Страница 19 из 53
Первый тролль, Биггл, поднял глаза. Когда он говорил, Оливер не смог его понять; как известно тролли могут вызывать землетрясение своим голосом. — Ну, что же мы тут имеем? Благородного господина с благородным конем, и это там?
Это огромная крыса или что? — Биггл погладил себя по длинной, серой бороде.
— Мой господин, я вижу, вы усердно работает, — ответил Оливер с улыбкой. — Я был бы очень благодарен за ваш совет.
Снорт и Трогг, другие два тролля, начали смеяться, похрюкивая, и держались при этом за животы. — Ты можешь спросить только одного из нас, чтобы он дал тебе совет, — сказал толстощекий Трогг. — Делай свой выбор!
Оливер обдумал это. Если тролли либо всегда лгут, либо всегда говорят правду, как он должен был понять, какому троллю он мог бы доверять?
— Вы говорите правду? — прокричал он в мегафон.
Ответ последовал от Биггл, но в этот момент шум воды был таким сильным, что Оливер не смог его понять.
Снорт сложил руки в рупор. — Он сказал, что он всегда говорит правду!
— А вот и нет, — кричал Трогг. — Он сказал, что он — лжец.
Оливер переводил взгляд с одной ужасной гримасы на другую. В конце он пришел к заключению, что Биггл должен был бы возразить, что он говорит правду. Это был бы его ответ, если он говорит правду, потому что он, конечно, подтвердил бы это; тем не менее, он так же бы ответил, если бы был лжецом.
Это значит, что утверждение Снорта верно.
Другими словами, он был тем троллем, которому он мог доверять.
— Вы! — сказал Оливер и указал на маленького тролля в центре. — Какой мост?
— Вон тот там, — гордо ответил Снорт и указал на шаткий действующий мост.
Оливер сел на коня снова и без промедления отправился пересекать мост, на который указал Снорт.
— Это стоит одну гинею, — прогремел Биггл.
Оливер просмотрел все карманы камзола и седла, но все мелкие монеты выпали во время встречи с морскими нимфами.
Морские нимфы.
Тролли подошли ближе, угрожающе жестикулируя, готовые скинуть его с лошади.
— Господа, — сказал он. — Знаете ли вы, что гораздо дороже золота? Настоящая любовь.
— Мы — тролли, — сказал Трогг. — Если ты еще не понял.
— Случайно я знаю трех прекрасных женщин, которые не обратили бы внимание на этот факт, — объяснил Оливер.
— Серьезно? — спросил Снорт.
Оливер ухмыльнулся.
— Я всегда говорю правду.
Глава 11
Оливер
— Одеяло? — спросила Делайла.
— Ээ... розовое.
— Хорошо. Число игрушек на кровати?
— Три.
— Великолепно. Какие именно?
Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить. — Свинья, медведь в странной рубашке и утка с довольно дерзким выражением лица.
— А книга?
— Красная кожа с золотой надписью: "Мое сердце между строк".
Мне довольно странно представлять свою историю, как физический предмет, так как я никогда не видел книгу, в которой мы живем, со стороны. Но Делайла описала мне ее во всех подробностях.
Вообще- то она провела весь вечер субботы за тем, чтобы основательно ознакомить меня с ее комнатой, водя при этом открытой книгой от одного угла к другому. Я прочитал четыре предсказания из печений счастья, который были приклеены к зеркалу, познакомился с ее золото рыбкой по имени Дадли, подивился доске, на которой она может писать, а затем снова стирать, и небольшим воспоминаниям о местах, которые она посетила вместе с матерью.
Ушелье Флум в Нью Хемпшире, фабрика мороженого Бена и Джерри, Бостон, статуя свободы. Единственной загвоздкой было то, что Делайла не могла присутствовать при создании картины, так как для этого книга должна быть закрытой, и я смогу встретиться с Рапскуллио в его убежище.
Поэтому Делайла настояла на том, чтобы я запомнил даже мельчайшие детали в комнате, чтобы все было перенесено на магический холст наиболее четко. Она не полагается на случай, как и я.
— Сколько лампочек здесь внутри?— допрашивает она меня.
