Страница 6 из 22
Молотовск (он же, Северодвинск). День после Победы.
Город у моря. Не теплого, южного — студеного, северного. Хотя сейчас, в июле, и тут тепло — все ж еще не Заполярье.
Еще несколько лет назад тут, на берегу Северной Двины, было лишь болото, да развалины старинного монастыря. Который мог считаться, однако, первым портом России — именно здесь, еще при Иване Грозном, было снаряжено посольство в Англию, за полтора века до основания Петербурга, и за десятилетия до того, как чуть выше по реке встал город Архангельск. Теперь в уцелевшем монастырском здании размещался один из цехов громадного судостроительного завода — который в иной истории станет крупнейшим в СССР, обогнав даже Ленинград и Николаев.
У стенки заводского бассейна, скрытая от посторонних глаз, стояла подводная лодка, громадными размерами и скругленными формами похожая на кита — в отличие от острых акульих силуэтов субмарин этой войны. Единственная в этом времени атомарина, которую построят здесь же, на Севмаше, через сорок лет. И пока ученые пытаются разгадать феномен провала во времени, случившийся два года назад — Партия и Правительство СССР приняли решение, советскому атомному флоту быть! Чтои стало причиной, по которой завод получил ускоренное, в сравнении с иной историей, развитие. Для обеспечения квалифицированными кадрами, открылся филиал Ленинградского Кораблестроительного института. А на юге, за озерами, был построен еще один объект, именуемый для публики Второй Минно — торпедный арсенал, а для посвященных, «хозяйство Курчатова».
Фронт был далеко — за войну не было даже бомбежек. Теперь же Северный Флот обживал новые, норвежские базы — Нарвик, Варде, Вадсо. Здесь же, в Белом море, оставались бригада катеров ОВР (охрана водного района), целая дивизия ПВО, и, главное, «бригада строящихся кораблей», как для непосвященных называли в/ч, обеспечивающую боевую работу атомарины, а также опытовые (на которых отлаживали внедрение конструктивных решений «из будущего» — подлодка Щ-422), изучаемые трофейные (что с них удачного перенять можно — лодки U-1506, U-251) корабли, и приданные для обеспечения, старые эсминцы «Куйбышев» и «Урицкий». Флот уже перешел на службу мирного времени, в экипажах и береговых частях появились новобранцы последнего призыва, не нюхавшие пороха — на которых их товарищи, всего на полгода старше, но успевшие повоевать, смотрели чуть свысока. Победа пришла — теперь надо просто жить, и исполнять свои обязанности!
— В Москве Парад Победы — жаль, в прямом эфире не посмотреть! Телевидение уже изобрели, и даже, с тридцать девятого года, передачи ведутся — вот только приемников наверное, несколько сотен на весь СССР. И камера только одна, в студии, так что телерепортажей еще нет. Так что ждать придется, пока до нас кинохроника дойдет.
Капитан первого ранга Золотарев Иван Петрович, старший помощник командира атомной подводной лодки К-25, а в отсутствие командира, пребывающего в Москве, полновластный царь и бог на борту, сидел сейчас в квартире на территории бригады, до причала совсем рядом. Должность старпома на любом корабле, это случай особый — например, в Уставе Российского Императорского флота прямо было написано, что «частое оставление корабля старшим офицером безусловно, препятствует исполнению им своих служебных обязанностей». Но и день сегодня был особый — и никаких проблем на подлодке, стоящей у стенки завода, не ожидалось.
— Повезло, что мы не абы как а экипажем сюда провалились. А экипаж подводной лодки, это не пехотный батальон, и даже не партизанский отряд. Здесь куда все более жестко: ты не матрос Иванов, со всеми рефлексиями и переживаниями, а неотъемлемая часть единого боевого механизма, не человек, а функция — некогда рассусоливаться, никто за тебя твою вахту стоять не будет, делай свое дело, иначе все вместе к Нептуну пойдем. И вбивается это — почти как в японской армии, где солдат прессуют до уровня биороботов, чтобы в бою на одних рефлексах, а взрывы и огонь рядом лишь адреналин добавляли. Ну и конечно, война — все понимали, что такое фашизм, не ужиться нам с ним на одной планете! Так что терпи, и исправно функционируй — после Победы отдохнем. На этом два года и держались.
Из репродуктора слышалась песня — куда домой идти солдату, куда нести печаль свою (в иной истории сочиненная гораздо позже). Иван Петрович посмотрел на фотографию на столе. Там была изображена молодая женщина и двое детей, мальчик и девочка. Фон был самый обычный, какая‑то природа — и лишь при внимательном рассмотрении можно было заметить, что одежда и прически на фото выглядят странно для сороковых годов.
