Страница 4 из 49
— Скажите Симе Масленникову, что я разрешил.
Гарри робко постучался к перегруженному работой радисту. Всякому другому Сима отказал бы, но человеку, который несколько лет провел под землей, он отказать не мог.
Настроив запасный радиоприемник, Сима снабдил Гарри наушниками и занялся своим делом.
Выражение лица Гарри беспрерывно менялось. Он то сжимал, то разжимал кулаки. Передавали речь Иеремии Блатта, знаменитого мракобеса, организатора негритянских погромов, одного из заправил монийского легиона. Он требовал запрещения прогрессивных партий в Монии. Он кричал, что сам господь бог возложил на монийцев ответственность за судьбы мира и, следовательно, Мония должна твердой рукой управлять всем земным шаром. Гарри не выдержал, выругался про себя и вышел из радиорубки. Какое счастье, что он попал на советский корабль — на судно страны его лучшего друга Раша. Теперь о Подземном городе узнает весь мир.
— Мистер Гульд, — раздался звонкий голос, — вы нам нужны!
— О грузовой помощник? Скажите лишь слово — я все сделаю.
— Вас ищет Василий Иванович, третий помощник капитана, — пиджак примерить… Мы общими силами хотим вас одеть. Готового на вас не подберешь. Так вот мы коллективно. Солодовников, палубный матрос, был раньше портным. А Василий Иванович, специалист по геометрии, выкройку сделал. Я тоже помогаю — петли метать, подкладку подметывать… В общем, костюм будет. Чтобы в Мурманске не задерживаться.
— Какие вы все чудесные люди! О дорогие мои друзья! — воскликнул Гарри. — Спасибо вам!
…Второго июля в шесть часов утра вдали показался знаменитый ледокол «Днепр». Жители Мурманска узнали его по двум высоким желтым трубам, по корпусу, напоминающему гигантский утюг. Все суда, находившиеся на рейде, салютовали товарищу гудками. Разноголосый хор металлических глоток не смолкал несколько минут. «Днепр» в свою очередь мощным гудком приветствовал родной порт.
С берега на ледокол нацелились сотни биноклей, а с ледокола на берег жадно глядели десятки глаз. Многие члены экипажа ждали встречи с родными, близкими… Все радовались возможности сойти на землю.
Рыбников издали узнал сына своего лучшего друга. Вот портовый катер с морским начальством отваливает от стенки. На его палубе — Лев Солнцев с женой, оба в белых костюмах.
Старому моряку не терпится увидеть их ближе. Катер уже под бортом, и Рыбников бежит по трапу. Он обнимает молодого Солнцева, крепко его целует, затем без церемонии целует и Надю.
— Э, да она у тебя красавица! Очень рад, очень рад… А теперь познакомься с нашим другом. Гарри Гульд. Он бежал из Подземного города. Оказывается, где-то в Арктике до сих пор еще существует фашистская каторга. Ты повезешь Гульда в Москву. Он расскажет там обо всем.
Леонид Солнцев смеется.
— Вас, Устин Петрович, я тоже повезу в Москву. Вы уже оформили отпуск? На Рыбачий мы полетим из Москвы.
Гарри Гульд рассказывает
На другой день курьерский поезд повез Солнцевых, Гарри и Рыбникова в Москву.
Как только они разместились в купе, Лев попросил Гарри рассказать о Подземном городе. Он хотел знать все до мельчайших подробностей.
Гарри Гульд тотчас же начал. Он прерывал рассказ лишь тогда, когда у него гасла трубка или когда подыскивал нужное русское слово.
— Раш научил меня говорить по-русски еще до того, как мы попали в Подземный город. А в Подземном городе нам разговаривать почти не приходилось. Нам не позволяли рта раскрыть… Но русский язык я не забыл… Я только прошу меня не перебивать, и тогда я все расскажу… Я был на войне в Африке. И вот меня ранили. Я очнулся в немецком госпитале. Я не понимал, почему меня не убили. Почему не выбросили шакалам. Потом пришел офицер пропаганды, геббельсовская обезьяна, говорит: «Мония черных не любит, мы, немцы, будем любить: иди в нашу армию. Пойдешь — будем лечить, не пойдешь — тебе капут…» Я понял — они хотели сделать из меня приманку, чтобы все негры шли к ним…
— Разве с Рашем вы познакомились в Африке? — перебил Солнцев.
