Страница 6 из 100
— Что с тобой? — с тревогой спросил он, и она рассказала ему все без утайки.
— Мне всегда казалось, что Дино не такой подлый, как Джулио. Да и Данте неплохой парень, — задумчиво произнес Андреа.
Орнелла едва не задохнулась от возмущения.
— Это же Гальяни!
Андреа невольно втянул голову в плечи.
— Ты права. Я забыл. Я должен убить Джулио за то, что он едва тебя не погубил!
Орнелла осторожно прикоснулась к напряженной руке брата.
— Нет. Никто не видел, как это произошло. Поверят не нам, а Джулио и… его отцу.
— В конце концов я обязан отомстить хотя бы кому-то из Гальяни!
— Не сейчас. Надо немного подождать.
— Пока мне не исполнится шестнадцать и мать не купит ружье?
Андреа невесело усмехнулся. В последнее время он часто видел изнуряющие сны. Ему снилось, как он входит во двор дома Леона и начинает стрелять. Он слышит предсмертные вопли своих жертв и видит море крови. Андреа ощущал величайшее облегчение, как будто сбрасывал с плеч вековой груз. Он поворачивался к воротам, чтобы уйти, и словно невзначай пускал последнюю пулю себе в голову.
— Мать не купит ружье, — вздохнула Орнелла. — У нас нет денег и нечего продать.
Андреа знал, что это правда. Они питались каштанами, моллюсками, иногда дичью. Еще у них была белорыжая коза, которую звали Фина, и Беатрис говорила, что скорее позволит отрезать себе руку, чем лишится этого животного.
— Мне очень жаль отцовского кинжала. По-моему, это плохой знак. Нам никогда не одолеть ни Гальяни, ни… нашу судьбу, — добавила Орнелла и посмотрела на брата.
У него всегда был суровый, трагический взгляд, словно он родился с пониманием своей участи. Орнелла не помнила, чтобы он когда-нибудь шалил, веселился, смеялся, играл, как другие дети.
— Ничего, — ответил Андреа, — мы как-нибудь справимся.
Глава 3
На следующее утро, едва солнечные лучи коснулись земли, к берегу причалила парусная лодка. Единственный пассажир заплатил лодочнику и тут же забыл о нем: его жадный взгляд был устремлен на берег, затянутый тонкой пеленой рассветного тумана.
Рыбаки, в этот час выходившие в море, застыли в изумлении, глядя на его синий мундир с высоким воротом и эполетами, кивер со шнуром и султаном, узкие панталоны, заправленные в высокие, блестящие сапоги, и сверкающую на солнце саблю. А он, приняв бравый и неприступный вид, направился к деревне.
Амато Форни не знал, каким предстанет перед ним родной остров после восьми лет отсутствия: грязной, глухой, нищей дырой или потерянным раем.
Когда ему удалось уехать с Корсики, он был несказанно счастлив, однако в воспоминаниях и снах она представала перед ним не обездоленной оборванкой, а роскошной красавицей: головокружительные вершины, благоухающие маки, живописные бухты в оправе изумрудной зелени.
Восемь лет назад у него не было ничего, кроме сознания того, что он — корсиканец, как и великий Бонапарт, выходец с полудикого острова, сумевший стать генералом. Теперь Амато был унтер-офицером великой армии, армии победителей. Он приехал повидать свою родину, тех людей, которым был обязан своим появлением на свет, а еще — тех, кому хотел отомстить.
Очутившись на улицах родной деревни, Амато Форни с гордостью и жалостью глядел на бывших односельчан, чья убогая жизнь состояла из каждодневных забот, печальных воспоминаний о прошлом и скудных надежд на будущее. Только местные девушки были по-прежнему хороши: Амато не переставал удивляться, насколько грациозны и естественны их движения.
Без сомнения, появление Амато не осталось незамеченным жителями деревни, но он не сумел поймать ни одного прямого взгляда.
Исключение составляли мальчишки. По улице то и дело проносились ватаги детей; многие ребята останавливались и откровенно глазели на незнакомого военного.
Выхватив взглядом из толпы ребятни самого бойкого, быстроглазого мальчишку, Амато поманил его пальцем и задал вопрос:
— Скажи, кто сейчас живет в доме Марио Форни?
