Остров Колдун

Разве Валя даст кому-нибудь договорить!

– Теперь я же и плохая! – возмутилась она… – А вы честные, да? Ну, сказали бы прямо: «Опасность большая, но ты, Валька, не трусь». А я и не трушу. Я всё равно не трушу. Вот. Съели? Да, съели?

И только Валя успела это сказать, как вдруг мы услышали громкий рев, разом покрывший и шум бури и плеск волн. Будто какое-то страшное морское чудовище сердито и разъяренно ревело.

– Что это? – испуганно спросил я.

– Судно гудит, – ответил Фома сердито. Поначалу он тоже, кажется, испугался, и ему было стыдно за это. – Похоже, что траулер. У траулеров такие гудки.

Я хотел спросить Фому, хорошо ли это, что рядом с нами траулер, сможет ли он нам помочь или в крайнем случае принять нас на борт, но я не успел. Началось что-то страшное. Бот положило на борт. Я вылетел из кубрика в магазин, ударился о стену, потом ударился о книжные полки» на меня полетели книги, и я был так ошеломлен, что даже не чувствовал боли, когда толстые тома с размаху меня ударяли. С отчаянным воплем мимо меня пролетела Валя. Я увидел Фому, стоявшего на четвереньках, белое, испуганное лицо Глафиры. Голоса её я не слышал, то ли потому, что она и в самом деле молчала, то ли потому, что меня оглушило. Свет мигнул, мигнул ещё раз, погас, снова зажегся и наконец погас окончательно. Страшная это была минута. Потом наступила тишина, то есть волны по-прежнему били о борт, по-прежнему судно качалось, по-прежнему доносился с палубы свист и вой ветра, но по сравнению с тем, что было, казалось, что наступила тишина и покой.

Не знаю, сколько времени я лежал оглушенный, растерянный, не испытывая ничего, даже страха. Потом в темноте я услышал голос Фомы:

– Валька, – спросил он, – ты где? Даня!

Потом чиркнула спичка, и я увидел в темноте лицо Глафиры и спичку, прыгавшую в её руке. Она сняла со стены фонарь и никак не могла зажечь, потому что рука так прыгала, что все не попадала на фитиль. Наконец фонарь разгорелся, и тусклый свет осветил магазин, покосившийся прилавок, разбросанные книги. Фома стоял, держась за переборку. Валя лежала неподвижно. Глафира стояла, держась за прилавок, вглядываясь в окружающую полутьму, поднимая фонарь дрожащей, прямо-таки прыгающей рукой.

– Все в порядке, – сказала Глафира таким голосом, что было сразу ясно, что все ие в порядке. – Все в порядке, – повторила она, – ничего страшного. Это часто бывает в море Даня, ты цел? Валя! Где Валя, ребята?

– Валя здесь, – сказал я, и боюсь, что мой голос тоже звучал не очень бодро. Я помолчал и неуверенно спросил: – Это что? Это уже конец, Фома?

– Не знаю, – хмуро сказал Фома. – Я такого ещё не видел.

– Какой конец? – удивилась Глафира. – Что вы болтаете вздор, ребята? Слышите – и мотор работает.

Ещё одни фонарь появился в полутьме. Это из машинного вошел Жгутов. Бледный, стоял он, высоко поднимая фонарь. Долго ов» даже слова сказать не мог. Он только глотал воздух, так ему было страшно. На* конец он спросил, с трудом произнося слова:

– Всё уже? Выключать мотор?

– Тебе кто приказывал мотор выключать? – крикнула ему Глафира. – Ну, говоря, приказывая?

– Нет, – сказал Жгутов. – Не приказывай. – И вдруг выкрикнул громким, тонким голосом: – Но ведь всё уже, видите, всё уже!

– Не болтай ерунду! – сказала Глафира. – Подтянись, механик. Свет чини. Не медленно свет чини.

– А-а… – протянул Жгутов, – свет чинить? Хорошо, я пойду свет чинить.

Какой-то у него был странный тон, как будто он сам не понимал, что говорит и что ему говорят, как будто все происходящее не вполне доходило до его сознания. Но вот сейчас ему что-то велели делать, и он механически, не очень понимая, зачем это нужно, пошел исполнять приказание.

И он повернулся и вышел. И в магазине стало ещё темнее, потому что снова светил только один фонарь. Я подобрался к Вале. Она лежала лицом вниз, совсем неподвижно, и у меня даже сердце замерло. Я подумал, что, может быть, она расшиблась, может быть, она даже убилась.

