Остров Колдун

– Норвежскому правительству, – сказал Фома Тимофеевич, – будет сообщено об этом разбое.

– Э, господин капитан, – протянул Нильсен, – когда это ещё будет! Да и показания разойдутся. Вы будете говорить одно, мы будем говорить другое.

Капитаны стояли друг против друга, оба кипящие от ярости, красные, и с ненавистью друг на друга глядели. А по сторонам, образуя круг, стояли Оле и Христиан, мы с Фомой и Глафира. Валька куда-то исчезла. Она, очевидно, сообразила, что это не шутки – оставить пост и уйти;

Глафира сделала шаг вперед и остановилась перед Жгутовым.

– Ты что же, – сказала она, – думаешь от ответа уйти? Собственными руками тебя задушу! – И она вцепилась обеими руками в горло Жгутова.

– Пусти, пусти, сейчас же! – прохрипел Жгутов. И, с трудом оторвав руки Глафиры от своего горла, завопил: – Господин капитан, помогите!

– Оставь, Глафира, – сказал Фома Тимофеевич.

– Вы, Фома Тимофеевич, – сказала Глафира, схватив Жгутова за плечи, – можете сколько угодно с этим иностранцем дипломатничать, а я обыкновенная женщина, и он, по-моему, обыкновенный разбойник. И чтоб я этому негодяю, – и она так затрясла Жгутова, что голова его стала болтаться из стороны в сторону, – позволила от наказанья уйти, а этому негодяю, – она кивнула на Нильсена, – наше горючее взять? Да ни в жизнь не позволю!

– Господин капитан, – умолял Жгутов, – она задушит меня.

– Уймите её, капитан Коновалов, – сказал Нильсен.

– Она частное лицо, – пожав плечами, сказал Фома Тимофеевич, – что желает, то и говорит.

Капитан Нильсен разъярился ужасно.

– Довольно шутки шутить! – крикнул он. – Пусти его, слышишь? – И он с силой схватил Глафиру за руку.

– Все равно не пущу! – кричала Глафира! – Что хотите делайте.

Я услышал Валькин голос. Она что-то кричала. Я подумал, не судно ли появилось. Я посмотрел наверх, но Вальки у флага не было. Я огляделся. Валька была на палубе бота. Она прыгала там от возбуждения и кричала:

– Слушайте, слушайте, не надо ссориться! Тетя Глаша, пустите его!

Конечно, никто её не слушал. Слишком серьезная была ссора, чтоб её можно было прекратить уговорами девчонки.

Капитан Нильсен старался оторвать от Жгутова руки Глафиры. Капитан Коновалов подошел к нему и положил ему руку на плечо.

– Ну, ну, господин капитан, – сказал Фома Тимофеевич, – рукам воли не давайте.

Нильсен, очевидно, решил, что бороться с Глафирой – только время даром терять. Да, в конце концов, что ему было особенно беспокоиться о Жгутове? Пусть сам выпутывается, как желает. Поэтому он отпустил Глафяру и резко сказал своим матросам:

– Оле, Христиан, быстро бачок на бот, перекачать горючее – и на шлюпку. – Потом он повернулся к Фоме Тимофеевичу и резко сказал, глядя ему прямо в глаза: – А вы, капитан Коновалов, не командуйте здесь. Сейчас командую я. Мне нужно горючее, и я его получу.

– Послушайте, послушайте, – бесновалась на боте Валька, – не надо ссориться. Фома Тимофеевич, подождите, послушайте.

– Это земля советская, – резко сказал капитан Коновалов, – и здесь командую я!

– Ну, – усмехнулся Нильсен, – пока ваши сюда придут, мы уже давно будем в Вардэ, и командовать сейчас буду я. У меня четверо здоровых мужчин и ещё кое-что.

Он отогнул пиджак и вытащил из висящей на поясе кобуры черный большой пистолет.

Наступила долгая пауза. Глафира отпустила Жгутова, Фома Тимофеевич стоял неподвижно, бистро обдумывая положение. Да, положение изменилось. Раньше была подлость, кража, сейчас могла произойти трагедия. Мертвая была тишина, и в этой тишине раздался опять надоедливый, раздражающий крик Вальки;

– Ой, да что вы! Вот несчастье! Вы меня, меня послушайте!

– Быстро качать горючее! – рявкнул Нильсен на матросов. – Чего вы дожидаетесь? Быстро, ну!

– Нет никакого горючего! – во весь голос заорала Валька. – И ещё раз повторила: – Нет никакого горючего!

