Чужой сын

Беременна или нет, спрашивала она себя снова и снова, еще до того, как купила тест. Она понятия не имела. Она слышала, что некоторые женщины могут даже почувствовать момент зачатия. Но в свои пятнадцать она еще не настолько знала себя, чтобы понять, растет ли внутри нее ребенок. Месячные у нее были нерегулярными, а половая зрелость наступила позже, чем у ровесниц.

— Макс, хорошие новости. Я беременна, — шепотом произнесла она. Потом попробовала другой вариант: — Макс, хорошие новости. Я не беременна.

Что будет выражать его лицо, когда она сообщит ему результат? Счастье, сожаление, страх, шок? В последнее время Макс вел себя так странно. Дэйна уже не была уверена, что знает его.

— Но где мне ему сказать? — спросила она у старого плюшевого медведя. Медвежонок, потрепанный и пахнущий старой тряпкой, спал с ней в кровати уже пятнадцать лет, — единственная вещь, которую подарил ей ее настоящий отец.

Словно пытаясь отсрочить даже саму мысль об этом разговоре — будет ли Макс разочарован? — Дэйна начала выбирать подходящее место. Аллея позади спортзала? Карусель в парке? Школьная столовая?

— Всегда можно пойти в хижину, — сказала она медведю. Тот в ответ уставился на нее пустыми пластмассовыми глазами. Вышитая нитками улыбка кое-где распустилась, и морда у медвежонка сделалась хитрая. — Скажу ему в хижине.

Приняв это решение, Дэйна засунула медведя под одеяло и отправила эсэмэску. Потом минут десять приводила в порядок лицо. Она не хотела, чтобы Макс видел ее такой. Ответ пришел не сразу.

Зачем? — спрашивал он в ответ на ее просьбу о встрече. Ни смайлика, ни значка поцелуя.

Почему все стало так плохо?

Ей пришлось написать еще с полдюжины сообщений, но в итоге Макс сдался и согласился встретиться с ней в хижине. По правде говоря, он сам давно там не был. И у него накопились новые призы, которые нужно было туда отнести, — электрическая зубная щетка, набор для пикника, фонарь. Но теперь, после того как он перестал проводить время с Дэйной, место это стало ему неприятно. После всех этих звонков. После всех этих голосовых сообщений.

Встретимся в хижине? — написала она. Никаких поцелуев в конце. Он перечитал сообщение еще раз. Может, она даже не придет. Может, это очередная шутка, как, теперь он это понимал, и все остальное, что между ними было. Он обманывал себя, считая, что она его любит.

После всего, что произошло, он просто хотел, чтобы все забылось, стерлось из его памяти, как будто ничего не было. Но теперь она написала ему и снова разбудила надежду. Да и потом, чем еще ему заняться? Друзей у него нет. Родители вечно в работе. Интересно, если он умрет, хоть кто-нибудь заметит?

И вот он тут, выглядывает из окна, притаившись в полутьме, потому что он меньше всего хочет, чтобы она решила, будто он ее ждет. На насыпи показалась фигура, и сердце у него забилось сильнее. Но нет, это просто какой-то человек с собакой. Макс закурил, чтобы успокоить нервы. Сел в автокресло, вскочил, стряхнул пепел с сиденья. Он не хотел, чтобы Дэйна испачкалась.

«Ну вот, опять, — сказал он себе. Дым от сигареты быстро раздувало сквозняком. — Пытаешься убедить себя, что ты к ней неравнодушен».

Он стал думать о том, что же это значит — когда ты неравнодушен к кому-то. Или, точнее, что значило для него быть неравнодушным к Дэйне. Что это чувство дало ему? Что было бы с ним сейчас, если бы он никогда ее не знал? И достаточно ли сильное его чувство, чтобы помириться с ней — если она об этом хотела поговорить, — или его хватило только на то, чтобы переспать с ней?

Он сидел, курил и думал. Он не знал ответа.

— Чертова стерва, — произнес он сквозь зубы. Фыркнул и закашлялся от дыма.

Да как же она могла? Как она могла взять и растрепать всем? Началось все со взглядов — первыми были девчонки из их класса. Потом шушуканье, хихиканье за спиной. А в конце января пошли звонки. К звонкам с угрозами он давно привык, но эти были как удар ниже пояса. Каждое слово точно скальпель, вонзающийся в самое сердце.