— Ты прости меня, Галя. Пока воевал, о тебе вспоминал мало, не до того было. Знаешь же — мы, подводники, не просто со смертью в обнимку ходим, она с нами рядом вахту несет! Хоть и техника конца века — а немецким глубинным бомбам все равно. И никогда мы там с такой интенсивностью в море не ходили, вот снова в заводе стоим, железо сдало, не люди! Да и на берегу тут тоже непривычно, после двадцать первого века. Вместо газовой плиты, дровяная, и чтобы обед подогреть — не конфорку включать, а возиться с растопкой. А ванну или душ принять — зажигай дровяную колонку! Есть уже и горячая вода централизованно — но пока далеко не везде. В печку сначала надо растопку, затем щепки, и уж затем поленья. С углем попроще — если уголь дают. И после еще золу вычищать. Несложно, но муторно — так что лично я предпочитаю питаться у нас на камбузе или в столовой, чем готовить по — холостяцки. Вместо микроволновки, керосиновый примус — но я его стараюсь не касаться, после того, как однажды чуть пожар не устроил. А готовить пришлось бы часто — холодильники пока еще большая редкость. Как и пылесосы, и стиральные машины — так что, все руками! С обувью морока — синтетических ниток и материалов еще нет, дратва рвется легко, споткнулся, и уже ботинок каши запросил, а отчего в этом времени галоши носят поверх, так это потому, что кожаная подошва легко размокает. И одежду без синтетики гладить надо часто, а электрические утюги тоже пока еще хай — тек, глажка же обычным чугунным, греющимся на спиртовке или от углей — это такая процедура! Ну а самое худшее, что может случиться в этом времени, это если у вас заболят зубы — местную стоматологию наши уже окрестили «пытками гестапо». Зато телеящика нет, только патефоны и радиолы. А вообще, человек ко всему привыкает, как привык я бриться вместо электробритвы станком, а то и лезвием опасной. Другое дело, что все равно накапливается, незаметно. И что с этим делать — бог весть!
При том что нас ценят, за то, что мы сделали мы для Победы! Тут половина населения обитает даже не в коммуналках, а в бараках, та самая «система коридорная», комнатушки размером чуть больше вагонного купе, сходство дополняют нары по стенам, в два яруса, как полки, столик посреди, и ящики для личных вещей под нарами, все удобства в конце коридора, живут там обычно по четверо, или семьей — после такого, своя комната в коммуналке кажется светлым будущим. А нам — отдельные квартиры, пусть в домах «два этажа два подъезда» с печным отоплением, какие в питерских и московских пригородах и в 2012 году встречались. Питание в столовой качественное, зарплата, даже с вычетом займов, вполне позволит «Победу» купить, как только их делать начнут, при том что трат почти никаких, живу на всем казенном, как при коммунизме, даже за квартиру не плачу, поскольку считается служебным жильем! Офицеры все тоже так, и семейные — лишь старшинам (матросов в экипаже атомарины нет, низшее звание на момент нашего провала сюда было, старшина 2й статьи, ну а сейчас ниже главстаршины, по — армейски, старшего сержанта, никого нет), кто холостой пока, отдельные комнаты в тех же домах «два — два — восемь». Условия выходят, по комфорту вполне сопоставимые с теми, что мы там жили, и даже как бы не лучше — помнишь, Галя, где мы в девяностых ютились? А все равно — как война кончилась, так словно опору вынули!
Ведь в ином, будущем времени, два сменных экипажа на атомаринах, это не роскошь а необходимость! Опасно корабль долго в походе держать, резко возрастает угроза, что кто‑то не тот клапан откроет (вот как во времена Кука и Лаперуза моряки годами родной порт не видели, не пойму — как крыша не съезжала?) — но и межпоходный отдых на базе, это по большому счету, лишь подкачка. Надо напряжение сбросить — если не на дембель, то отпуск на югах, или домой! А ехать некуда, и вот лишь сейчас до большинства экипажа это по — настоящему дошло! И что дальше будет, не знаю. Бунт, неповиновение, это вряд ли — а вот «не тот клапан», это запросто. Или помню, как в две тыщи втором у меня матрос повесился, и не было ведь никакой «дедовщины», и вообще чего‑то чрезвычайного — просто, отходняк с депресняком накатил. А в этом времени каждый из нас уникален — даже какой‑нибудь старшина, спец по автоматике, знает столько, что в него инженеры с Севмаша вцепятся, как в академика. И обещаны уже ребятам из экипажа места на Севмаше, и решение квартирного вопроса — вот только Север наш некоторым уже поперек горла стоит, хочется к теплу.