— О, нет. Но если бы не Африка, я не встретил бы того русского…
— Дальше, прошу вас.
— А дальше… Меня все же не убили, а посадили на старый «юнкерс» и отправили в Германию… Оказывается, пришел приказ: собрать самых здоровых и сильных в отдельную команду. В Германии содержали в особом бараке. Сначала я был один, потом стали приводить других пленных. Все это были сильные люди. Приводили также и не очень сильных, но они были ученые. С ними пришел единственный русский — морской инженер, которого мы назвали Раш. В этом лагере мы пробыли около полугода. Нас заставляли работать в шахтах, а потом отвезли вдруг в порт, посадили на пароход, заперли в трюм. И мы поплыли неизвестно куда…
— Русский не говорил вам, при каких обстоятельствах он попал в плен? — снова перебил Солнцев.
— Очень мало. Он сказал лишь, что был в беспамятстве, когда его подобрали.
Рыбников понимал, что происходит в душе Льва.
— Знаешь, — сказал он, — в первую минуту и мне показалось, что этот самый Раш — твой отец. Должно быть потому, что «Дельфин» погиб в Арктике — по-видимому, недалеко от этого Подземного города.
— Да, да, — подтвердил Гарри. — И я еще знаю, что сначала немцы его лечили — верно, хотели узнать секреты. Ничего не узнали. И прислали в нашу команду. Он очень хороший инженер. Вот мы и встретились.
…В темноте смутно угадывались очертания крутых высоких гор.
Военнопленным приказали спуститься по штормтрапу прямо в воду. Неглубоко под водой была скрыта площадка. Пленные стояли на ней по колено в воде, сбившись в кучу. Никто не шевелился: боялись сорваться.
Но вот вода забурлила, рядом с пленными вынырнула рубка какого-то подводного судна. Голос из радиорупора приказал всем войти в рубку. Пленные волновались. Слабо освещенный трап привел их в большую каюту. Когда людей набилось до отказа, кто-то задраил наверху люк, и Гарри показалось, что судно погружается. Затем последовало несколько толчков. Судно как будто плотно пришвартовалось к стенке. В стене каюты открылись двери. Все тот же каркающий голос приказал выходить. Пленные очутились в длинной стальной трубе. По-видимому, она соединяла судно с туннелем, пробитым в породе. Этим ходом пленные прошли в огромную пещеру. Свет многих электрических ламп отражался разноцветным сиянием в сталактитах. Дальше они шли по мосту над пропастью — слышно было, как далеко внизу бурлит вода, затем попали в помещение, напоминающее шахтный двор, и, наконец, вошли в большую стальную камеру.
В этой камере, где неумолчно жужжали вентиляторы и ни на секунду не гас яркий электрический свет, им суждено было провести много лет. Гладкие стальные стены: ни трещинки, ни щелочки. На высоте человеческого роста узкие бойницы, а в них — стволы автоматов…
Загремел репродуктор:
— Внимание! Приказ номер один. Вы прибыли в Подземный город, чтобы работать. Жить будет только тот, кто научится беспрекословно повиноваться. До полной победы Германии во всем мире вы не увидите солнца. Единственный путь к солнцу — через полную победу германской армии. Следовательно, приближать эту победу — в ваших интересах. Вы обязаны забыть: первое — свое прошлое, второе — происхождение, третье — национальность, четвертое — имя. Вы должны работать, только работать. Это сохранит вам жизнь. Старайтесь не хворать — больных мы не держим. Каждый обязан постоянно носить на шее свой номер. Замеченный без номера будет немедленно уничтожен…
В полу открылся прямоугольный люк. Из него поднялся длинный металлический стол. На столе были миски с похлебкой, куски хлеба. Под каждым куском лежала номерная бляха на шнурке. Одновременно из стен выдвинулись железные нары. Пленные нерешительно сели: то была первая трапеза в Подземном городе.
— Наденьте номера на шею и подходите по очереди к окошку, — приказал невидимый диктор, едва пленники очистили миски.
В стене открылся небольшой квадратный люк. Очевидно, пленных фотографировали с номерами на шее, как собак. Гарри Гульду достался номер 3157, Рашу — 4369.