Шаги за дверью.

Он сжал кулаки. Он столько хотел сказать ей, но в последние недели проще было не говорить вообще ничего. Они избегали друг друга, старались не встречаться в коридорах, отворачивались в классе. Сперва они еще пытались как-то общаться, но с тех пор, как начались звонки, Макс просто не мог видеть ее. Встречаясь с ней лицом к лицу, он каждый раз заново переживал ее предательство. За долгие годы он научился отворачиваться от действительности, сбегать в свой собственный мир. И вот это умение снова пригодилось. Он смог убедить себя, что между ними ничего не было. Он уже решил, что бросит школу, как только ему исполнится шестнадцать. Что он будет делать потом, он не знал.

Дверь хижины сотрясалась от ударов. Макс затянулся и закрыл глаза, но не мог прогнать мучительные мысли.

Первое сообщение сводилось к фразе «Я трахаю лузеров», которая была написана у него на футболке. Лузером был Макс. Во втором говорились гадости про его тело — с подробностями, которые могла знать только Дэйна. В третьем отвратительным голосом, с тошнотворными, омерзительными деталями описывался половой акт и то, насколько плох был Макс. Неужели она рассказала им все? В последнем сообщении…

— Макс, впусти меня, черт возьми. Я знаю, что ты там. — Она колотила в дверь, будто пробивала дорогу в его голову.

Он встал. Рука потянулась к засову.

И как только он увидел ее узкое, бледное лицо, она снова завладела его сердцем. Он вспомнил, почему полюбил ее.

Он закрыл за ней дверь. Проблема в том, думал он, наблюдая, как она нервно мечется по хижине, что он ожидал, что это будет длиться вечно, а не всего несколько мгновений.

— Макс.

Голос был низкий и дрожал. И глаза… как будто ей больно. Как же ему хотелось взять ее за руку, обнять.

Но он просто смотрел на нее и молчал.

— Я беременна, Макс.

Четверг, 30 апреля 2009 года

Дэннис развернул пакет с хот-догом. Смахнул упавшие на брюки хлебные крошки.

— Не знаю, Джесс, — сказал он, приступая к своему неаппетитному завтраку из закусочной на углу.

Джесс от угощения отказалась.

— Мы должны попытаться, — сказала она, глядя в окно. — Мы должны попытаться, — повторила она, на этот раз мягко. Дэнниса удивило сострадание, прозвучавшее в голосе.

У нее доброе сердце, подумал он. Дэннис был благодарен Джесс за то, что она составила ему компанию в суде. Как бы ни хотел он посвятить все свое время делу Макса, приходилось заниматься и другими.

— За все время работы в полиции я никогда не сталкивалась с таким… — Джесс повернулась к Дэннису, и на него пахнуло ароматом духов, — с таким бардаком. Мы в полном тупике.

— Это просто долбаный кошмар, и я понятия не имею, что с этим делать. Мы прижали этого ублюдка, Джесс, и нам пришлось его выпустить.

— Нет, не прижали. Я не думаю, что Макса убил Уоррен Лэйн.

Дэннис вытаращился на нее. Она что, с ума сошла?

— Не говори глупостей.

— Мне звонила та женщина.

— Какая еще женщина?

— Продюсер телешоу.

— Лиа? Зачем? — Да что тут происходит у него за спиной? Лиа всегда звонила только ему.

— Она хочет, чтобы я поговорила с Дэйной. Убедила ее прийти завтра на шоу.

— Ты думаешь, это разумно?

— Почему бы нет? Кэрри хочет посвятить этому преступлению свой эфир. Имеет на это право, верно?

«Да, мы ведь облажались», — подумал Дэннис.

— Честно говоря, мне не кажется, что она в состоянии… — Он не договорил. Из всех, с кем его сталкивала жизнь, только один человек в таких обстоятельствах мог в прямом эфире заставить активизироваться потенциальных свидетелей. Кэрри Кент.

— Тогда, может, заедем к девочке? — Джесс глянула на часы. — Немного времени есть.

Дэннис кивнул. Он развернулся на следующем светофоре, включил сирену и помчался к дому Дэйны Рэй.