Пылающие бездны

Машина начальника флота являлась последним словом техники для атмосферных аэро.

Никаких моторов и двигателей, столь типичных для первых шагов авиации. Аэрожабль, построенный на принципе преодоления земного притяжения, управлялся при помощи конденсации в специальном аккумуляторе потока электронов элемента небулия, достигающего на Землю с отдаленных звезд и автоматически извлекаемого из воздуха.

Камень преткновения древних механиков, — раскаляемость движущегося тела вследствие сопротивления воздуха, — был обойден остроумным приспособлением: само движущееся тело вырабатывало вокруг себя охлаждающую воздушную оболочку, позволяющую сохранять нормальную температуру, независимо от скорости движения. Аэрожабль имел форму сильно вытянутого эллипсоида и, — в рассчете на сжатие при быстром движении, — был построен из упругого, эластичного материала, легко поддающегося деформации.

Никаких рычагов, требующих мускульной силы. Ряд кнопок на поверхности электронометра, регулирующих жизнь машины — и это все, весь аппарат управления, не считая капитана-пилота. Впрочем, машина, в случае надобности, могла управляться и автоматически.

Стенки аэрожабля, из специального прозрачного сплава, могли по желанию изменять свой цвет от самого светлого до абсолютно темного, непроницаемого ни для каких лучей и элементов, содержащихся в атмосфере.

Гени вошел в салон-кабину жены. Молодая женщина, полулежа в удобном кресле, читала книгу, — т. е., перед марсианкой, отпечатываясь на особом экране, с изумительной отчетливостью, протекали живыми нитями мысли автора, стройные картины его вдохновенной фантазии, волшебством изобретателя заключенные в изящный аппаратик, именуемый книгой.

— Здравствуй, мое счастье!

— Здравствуй, моя жизнь!

Гени нежно поцеловал свою супругу.

Авира Гени-Мар.

Это была молодая женщина всего 15 марсовых лет, что соответствовало 28 земным годам. Ее принадлежность к другому миру сразу бросалась в глаза. Культура древней тысячевековой расы сквозила во всем. Изумительный изгиб линий тела, одетого в легкие, облегающие покровы. Несколько высокий для земной женщины рост, при чрезмерно развитом тазе и сильно выпуклой груди. Змеиная, эластичная быстрота движений. Маленькая изящная головка слегка вдавлена в плечи и сильно отклонена назад, как бы под грузом буйно вьющихся волос цвета матового золота — исключительная принадлежность женщин, так как мущины Земли и Марса давно утратили свои волосяные покровы. Откинутая назад головка придавала желтовато-бронзовому лицу мечтательно-возвышенное, «небесное» выражение. Глаза огромные, слегка выпуклые, блестяще-черного цвета, и очень яркие от природы, будто искусственно окрашенные губы миниатюрного рта.

Женщина с улыбкой подняла глаза на мужа и спросила:

— Надеюсь, мы направляемся домой?

Голос музыкальный, грудной, прекрасно резонирующий; легко скользящее, неземное произношение.

— Домой, моя радость! Рассказывай, что ты поделывала в мое отсутствие?

— Скучала дома… Читала… Пела… Летала к подруге в Аменейро[15] . Вместе музицировали… Читали стенограммы вашего скучного заседания… Получила твою радиограмму и поспешила к тебе на встречу!

— Благодарю! — Гени поцеловал супругу в лоб и опустился около нее. Та по-детски доверчиво прильнула к его груди, заглянула в глаза.

— Сними свои противные очки. Мы одни и никто не прочтет твоих смелых мыслей.

— Изволь, мое счастье!

— Значит война?

— Да, дитя мое, война.

— У тебя будут неприятности из за меня?

— Почему, дитя?

— Принадлежу к врагам народа.

— Ставши моей женой, ты получила права гражданства нашей Федерации. Твой брат Гро, вероятно, будет изолирован.

— Да, я знаю это. А я?

— Ты? Ты будешь навеки заключена… в моем сердце! — Гени крепко сжал супругу в своих объятиях.

