Страница 10 из 10
Нужно было попытаться сделать еще один звонок. Она медленно набрала номер своих родителей.
Мама и папа вышли на пенсию десять лет назад. Продав ферму, они сложили вещички и перебрались в Орландо, штат Флорида. «Хотим переехать, пока все хорошо, – сказал папа, растягивая слова на манер Джона Вейна, когда Эмили в очередной раз приехала домой их навестить. – Мы жаждем моря и солнца, – продолжал он. – Я думаю, мы заслужили это, прожив тут шестьдесят лет, ты согласна?»
Эмили была согласна. Родители не могли найти лучшего места, однако она все еще чувствовала грусть от утраты дома, где выросла. Хотя Эмили с детства мечтала покинуть Денисон, и чем скорее, тем лучше, мысль о том, что она никогда не сможет туда вернуться, причиняла боль.
Прислушиваясь к отдаленным гудкам, Эмили вспоминала, какими счастливыми выглядели родители, когда она в последний раз их навешала. Они оба сильно загорели, проведя на пляже множество дней. Будто парочка подростков, они вечно держались за руки и обнимались на диване, разговаривая со своим единственным отпрыском. Когда Эмили услышала щелчок включившегося автоответчика, она набрала в грудь побольше воздуха, чтобы не разреветься, услышав голос отца. «Привет, вы позвонили Бобу и Джейн. Сейчас мы не можем ответить, но вы можете оставить сообщение. Мы перезвоним вам сразу же, как только сможем».
Услышав сигнал, Эмили медленно заговорила в трубку:
«Мама, папа, если вы получите мое сообщение… У меня все в порядке. Я жива. Я думаю… я думаю, что все остальные, наверное, умерли. Я вас люблю. Пожалуйста, позвоните мне».
Перед тем как нажать отбой, она продиктовала номер своего мобильного. Убирая телефон, она не могла избавиться от отвратительного ощущения, что надиктовала не послание родителям, а, скорее, слова прощания.
Эмили выглянула из квартиры в общий коридор. Ключи она оставила на кухонном столе и теперь так боялась захлопнуть дверь, что оставила правую ногу в дверном проеме.
– Хелло? – крикнула Эмили, и ее голос пошел гулять эхом по пустому коридору. – Кто-нибудь меня слышит?
Ответа не было, лишь негромко шипел кондиционер и откуда-то издалека раздавался раздражающе знакомый звук, идентифицировать который не получалось.
Эмили показалось, что откуда-то сверху доносятся звуки музыки, но уверенности в этом не было. Она уже пощелкала по местным телевизионным каналам и не нашла ничего, кроме заставок да идущих в записи шоу. По крайней мере телевидение еще работает, рассудила Эмили.
– Хелло! – снова закричала она, на этот раз погромче, и опять никто не отозвался.
Эмили вернулась в квартиру и направилась в кухню. Сгребла со стола ключи, сунула их в застегивающийся карман джинсов и снова вышла в коридор. Щелчок замка заставил ее сердце забиться быстрее, так напряжены были нервы. Придя в себя, Эмили направилась в сторону лифта.
На каждом этаже ее дома было по сорок квартир. Эмили подошла к ближайшей двери, громко постучала в нее и позвонила в звонок:
– Эй! Тут есть кто-нибудь? Вы меня слышите? – Прижав ухо к холодной деревянной двери, Эмили прислушалась в надежде услышать хоть какой-то ответ, хоть что-то, что дало бы ей понять – она не одна. Но было тихо, даже не лаяли мелкие собачонки (то ли чихуа-хуа, то ли ши-тцу), которых держали некоторые соседи.
Эмили проделала все то же самое у следующей двери, потом – у следующей. Когда и шестая дверь не отворилась, она перестала стучать.
Ш-ш-ш. Звяк. Бум. Снова раздались эти чертовски знакомые звуки, которые Эмили все никак не могла опознать. Чем ближе девушка подходила к середине коридора, тем громче они становились.
Ш-ш-ш. Звяк. Бум.
Эмили пошла на звуки. Они привели к площадке у лифта, которая не просматривалась из главного коридора: чтобы ее увидеть, нужно было свернуть за угол.
Ш-ш-ш. Звяк. Бум.
Упав в дверях лифта, на полу лежала мертвая женщина. Каждые несколько секунд автоматические двери начинали закрываться, но наталкивались на тело и откатывались обратно. Они-то и издавали звуки, которые слышала Эмили.
