Ребус-фактор

В Новом Пекине стоит памятник тем, кто жизнями платил за бесценный опыт, за точное знание, чего можно и чего нельзя на Тверди. Жизнь у первопоселенцев была совсем не сахар. Сколько их перемерло от самых простых причин – это же волосы дыбом! Нам, потомкам, куда проще. Хотя и нам никто не обещал полной безопасности.

Копал я, конечно, зря, но времени убил предостаточно. Зато бодрствовал. Тускло светил Карлик, кусты отбрасывали корявые тени. Если бы на небо набежала хоть легкая дымка, Карлик расплылся бы в багровое пятно со злым красным глазом посередине и не было бы видно ни одной звезды. Но небо оставалось чистым. Когда созвездие Пчелы выползло в зенит, а Карлик склонился к горизонту, я потянулся было растолкать Джафара – и передумал. Решил дать ему еще хотя бы час поспать. И дал, хотя глаза слипались немилосердно.

Потом все-таки разбудил его и едва нашел в себе силы укрыться попоной и подтянуть под голову седло. Провалился, как в колодец, и не булькнул. До чего же это здорово, что у каждого из нас есть такой вот персональный колодец! Каждый носит его с собой.

Проснулся я от страшной боли, крика и ржания – от всего сразу. Кричал Джафар, дико ржали обе лошади, и не только ржали, но и метались на привязи, а больно было мне. Да еще как! А на расчищенной нами полянке, казалось, шевелился сплошной бурый ковер. Костер погас, но заря уже осветлила небо, и в скудном ее свете я видел, как Джафар пляшет, стряхивая с себя червей, как черви ползут вверх по лошадиным ногам, как лошади бьются и брыкаются от дикой боли…

Если в бурых червях есть что-то хорошее, то лишь одно: передвигаются они не так уж быстро. Нет, вру, есть у них и вторая положительная особенность: их легко стряхнуть с тела, если они еще не вцепились в кожу изогнутыми челюстями. Но уж если червяк вцепился, тогда остается только рвать его пополам. Сам червяк длиною в палец, а ног у него нет, лишь щетинки на брюхе. Ясно, что бегун из него никакой, да и альпинист неважный. А что плохо в червях, так это их манера нападать целой толпой и, конечно, яд. У одних видов он посильнее, у других послабее, но ядовиты все. От двадцати до пятидесяти укусов – и привет тебе горячий, если тут же не ввести сыворотку. Да еще помучишься, помирая. Нам еще в первом классе на уроках твердеведения показывали кадры: сначала человек катается по земле и вопит не своим голосом, потом только дергается, затем последний спазм – и финита.

Меня бурые черви прежде не раз кусали, да и кого они не кусали? Но до сих пор не нападали такой сворой!

Я тоже заорал не своим голосом, да и было с чего. Правда, сразу сообразил, что надо делать. Схватил попону, встряхнул ее, чтобы сбросить червей, – и давай лупить ею лошадиные ноги и крупы! Уходить надо было, и быстро, а на чем? Без лошадей пропадешь. Ох, как я прыгал, во-первых, не давая новым червям заползти мне на ноги, во-вторых, сбивая червей с лошадей, а в-третьих, уворачиваясь от самих животных, что бесились от боли! Джафар догадался – стал делать то же самое, хотя пострадал сильнее меня, я это ясно видел. Молодец, что не запаниковал и не сдурел, а то укусы бурых червей, мягко говоря, не способствуют ясности мысли.

Справились. Отвязали лошадей и кое-как увели их с полянки, а как животные успокоились, мы вскочили им на спины и потрусили охлюпкой. Отъехали недалеко, шагов на триста, нашли там проплешину и стали ждать. Так и так надо было возвращаться за оружием, снаряжением и той пищей, что в жестянках. Доступную-то еду черви сгрызут дочиста, им это только дай.

Взглянул я своей Заразе в глаза – и не выдержал, отвернулся. Потому что в глазах у животного одно: «Больно мне! За что вы меня так, люди?» А мерин Джафара и вовсе не глядит ни на меня, ни на него – уставился в землю и дышит тяжело так. Эх, искупать бы их, да накормить сочной травой, да напоить вволю! Ничего, потерпите еще, недолго терпеть осталось, гряда близко, а там мы воду точно найдем…

– Как это ты червей проморгал? – спросил я Джафара. – Заснул, что ли?

– Ага, заснул! – взбеленился он. – Ты бы поменьше ям копал! Они из ямы полезли.

– Так в чем дело? Сунул бы в яму огонь – и все дела. Лучше уж честно скажи, что спал.

– Кто спал? Я спал?! Не спал я ни одной минуты!

– Значит, крестиком вышивал?

