюис: Речь идет о женщине, которую, как вы сами только что сказали, вы любили и на которой собирались жениться. Я вас верно понял?
Ли Брайтман: Констебли Лей и Ньюмен заявились ко мне в шесть утра. Я три ночи подряд был при исполнении и только-только лег поспать. Я вообще ничего не соображал.
Мистер Льюис: Позже, в полицейском участке Ланкастера в тот же день на допросе, вы сказали следующее, цитирую: «Она просто проходила по одному расследованию. Когда я ушел, с ней все было нормально. Но в принципе у нее имеются эмоциональные проблемы, нарушена психика». Это было вами сказано?
Ли Брайтман (неразборчиво).
Мистер Нолан: Мистер Брайтман, если можно, погромче.
Ли Брайтман: Да.
Мистер Льюис: Мисс Бейли действительно была причастна к некоему проводимому вами расследованию?
Ли Брайтман: Нет.
Мистер Льюис: У меня больше нет вопросов, ваша честь.
Мистер Нолан: Благодарю вас. Дамы и господа, объявляю перерыв на обед.
Четверг, 21 июня 2001 года
Какая, собственно, разница, в какой день умирать… самый длинный день в году ничем не хуже других. Глядя в небо широко открытыми глазами, Наоми Беннет лежала на дне канавы, кровь, еще сохранявшая ей жизнь, покидала ее двадцатичетырехлетнее тело и впитывалась в грязный песок. То теряя сознание, то ненадолго вновь приходя в себя, Наоми вяло удивлялась иронии судьбы — как странно, что она умрет именно сейчас, после всего, что пережила, когда долгожданная свобода казалась ей такой близкой. И впрямь поразительно, что погибает она от руки единственного мужчины, который действительно любил ее и был так к ней добр. Он стоял сейчас на краю канавы, глядя вниз, его лицо оставалось темным, но солнце весело светило через блестящую зеленую листву, и пляшущие кружевные тени подрагивали на светлых волосах, окружая его голову золотистым нимбом. Он ждал.
Кровь заполнила ее легкие, и она закашлялась. Ярко-алые пузыри вспухли на губах и лопнули, багровая струйка потекла по подбородку.
Он стоял неподвижно и, опершись на лопату, глядел, как сверкающая рубиновая кровь толчками покидает ее тело. Как все-таки красива Наоми — даже в момент смерти она оставалась самой великолепной женщиной из тех, которых он встречал.
Но вот поток крови ослабел, превратившись в тонкий ручеек, и он отвернулся, мельком оглядев пустырь между старым заброшенным заводом с его огромной промышленной зоной и фермерскими полями. Никто сюда не ходит, даже собак здесь не выгуливают, среди куч старого железа, строительного мусора, скопившегося за десятилетия, обросшего сорняками в человеческий рост. Чего тут только нет: мотки старого кабеля, ржавые канистры, истекающие бурой маслянистой жидкостью, — полно всякой дряни. А у рощицы, на краю пустыря, точнее, под тремя раскидистыми липами — глубокая канава, после сильных дождей здесь собирается вода, которая потом стекает к речке, в миле отсюда.
Прошло еще несколько минут.
Все. Умерла.
Порыв ветра растрепал его волосы, и он машинально взглянул на небо сквозь резной свод листвы: с востока надвигались темные дождевые тучи со встрепанными рваными краями.
Он осторожно спустился по крутому обрывистому склону канавы, опираясь на лопату, чтобы не потерять равновесие, встал над телом и с размаху, не колеблясь, вогнал острое лезвие в лоб лежащей перед ним женщины. В первый раз он слегка промахнулся, и штыковая лопата, спружинив, отскочила, но во второй раз послышался глухой треск — череп Наоми раскололся. Тяжко дыша от натуги, он продолжал методично, мерно опуская лопату, дробить кости, выбивать зубы, превращать кожу, кости, мясо в жуткое месиво.
Ну вот, теперь это уже ничем не напоминало Наоми.
Он снова пустил в ход лезвие лопаты, отрезал один за другим пальцы, затем порезал в лоскуты ладони, чтобы не оставить ни единой зацепки для опознания.
Орудуя перепачканной в крови лопатой, он забросал месиво камнями, песком и мусором, покрывавшим дно канавы.
«Грязно сработано, — с досадой отметил он, — кругом кровь».
Но когда он закончил, утирая слезы, не унимавшиеся с того момента, как Наоми (с перерезанным уже горлом) изумленно произнесла его имя, потемневшее небо уронило первые капли дождя.
Среда, 31 октября 2007 года
Я упорно продолжала прокручивать таблицу на экране монитора. Ну что она стоит в дверях? Торчит там уже почти минуту — я же вижу в темном окне ее отражение. На улице опять темно, как странно. Такие короткие стали дни! Когда я утром выходила из дому, тоже была темень.
— Кэти?
Я обернулась:
— Прости, я что-то задумалась. Что?
Эрин, подбоченившись, прислонилась к дверному косяку, рыжие волосы были кое-как собраны в пучок.
— Я спросила, ты ведь уже скоро закончишь?
— Нет, не скоро. А что?
— Ты не забыла, сегодня вечером Эмили устраивает отвальную? Пойдешь?
Я снова уставилась на экран:
— Не знаю, наверное, не получится, мне надо закончить таблицы. Ты иди, иди, не жди меня. Я, может быть, потом забегу ненадолго.
— Ну как хочешь.
Эрин негодующе затопала к выходу, хотя в ее мягких мокасинах топот получался не очень убедительным.
Нет-нет, не пойду, не пойду. Я не могу. Только не сегодня. И с какой стати мне тащиться на прощальную вечеринку какой-то Эмили, с которой едва знакома? Хватит с меня грядущей рождественской вечеринки — туда уж точно придется идти. Они начали обсуждать ее чуть ли не в августе… Делать людям нечего, кто же празднует Рождество в ноябре? Но нет, все так решили, меня не спросили. А потом они будут пить до конца декабря, до настоящего Рождества. И ведь нельзя не пойти, начнут приставать: «Мы одна команда, чего ты выпендриваешься?» Деваться некуда, мне нужна эта работа.
Ну вот, слава богу, все ушли, можно выключить компьютер и отправляться домой.
Пятница, 31 октября 2003 года
Вечер пятницы, да еще Хеллоуин, все бары в городе были переполнены.
В «Чеширском гербе» я пила сидр, потом водку, как-то ухитрилась потерять Клэр, Луизу и Сильвию, зато познакомилась с Келли. Оказывается, мы ходили в одну школу… Это надо же! Правда, она меня помнила, а я ее — нет. Да какая, на фиг, разница, Келли была такая прикольная: изображала ведьму, только без помела, оранжевые колготки в полоску и черный парик, а я нарядилась невестой Сатаны. Нацепила ярко-алое шелковое платье и вишневые атласные туфельки, и они, между прочим, стоили еще дороже, чем платье. В общем, полный отпад. Меня даже несколько раз пытались облапать.
Бар постепенно опустел: кто помчался на ночной автобус, кто на такси, а остальные поплелись из центра пешком, по морозу. Ну а мы с Келли отправились в «Ривер-бар», единственное место, куда нас могли еще пустить.