Ш-ш-ш. Звяк. Бум.
Каждый раз, когда двери толкали мертвое тело, оно слегка вздрагивало, и Эмили ужасно от этого разнервничалась.
Женщина лежала лицом вниз, ее руки и верхняя часть туловища распластались по линолеумному полу коридора, вокруг головы подсыхал ореол свернувшейся крови, а ноги и нижняя часть тела находились в лифте. Рядом валялось два бумажных пакета с продуктами. Их содержимое – главным образом банки с консервированными персиками и пластиковые бутылки с водой – выпало и теперь лежало на полу лифта. На покойнице был дорогой с виду деловой костюм, пиджак и белая рубашка задрались на пояснице, и под бледной кожей виднелась отвратительно вздувшаяся сетка из множества крошечных кровеносных сосудов. Одна ее рука была вытянута вперед, пальцы скрючились, словно, умирая, женщина пыталась выползти из кабины лифта. Вторую руку придавило телом.
Будучи нью-йоркским репортером, Эмили повидала на своем веку немало трупов. В основном они принадлежали самоубийцам, жертвам несчастных случаев или убийств. Она считала, что привыкла к мертвецам, но в том, как шевелился каждый раз этот труп, когда его толкали двери, было что-то невероятно тревожное. Это напомнило Эмили фильмы о зомби, которые она так любила смотреть. Звуки, которые издавали двери лифта, только добавляли жути.
Эмили ни в коем случае не собиралась оставить несчастную лежать на полу, слишком это было ужасно и неправильно. Стоя над телом, Эмили несколько секунд соображала, как ей поступить, а потом уперлась пяткой правой ноги в плечо покойной и толкнула. Тело сдвинулось на несколько дюймов[7], пачкая пол красным, но потом застряло: мешало трение о резиновое покрытие пола лифта. Эмили оставалось только одно: затащить труп за ноги обратно в лифт.
Тщательно избегая наступать в кровавую лужу и остерегаясь автоматически закрывающихся дверей, Эмили переступила через тело. Она почти ожидала, что женщина вдруг выбросит руку вперед и схватит ее за ногу. В мозгу возникла картинка, как ожившая покойница затаскивает ее, отбивающуюся и вопящую, в лифт, как бесшумно скользят, закрываясь, двери, как ее собственные крики становятся все тише, а лифт собирает по этажам все новых и новых желающих поживиться ее плотью. Но покойница не схватила Эмили, продолжая лежать, как лежала. Эмили взялась за ее ноги в синих туфлях-лодочках (Кристиан Лубутен, если Эмили не ошиблась; кем бы ни была эта женщина, при жизни у нее были и вкус, и деньги) и потянула. Тело омерзительно хлюпнуло, втягиваясь обратно в лифт.
Труп оказался на удивление податливым. Разве ему не пора окоченеть? Эмили подняла штанину покойницы, чтобы посмотреть на кожу ее икр: та, конечно, была очень бледной, но не имела обычного для трупов сероватого оттенка. Не было заметно и свойственной нижним точкам мертвого тела синюшности, из-за которой ноги мертвецов зачастую кажутся покрытыми синяками, будто их кто-то колотил.
Странно.
Эмили, конечно, не была врачом, но ей казалось, что окоченение и синюшность – обычные этапы процесса разложения. Должно быть, она ошибалась. Или правила изменились.
Эмили так глубоко задумалась, что даже не заметила, как двери лифта, которым теперь ничто не мешало, снова начали закрываться. Рискуя оказаться с мертвой женщиной в металлическом гробу, она едва успела сунуть руку между створок. Двери вновь открылись, и Эмили поспешно выскочила обратно в холл. Теперь дверям не мешала ни рука Эмили, ни труп неизвестной, в позе эмбриона лежавший в углу кабины, и они наконец беспрепятственно закрылись. Лифт тронулся. Эмили смотрела на светящийся указатель этажей. Восемнадцатый, девятнадцатый… наконец лифт остановился на двадцать первом этаже, куда его вызвал жилец, который, Эмили была в этом уверена, наверняка уже никуда не поедет.
Дверь в квартиру тридцать два была приоткрыта.
7
Дюйм (от нидерл. duitn – большой палец) – единица измерения расстояния в некоторых европейских неметрических системах мер. Обычно дюйм равен 1/12 или 1/10 («десятичный дюйм») фута соответствующей страны. Наиболее распространен английский дюйм. 1 английский дюйм = 2,54 см.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.