– Валя, Валя! – повторял я и тряс её за плечо, обмирая от страха. – Валя, Валя!

И вдруг Валя поднялась, села, огляделась и сказала очень спокойно:

– ОЙ, меня очень в плечо ушибло! Значит, мы не утонули?

– Не-ет, – протянул я с сомнением в голосе, – по-моему, мы не утонули.

– Нет, – уверенно подтвердил Фома, – мы, конечно, не утонули.

Валя осмотрела меня, Фому, Глафиру, будто хотела проверить, не смеемся ли мы над ней.

– Я от неожиданности закричала, когда свет погас, – объяснила она. – А вы, наверное, думали, что я от страху?

Ух, и самолюбивая же она, Валька! Можно подумать, что в такую минуту все только и стараются выяснить, кричала она или не кричала. Ну, в конце концов, если ей так важно, чтобы мы думали, будто она не боится, так почему не сделать девчонке удовольствие?

– А ты разве кричала? – удивленно спросил Фома. – Я и не слышал. Да и что ж тут такого, если кричала? Ничего тут такого нет.

– И я не слышал, – сказал я. – И ничего тут такого нет. Я бы и сам мог закричать.

Валька посмотрела на нас подозрительно. Она все-таки сомневалась, не смеемся ли мы над ней.

– А я как пришла в себя, – сказала она, неуверенно усмехнувшись, – так решила, что мы утонули.

– Вот глупая какая! – удивилась Глафира. – С чего же это тебе в голову пришло?

– Потому что вода здесь просачивается из-под настила, – объявила очень спокойно Валя.

– Вода?

Я похолодел. Я, конечно, моряк неопытный, но уж то, что, если в трюме вода, значит, судно дало течь, а если судно дало течь, значит, дело плохо, – это-то я понимаю, для этого-то не нужно быть старым морским волком. Теперь я услышал, что, кроме ударов волны в борт, вода негромко плещется и здесь, внутри, в трюме. Глафира наклонилась и осветила фонарем настил. И мы увидели, что сквозь доски маленькими струйками и фонтанчиками пробивается вода.

– Видите, – сказала Валя, – сколько её набралось? А сейчас только было как будто меньше. Или мне показалось?

– Нет, это тебе показалось, – уверенно решил Фома. – И потом, что ж такого, что вода? Это так и должно быть.

– Конечно, – подтвердила Глафира, – в трюме всегда вода. Судно не бывает без воды.

Подал голос и я.

– Какое же судно, в котором нет воды? – сказал я удивленно. – Смешно просто!

– Я тоже так подумала, – согласилась Валя. – И совсем перестала бояться.

Свет мигнул, погас, опять зажегся, ещё раз погас и наконец зажегся окончательно.

Глава двенадцатая. КАПИТАН СПУСКАЕТСЯ В ТРЮМ

Плохо было в полутьме, но при свете стало не легче. Теперь можно было охватить взглядом всё, и, по совести говоря, когда я увидел, как выглядит магазин, настроение у меня не стало лучше. Наверное, половина книг, которые мы с таким старанием расставляли по полкам, лежала на полу. Вода, проступавшая сквозь настил, заливала книги, большая часть реек, прибитых к полкам, была поломана, да и сами полки покосились. Грустный вид являл собою наш плавучий книжный магазин. Так, наверное, выглядели потерпевшие кораблекрушение, брошенные командой суда, которые, если верить старым романам, встречали иногда мореплаватели, в океане.

Вошёл Жгутов. Сейчас он был гораздо спокойнее. Казалось даже, что у него бодрое, чуть ли не веселое настроение. Правда, какая-то наигранная была эта бодрость.

– Вот и горит свет! – сказал он радостно. – Со Жгутовым не пропадете! Жгутов свое дело знает. Слушай, Фома, тебя капитан наверх требует. Крикнул сейчас в переговорную трубку – Фому, мол, наверх, И ещё сказал, чтобы ты простерёгся, смыть, говорит, может.

– Иду, – сказал Фома и пошел к трапу.

– Зачем это? – удивилась Глафира. – Не случилось ли чего? Фома, ты про воду скажи Фоме Тимофеевичу.

– Скажу, – буркнул Фома и быстро поднялся по трапу.

– Про какую это воду? – спросил Жгутов.

– Вот, – показала Валька и успокоительно разъяснила: – Только это ничего, это так и должно быть.