— Тебе, мой дорогой, угрожает опасность и я страдаю!..

— Дитя мое, опасность, грозящая мне, не больше той, которая грозит тебе, твоим родным, знакомым и всему населению обеих планет. Не будем больше возвращаться к этому.

Они замолчали, прижались друг к другу и невольно залюбовались панорамой, раскинутой у них под ногами.

Аэро летел над древней Сибирью, центром и душой современной техники. Неиссякаемые недра этой части света давали миру почти всё, что требовалось для его счастливого, праздничного существования. Здесь были сосредоточены фабрики искусственного питания, мощные заводы, обработывающие радиоактивные продукты, — основу повседневного, домашнего обихода современного культурного человечества.

Бесчисленные эманатории, воскрешающие своей целебной мощью людей, обреченных смерти, были раскинуты по берегам многоводных рек, в условиях, ближе всего соприкасающихся с нетронутой природой и сохранившихся почти только здесь на протяжении всего мира.

Колоссальные арки и виадуки, уходящие в небо гигантские подъемные краны, — ажурно-легкие, ритмически красивые в своих механических движениях, управляемые волей одного человека, — чередовались с висячими городами-садами рабочих могучей Федерации.

Окованные сталью берега кристально-прозрачных рек, извиваясь гигантскими серебряными змеями, обтекали острова буйной тропической растительности.

Физический труд отошел в область преданий. Человек являлся властелином раба-машины, — сильного, точного и послушного. Сотни миллионов техников управляли миллиардами стальных титанов, чтобы дать возможность сотням миллиардов людей двигать мирный прогресс по пути его победоносного шествия.

Гени, наблюдая картину жизни, невольно задумался о предстоящем роковом столкновении, вспомнил древний миф и подумал:

«Хронос, пожирающий своих детей»…

— Не надо таких мыслей, Ген! — поймала его взгляд Авира и шутливо провела рукой по лицу мужа.

Тот тряхнул головой:

— Нет, я так, невольно… Атавистический пережиток инстинкта смерти, неуверенного в своих силах существа…

— Это не хорошо, Ген. Ты у меня полубог и вдруг — неуверенность в своих силах! Скажи мне лучше, что тебе говорила эта зеленоглазая мумия — Роне Оро-Бер.

— Тебе, дитя, это не интересно.

— Как знать! — глаза молодой марсианки странно блеснули.

— Где вы с ним решили встретиться?— продолжала она.

— С кем?

— Разумеется, с Оро-Бером!

— А почему мы должны встретиться?

— Фи, Ген, как это не хорошо! За ложь наказывают детей, а ты… фи, фи!..

Гени рассмеялся:

— Ты хорошо читаешь мои мысли. Ты у меня проницательна, Авира! Я тебя очень люблю за твой не-женский ум, но только… только я не выношу, когда кто-нибудь мешается не в свои дела, — серьезным тоном договорил он и перешел на другую сторону кабины, как бы желая спрятать свои мысли.

Авира, за его спиной, закусила губы.

— Нехороший, нехороший! — капризно произнесла она.

Аэро плавно подплыл к ажурной вышке и остановился.

Гени сидел, облокотясь на столик, и о чем-то думал, глядя в пространство.

— Гени, мы дома!

— А? Дома? Вот и прекрасно!

Глава четвертая.

Эманаторий смерти.

Гени, очутившись дома, разослал несколько спешных радиограмм, посоветовал жене, во избежание лишних разговоров, поменьше показываться в общественных местах, и отдал приказание старичку-домоуправителю приготовить радио-ванну. Он хотел перед важным заседанием командующих флотилиями и перед интересующим его свиданием с гениальным ученым зарядиться запасом энергии и привести в порядок утомленные нервы.

Пройдя ряд зал различных назначений и стилей, от строго делового до фантастически-изысканных, Оро-Моск спустился по нескольким ступеням вниз к домашнему эманаторию. В бледном полусвете заросшего зеленью и цветами корридора, близь двери в эманаторий, как показалось Гени, мелькнула какая-то тень и скрылась в густой зелени.