– Молился я! Понял? Молился.

Он врал, тут у меня сомнений не было, но я решил не настаивать. Со всяким бывает. Ну, задремал… Впредь будет дураку наука.

Кстати, мне тоже будет наука: слабоват Джафар, нельзя на него полагаться, как на самого себя.

Как говорил Фигаро, к свиньям такую клиентуру! Н-да… Ему легко было говорить, а мне-то что делать? Прогнать Джафара, что ли? Ну, нет. Вместе заварили кашу, вместе и будем расхлебывать. Да и в Дикие земли поодиночке лучше не соваться – совершенно незачем улучшать собой рацион тамошних плотоядных.

Решив так, я исследовал свои ноги и обнаружил четыре укуса. Места вокруг них уже начали опухать. Было больно, и я знал, что будет еще больнее. Джафару пришлось хуже, чем мне, один червь умудрился тяпнуть его аж в шею, из-за чего шея справа раздулась и начала раздуваться щека. С другой стороны, если Джафар не врал насчет того, что черви полезли из ямы (а зачем ему в этом-то вопросе врать?), то, значит, это норные бурые черви, не самый ядовитый вид из их мерзкого семейства. Часа два-три придется потерпеть, а потом боль пойдет на убыль и начнут спадать опухоли. Можно считать, дешево отделались. Жаль еды, той, что не в банках, ну да ладно. Все равно ее оставалось немного. Охотиться будем. Наши ружья и патроны червям без надобности.

Аптечка первой помощи осталась на месте ночевки, а искать ягоды желтого арбузника, что помогают при укусах, было бессмысленно – не сезон. Приходилось ждать, когда походная колонна червей вновь исчезнет в земляных норах и соизволит вернуть нам наше имущество. Не знаю, как Джафара, а меня сильнее боли мучило сознание беспомощности. При нас оставались только ножи в кожаных ножнах на поясах, а ножом, даже двумя ножами дикого кота не завалишь. Нож годен только против разной хищной мелочи, да и то, когда она не нападает голодной стаей. Ха! Говорят, будто в Новом Пекине власти приняли указ, чтобы школьники ходили в школу без ножей. Прямо как на Земле, ей-ей. Совсем спятили. Уж лучше нагишом ходить и задом отсвечивать, чем выйти из дому без ножа!

Ждать, терпя жгучую боль, не самое приятное занятие. Не знаю, как бы я повел себя в одиночку – может, начал бы стонать, шипеть сквозь зубы, а то и кататься по земле, подвывая и причитая от жалости к себе, любимому. В компании приходилось держать марку – пусть Джафар проделывает все эти штуки, ему ведь сильнее досталось, а уж я, так и быть, никому не расскажу, как он терял лицо. Но Джафар держался как надо, лишь иногда отворачиваясь, чтобы сморгнуть слезу, ну а мне и подавно не следовало скулить. Ничего, продержимся, перетерпим!

И мы перетерпели. Когда боль уже порядком ослабела, мы вернулись на место стоянки. Червей и след простыл, а с ними исчезла часть нашего имущества. От той провизии, что находилась вне консервных банок, осталось только воспоминание. Челюсти червей серьезно попортили кожаную упряжь, и если мы, помучившись как следует, все-таки сумели кое-как привести в порядок седла и седельные сумы, то стремена и подпруги пришлось заменить на веревочные. Лишь к полудню нам удалось продолжить путь.

Однажды я поспорил с мамой и хорошо запомнил тот спор. Она спросила меня, только-только вернувшегося из одиночной вылазки в буш, грязного, с гноящейся раной на ноге, но довольного и даже с охотничьим трофеем в виде шкуры небольшого котенка:

– По-твоему, это важно – проникнуть туда, куда еще никто не проникал?

На этот счет у меня не было никаких сомнений.

– И я так думаю, – мягко сказала мама. – Но остаться в живых, пожалуй, чуть-чуть важнее, ты не находишь?

Только теперь я понял, как она была права.

Глава 3

На гряде мы сделали дневку. Она была нужна и нам, и лошадям. Впереди лежали Дикие земли, и соваться туда уставшими и потерявшими от усталости бдительность означало бы чересчур полагаться на удачу. Она этого не любит, а Дикие земли, напротив, любят опрометчивых и нахрапистых. Хищный зверь или хищное растение получит свой обед, что пойдет на пользу экосистеме в целом. Школьные уроки твердеведения, вечный круговорот живой и мертвой плоти. Чтобы кто-то жил, кому-то надо умереть – это мы хорошо усвоили. Вторгшийся в Дикие земли человек уже не царь природы, а всего-навсего рядовой представитель фауны. Никто не запретит ему охотиться, но и сам он вполне питателен.