Польщенный вниманием незнакомца, мальчик гордо тряхнул головой и ответил:
— Там никто не живет. Старик Форни умер, и тетка Франческа тоже. Их старший сын погиб во время последней стычки с соседями, а младший давно уехал и, как говорят, куда-то пропал.
Амато судорожно сглотнул и промолвил:
— Старший сын, Николо, не был женат?
— Нет, не успел.
Из уверенного в себе бравого офицера Амато вмиг превратился в неприкаянного странника, одинокого человека. Он не знал, куда ему идти. Душа опустела, на сердце легла тяжесть.
Он стиснул зубы, а после быстро проговорил:
— Дом Гальяни стоит на прежнем месте?
Мальчишка ухмыльнулся.
— Куда ж ему деваться!
— Леон все так же нанимает работников?
— Конечно. Каждую весну и осень. Мой отец часто работает у Гальяни.
— Что ж, — произнес молодой человек, глядя куда-то внутрь себя и обращаясь к самому себе, — наверное, стоит наведаться в гости.
Амато Форни шел, не видя дороги. Он зря надеялся, что найдет здесь хотя бы короткое успокоение после грохота пушек, моря крови, рева сотен человеческих глоток, пусть мимолетный отдых от множества тяжелых дорог и бесчисленных полей сражений, над которыми витает смерть. Что его встретят с восторгом и радостью, как героя: отец заключит в объятия, молча прощая за давний побег, а чудотворные руки матери проворно накроют на стол.
Когда Амато подошел к дому Гальяни, из ворот выходили Леон и его сыновья. Дино и Джулио выглядели молчаливыми и мрачными: вчера отец крепко пробрал их за то, что они увильнули от работы в поле. Ни один, ни второй брат не рассказали друг другу об Орнелле, и Джулио размышлял о том, как себя повести, когда девчонку станут искать. Едва ли кто-то из жителей деревни видел, что произошло, иначе слухи еще вчера постучались бы в ворота.
Увидев Амато, Леон остановился и уставился на него, очевидно, не узнавая, а тот уверенно произнес:
— Здравствуй, Леон.
— Кто вы? — с несвойственной ему растерянностью произнес мужчина.
— Амато. Сын Марио Форни.
— Ты жив?! Тебя не узнать! — Леон развел руками. — Подумать только! Ты приехал в отпуск?
— Да. К несчастью, мои родители умерли, брат погиб.
— Ты уже знаешь? — Амато почудилось, что в голосе мужчины прозвучало облегчение. — Такова судьба. Дом стоит пустой. А потому добро пожаловать к нам! Дома женщины — они тебя накормят, и ты сможешь отдохнуть, а вечером поговорим и выпьем вина за упокой души твоих родственников и во славу твоих побед!
Амато кивнул. Он не спешил произносить слова благодарности и оценивающе разглядывал Леона и его подросших сыновей. Прежде Гальяни ни за что не пригласил бы его в свой дом! Впрочем, Амато уже привык к тому, что военные всюду в почете, а офицерский мундир является пропуском в любые двери.
Когда-то его отец работал у Гальяни и был пойман на краже. Марио Форни напрасно просил прощения, умоляя Леона не рассказывать о случившемся жителям деревни, тот остался непреклонен. «Среди корсиканцев нет воров!» — эта фраза стала приговором для Марио. Отмеченный невидимым клеймом, он изменился и опустился — односельчане презрительно шептались за его спиной. В результате даже Николо и Амато стали стыдиться отца. Старший сын подался в маки, а младший и вовсе сбежал с острова.
Леон велел Данте проводить Амато в дом и сказать матери, чтобы она приняла его, как дорогого гостя.
Молодой человек поздоровался с Сандрой Гальяни и был представлен единственной дочери Леона, Бьянке.
Когда Амато уехал с Корсики, она была еще ребенком, а теперь превратилась в прелестную девушку. Даже горе, вызванное недавним известием о смерти родных, не могло притупить восхищение, которое он испытал при виде ее красоты. Едва ли его можно было поразить выразительными глазами, густыми волосами или соблазнительной фигурой. Амато давно понял, что женщины благосклонны к тем, кто овеян бранной славой, что им нравятся яркие мундиры и блестящее оружие, а суровость судьбы военных придает отношениям с ними особую остроту.