— Три. Одна на письменном столе, другая прикреплена над кроватью и третья на комоде. И рядом с лампой на комоде стоят игрушечные часы, которые подарила тебе. Твоя мама на пятый день рождения. А в голове твоей кровати наклеена наклейка от Коко, нервной обезьяны, которую ты приклеила туда в три года и так и не смогла до конца отклеить. И в данный момент на комоде рядом с расческой лежат три пары сережек, которые ты не убрала в шкатулку для украшений, — я строю рожу. — Теперь ты мне веришь, что я готов?
— Полностью, — говорит она.
— Ну, хорошо, тогда я пошел.
— Подожди! — когда я поворачиваюсь к ней, она смотрит на меня и кусает нижнюю губу. — Что будет, если это не сработает?
Я вытягиваю руку вперед, как будто я мог бы прикоснуться к ней, но конечно это нереально. — А что, если сработает?
Она проводит пальцем по странице в непосредственной близости от меня. Мир вокруг меня начинает слегка искажаться. — До свидания, — говорит Делайла.
Пещеру Раскуллио не мешало бы основательно убрать. По углам висит паутина, и я практически уверен, что у меня под ногами промелькнула крыса, когда я вошел. — Есть, кто дома? — спрашиваю я бодро.
— Здесь внутри, — кричит Рускуллио. Когда я заворачиваю за угол, я нахожу его занятого тем, что он изучает бабочку, которая находится в банке из-под мармелада. В крышке проделаны дырки, но насекомое отчаянно бьется крыльями в стекло, пытаясь выбраться на свободу.
Я понимаю, каково это.
— Раскулио, — начинаю я. — Мне нужна твоя помощь.
— Я сейчас немного занят, Ваше...
— Это очень срочно.
Он ставит банку с бабочкой на стол. — Выкладывай, — говорит Раскуллио и складывает длинные тонкие руки.
— Я надеялся, ты смог бы кое-что нарисовать для меня. Один подарок.
— Подарок?
— Да, для моей подруги. Очень особенной подруги.
Лицо Раскуллио озаряется. — Тогда я тот самый, я как раз работаю над исследованием жука...
— Я думал немного о другом, — перебиваю я. — Это должно быть что-то романтическое.
Он потирает подбородок. — Посмотрим... — Раскуллио вытаскивает три полотна с изображением лица Серафимы из стопки у стены. — Можешь выбирать.
— Это вещь... она не для Серафимы.
Губы Раскуллио медленно растягиваются в двусмысленной улыбке. — Ого, — говорит он. — Наш маленький принц не упускает ни единой возможности.
— Ах. прекрати Раскуллио. Ты же знаешь, что мы с Серафимой никогда особо не подходили друг другу.
— И кто же эта счастливица? — спрашивает он.
— Ты ее не знаешь.
Он смеется. — Ну, учитывая то, как обозрим наш мир, это крайне маловероятно.
— Слушай,— говорю я. — Просто сделай мне это одолжение и тогда я сделаю для тебя все, что захочешь.
— Все? Он искоса поглядывает на меня.
Я медлю. — Ну конечно.
— Ты не мог бы мне... что-нибудь спеть?
Честно говоря, петь я умею примерно так же хорошо, как и рисовать. Но все-таки я киваю. Раскуллио разворачивается, убирает с дороги несколько полотен и начинает напевать мелодию, играя на древнем рояле.
Я прислушиваюсь к первым нотам. — Тебе это знакомо? — спрашивает он, преисполненный надежды.
— Да,— oоткашлявшись, я начинаю петь:
— For he’s a jolly good fellow, for he’s a jolly good fellow, for he’s a jolly good fellow … that nobody can deny.*
(*Bobby Vinton — For He's A Jolly Good Fellow)
Когда я умолкаю и поднимаю взгляд, то вижу Раскуллио, вытирающего слезы. — Это было чудесно,— говорит он, сопя.
— Эмм... спасибо.
Он отваливается.— Это не просто быть злодеем, знаешь ли.
Он осматривается еще раз, затем возвращает мне свое внимание.
— Итак, — говорит Раскуллио. — Собственная картина?
— Да, — начинаю я. — Она болжна быть нарисована на магическом холсте. На том, на котором ты оживил бабочку.