Страница 51 из 56
Я потянулся, сел и размял шею. Кровь мягко растекалась по венам. Как здорово, чувствовать свое тело здоровым и полноценным...
Из маленького окошка, грубо прорубленного в брусьях, струился свет. Я выглянул в него, но ничего не увидел кроме серой мглы. Ману свернулся, пряча нос под куртку, — должно быть, мы уже у побережья Долины. Погода изменилась.
Тревожные мысли об отце вернулись. Вестар, наверное, уже идет по снегам Долины.
Сила все еще прибывала со мной, и холод я пока не чувствовал. Но насколько ее хватит?.. Я покосился на посох. На вид обычная палка. Палка?! Я подскочил и схватил посох. Он сразу вспыхнул, по ладоням разлилось тепло. От неожиданности я чуть не выронил его. Я успокоился, и посох померк. Вот так все просто?! Даже не верилось.
Покрутив его, я обнаружил, что с одного конца перелом был свежий. А на другом ветка была ровно срезана. И очень давно — древесина в этом месте потемнела от времени. Кто-то с того дерева уже брал посох... Я вспомнил, что говорил мне отец, — когда-то он брал ветку с этого дерева. Неужели мы сломили одну и ту же?.. Не может же быть такого совпадения?!
Я стукнул им об пол и выпрямился. Посох был примерно на две головы выше меня. Это хорошо...
Ману зашевелился, потянулся, зевнул и открыл сонные глаза.
— Ты что не спишь? — спросил он.
— Уже утро.
Ману передернул плечами.
— Прохладно, — сказал он и еще раз зевнул, кутаясь в куртку.
Затем Ману покосился на скамью, где лежала мантия, и удивленно посмотрел на меня.
— Ты спал на ней?! Ну ты и... Она же помялась! Как мне теперь в ней ходить?!
От избиения не осталось и следов. Ману по-прежнему оставался собой. Слегка распоясанный мальчишка, позволявший пустить какую-нибудь усмешку или колкость.
В моем желудке раздался жалобный звук. И следом я почувствовал зверский голод.
Ману сел, протирая глаза тыльной стороной ладони. И вдруг серьезно заговорил:
— Слушай, ты же ел в последний раз на этом самом море! Как ты еще не умер от голода?! — проникнувшись сочувствием, он укутался в куртку и выскочил из каюты. И вернулся с целым подносом еды.
— Я не забыл те пирожки, что ты таскал для меня из города... — вспомнил он мою доброту.
Еда была настолько вкусной, что я смел все, что было на подносе: свежий хлеб, вяленое мясо, зелень, сушеные фрукты. Ману успел ухватить ломоть солонины. Я не наелся. Но этого было вполне достаточно, чтобы почувствовать себя лучше.
За завтраком мы обсуждали, как быстрее добраться до Покинутой горы. И решили обогнуть Ордон. Ближе подбираться опасно — враг может поджидать на границе. Я с горечью подумал о том, что отец все время был рядом, а я даже не знал...
Я подумал о Светгоре. О том, что осталось по ту сторону моря... И меня передернуло. Худшее позади — нам удалось вырваться из лап Арзу и капканов Вестара. Если бы не отец, к чему бы все привело?.. Может, я на самом деле ему не безразличен... Но я откинул эту мысль. Зачем обнадеживать себя?.. Змог хочет свободы — и он ее получит. Я сделаю для этого все!
Когда мы вышли на пристань, перед нами открылся мрачный пейзаж. Серые скалы, острые рифы. Угрюмые хладовеи были погружены в работу. Разгружались корабли, производились постройки. Повсюду были слышны стук топоров и короткие командные возгласы. Я полной грудью вдохнул стылый воздух. По спине пробежали мурашки. Я дома...
А вот Ману заметно поник. Возвращение его не радовало. Он даже не попрощался с Лияной.
Здесь был жуткий ветер. Пройдя мимо деревянных домиков, мы остановились, чтобы одеться. Ману надел шапку и поверх куртки мантию. Он смерил меня убийственным взглядом.
— Почти разгладилась, — не сдержался я от сарказма и усмехнулся.
На руки Дух натянул кожаные перчатки. Я накинул на плечи куртку и надел шапку. Так мы избавились от лишнего груза.
Когда мы отошли от портового городка, Ману принял облик зверя и теперь нес меня по глубоким снегам.