Мы все круто к ней повернулись.

– Что ты говоришь, девочка? – спросил капитан Нильсен.

– Нет никакого горючего, – сказала Валька.

Мы смотрели на неё, ничего не понимая.

– Я вам кричу, кричу, – жалобно продолжала Валя, – а вы не слушаете. Ругаетесь, ссоритесь, а все из-за ерунды!

Нильсен оглядел нас всех, и полная растерянность была на его лице.

– Как это – нет горючего? – спросил он. Туг взгляд его остановился на Жгутове, и глаза яростно блеснули. – Ты меня обманул, механик! – крикнул он, бросился к Жгутову и, схватив за плечи, начал трясти его изо всех сил.

Сегодня для Жгутова был неудачный день. Перенести две такие встряски подряд – это не шутка.

– Вот опять! – жалобно кричала Валя. – Да вы меня послушайте! Капитан, капитан, послушайте, что я скажу!

Нильсен повернулся к ней, продолжая держать Жгутова за плечи.

– Отпустите вы его, – сказала Валя, – ничего он вам не наврал,

Нильсен машинально отпустил Жгутова и подошел к боту.

– Как ты говоришь, нет горючего, девочка? – спросил он.

– Ой, – рассердилась Валя, – ну как вы не понимаете? Пока вы тут спорили, я перерезала шланг, и все горючее вытекло.

Долгая-долгая была пауза, Оле и Христиан спокойно сели на камни, вынули трубки и закурили. На третий камень сел Фома Тимофеевич. Жгутов опустился на песок, по-моему, у него просто подогнулись ноги от ужаса. А капитан Нильсен все ещё стоял и смотрел снизу вверх на Валю и все ещё не мог до конца понять, что же случилось и что, собственно, теперь надо делать. Долго все молчали. И первый заговорил Фома. Он повернулся ко мне и сказал;

– Знаешь, Дани, если бы у меня была такая сестра, я бы, пожалуй, был даже доволен.

Нильсен спрятал пистолет в кобуру.

Глава двадцать первая. НА ОСТРОВЕ МИР. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Как-то сразу стало спокойно и тихо. Будто встретились на маленьком острове команды двух судов, так оказать, товарищи по несчастью, вместе ждут помощи, которая обязательно скоро придет, а пока стараются оказать друг другу возможные услуги, обмениваются любезностями, все люди хорошие, моряки, и ссориться им совершенно не из-за чего. Первый задал тон Фома Тимофеевич.

– Ну что ж, господин капитан, – любезно сказал он, – ничего страшного. Когда придет спасательное судно, вам, без сомнения, дадут возможность заправиться, и вы благополучно дойдете до Вардэ.

Он этими словами как бы говорил капитану Нильсену: «Ничего не произошло, никаких осложнений не было, и я не хочу вспоминать, каким вы были мерзавцем несколько минут назад»,

И капитан Нильсен с охотой принял эту игру. Уж ему-то она была, наверное, выгодна. Сюда, на советский остров, могло зайти только советское судно. Уйти без горючего он не мог. Значит, как бы там нн было, а придется встретиться с советскими моряками. И, конечно, лучше быть почтенным, уважаемым гостем, чем преступником, пойманным на месте преступления.

Капитан Нильсен поклонился и ответил очень любезно:

– Благодарю вас, господин капитан.

– Надеюсь, – любезно продолжал Коновалов, – что это будет скоро и ваша рыба не успеет испортиться.

Я смотрел на Фому Тимофеевича и увидел, что хотя говорит он спокойно и серьезно, но глаза его щурятся с усмешкою и, не давая владельцу бота никаких оснований для обиды, он даже не очень скрывает, что издевается над капитаном.

А Нильсен как будто не замечал этого. Он тоже был спокоен и вежлив, и только на шее у него вздулись жилы. Ох, и зол же был он! Так удачно все получалось. Ушли бы сейчас к себе в Вардэ, и ищи-свищи. Следов на воде не остается. Ну, затеялась бы переписка, так ведь поди докажи, было ли что или не было.

– Наверное, вам надоели консервы, – сказал любезно капитан Нильсен, – может быть, позволите угостить вас ухой? У меня есть и лавровый лист, и перец, и соль, и даже немного картофеля.

– Я думаю, что не стоит возиться, господин капитан, – сказал Фома Тимофеевич. – Помощь, думаю, не задержится, и уху мы с вами поедим каждый у себя дома.