Я думал, как ему удается сохранять облик мальчишки (и наоборот) во время преображения. Он мог менять возраст. Ману физически существует как обычный человек — у него растут волосы, ногти, иногда Дух может заболеть. И в тоже время может преображаться в зверя, и при этом переносить все предметы, что берет с собой. А еще, как я узнал недавно, легко может заживлять раны самостоятельно. Должно быть, заклятие было настолько крепким, что сохраняло все его воплощения в памяти. Я понял, как мало я знал о духах. Да что там, почти ничего!
Мы двигались медленно по оледенелому насту снега. На лошадях передвигаться было бы в два раза труднее — пришлось бы объезжать трудно проходимые места и останавливаться на передышку, чтобы покормить лошадей.
Поднялась метель, и теперь нас заметало снегом. Ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Я накинул капюшон, прижался к загривку, прячась от хлесткого ветра, и позволил Ману самому выбирать дорогу.
Когда мы ступили на границу Ордона, грудь сдавило тревогой и беспокойством. Я хотел понять, что меня так тревожит. Я боялся... А вдруг ничего не выйдет... Вдруг я не смогу изменить что-либо, не смогу противостоять Вестару. Я сжал посох. У меня же есть он... Но я не знаю, как обращаться с ним. Это делало меня уязвимым. По сути, я стал случайным обладателем посоха. Он не должен быть сейчас в моих руках. Я рисовал в своей голове страшные картины — что если я не успею, вдруг отец лежит сейчас и истекает кровью... Страх и жажда мести нераздельно поселились во мне и толкали вперед. Обнадеживало одно — мы сэкономили в пути целый день.
Приблизившись к Ордону, через пелену снега я увидел черные клубы дыма. Повеяло гарью с примесью чего-то соленого. Пахло кровью. Ману ускорил шаг. Вскоре мы оказались у небольшой деревеньки. На самой ее окраине царил настоящий хаос. Увиденное повергло нас в шок: разоренные дома горели, хладовеи толпились на улицах, снег окрашен кровью, со всех сторон доносились душераздирающие завывания и плач женщин.
Ману обошел деревню, прячась от посторонних глаза. Я не осудил его. Нас многие не знали — и поэтому вполне могли принять за чужаков и встретить враждебно. От увиденных смертей мне стало не по себе. Я ощущал надрывный плачь сердец хладовеев. Их боль легла на мои плечи. И эта боль могла загнать меня в могилу. Я защитился заклятием. Но желание успокоить хладовеев было неудержимым. Успокоить так, как ребенок успокаивает свою мать, когда она плачет. Но потом я резко передумал. Испугался, охваченный собственным бессилием перед жесткой суровой реальностью. Не успел я отойти от этих мыслей, как мы снова наткнулись на еще один очаг нападения. И снова мне пришлось защититься.
Мы обошли Ордон, и по увиденному можно было сделать вывод, что духам не удалось пробраться дальше окраины. Опасения насчет Царимира улетучились. Я знал, что с ним все в порядке. С этими мыслями мы подбирались к Покинутой горе. Метель становилась тише, но с неба все еще сыпались хлопья снега.
Моя тревога нарастала с приближением вечера. Пасмурное небо стало темнеть. Приближалась ночь. Хмурые враждебные пики гор устремлялись в бездну огненного закатного неба.
Когда мы поднялись на высоту, на нас с новой силой обрушилась метель, снег осколками врезался в лицо. Ветер здесь был сильнее. Его порывы перехватывали дыхание. В этих местах я был впервые. Я всмотрелся вдаль в поисках крепости. Ману упрямо шел вперед, понурив голову. Он знал дорогу и не останавливался.
Но тут случайно я краем глаза уловил движущиеся тени. Сердце сжал ледяной кулак страха... Чувствуя угрозу, я сильнее сжал посох. Ману тоже их заметил, но его спокойствие расслабило. Я вышел из ступора.
Волки не преграждали нам путь и не кидались в атаку. Я понял, что это духи Змога. Я окончательно успокоился, но не ослабил внимания.
Жуткие завывания метели и вой волков соединялись в общий тоскливый призыв. Их плач заставлял усилить внимание. Мы прошли между каменными откосами. Волки следовали за нами. Дорогу было не разглядеть — ресницы заледенели и слиплись. Впереди был виден лишь размытый горизонт.