Остров судьбы

Дино молчал в растерянности, не зная, что делать. Его невольно выручил отец, который громко звал старшего сына.

Презрительно усмехаясь, Кармина отступила в сторону и дала ему пройти.

Выйдя на яркий свет, Дино невольно зажмурился. Он пробыл в подвале несколько минут, но за это время окружающий мир сбросил с себя серебристо-серое покрывало рассвета, сгустки розоватого тумана растаяли в высоком небе, и верхушки гор вспыхнули червонным золотом. Из-за этого Дино казалось, будто с того момента, как он спустился вниз, прошел не один час.

Леон стоял посреди двора с непривычно тревожным видом.

— Джеральдо! Ко мне только что прибегал мальчик, которого послал наш священник, отец Витторио. Амато Форни мертв. Его убили. Убили в море, выстрелом из ружья.

Дино замер от неожиданности, а потом задал самый простой и естественный вопрос:

— Кто?

— Андреа Санто.

— Андреа Санто! — воскликнул вмиг очутившийся рядом Джулио, глаза которого блестели от возбуждения. — Откуда у этого голодранца взялось ружье?!

— Не знаю. Только тому есть свидетель, Витале Мартелли. Он собирался отвезти Амато на материк.

— Где тело? — спросил Дино.

— На берегу. Думаю, именно нам придется заняться похоронами, ведь Амато гостил у нас. А еще я намерен позвать жандармов.

— Вы хотите отдать Андреа в руки закона? Задержать его, как преступника?

— Да, если он не успел убежать.

— Обычно мы поступаем иначе, — с сомнением произнес Дино. — Вспомните, сколько убийств совершено с начала года, но мы никого не выдали властям.

— Только не в этом случае! — Леон повысил голос. — Амато Форни офицер французской армии, и я не намерен укрывать человека, который его застрелил. Ты останешься дома, Джулио, присмотришь за работниками, а Данте и Дино пойдут со мной.

Дино вовсе не хотелось участвовать в задержании Андреа. Дело было не только в том, что он не испытывал неприязни к этому мрачному, диковатому подростку: Дино представил искаженное ненавистью лицо его сестры. Она наверняка решит, что они, Гальяни, делают это для того, чтобы извести ее семью, в которой Андреа был единственным мужчиной. Однако он не мог возразить отцу.

Леон взял оружие и вышел за ворота вместе с сыновьями. Весть о случившемся разнеслась по деревне быстрее ветра, по дороге к ним то и дело присоединялись люди, так что когда мужчины семейства Гальяни подошли к дому Санто, их окружала целая толпа.

Они были уверены, что Андреа сбежал, но он вышел им навстречу, прямой, окаменелый и бледный. Когда после беседы со священником он явился домой и рассказал матери и сестре о том, что убил Амато Форни, обе заклинали его бежать в маки, но он словно оцепенел. А теперь было слишком поздно.

Беатрис выскочила вперед и заслонила собой сына.

— Зачем вы пришли? Что вам надо? — закричала она.

— Нам придется задержать твоего сына до прибытия жандармов, — сказал Леон.

Беатрис одарила его таким взглядом, что он невольно отпрянул. Леону почудилось, что она в самом деле безумна. Ее темные глаза ввалились, худые руки тряслись, а кожа прибрела пергаментный цвет.

— Ты хочешь окончательно разделаться со мной? Отобрать у меня последнее и самое дорогое? Тебе мало того, что ты уже совершил?!

Леон смотрел на эту женщину, женщину, чье сердце было изуродовано невидимыми шрамами. Когда-то они были очень близки, но теперь их разделяли взаимные обвинения, вековые предрассудки и годы, которые было невозможно ни изменить, ни прожить снова. Подумав об этом, мужчина постарался взять себя в руки и сказал:

— Если твой сын объяснит властям, почему он это сделал, возможно, его оправдают. Я бы рад поступить иначе, но не могу. Амато Форни офицер французской армии, если мы укроем его убийцу, нам всем не поздоровится.

Беатрис кидалась на мужчин с кулаками, плевалась, царапалась и кусалась, но их было много, и ее оттащили в сторону.

— Не надо, мама, — проговорил Андреа, с трудом разомкнув губы, — я пойду с ними.

— Я постараюсь тебе помочь, — шепнул оказавшийся рядом Витале.

Андреа опустил голову и пошел по дороге в окружении мужчин. Его спрашивали, где ружье, из которого он застрелил Амато, но он молчал.

Дино нашел глазами Орнеллу. Она стояла, прислонившись к полусгнившему косяку. Ее волосы струились, словно ночной водопад, а глаза напоминали темные вишни. За черными зеркалами зрачков скрывался мир, в который было невозможно проникнуть. Она казалась невозмутимой, но Дино видел, что в ее душе пылает огонь.

У него не оставалось сомнений, что теперь эта девушка возьмет ружье, которое принадлежало ее брату, и распорядится им согласно тому единственному желанию, которое переполняло ее сердце и разум.

Пока Леон, Дино и Данте участвовали в задержании Андреа Санто, Джулио спустился в подвал и застал там Кармину, которая сидела в углу и тупо смотрела прямо перед собой. Ее корсаж все еще был расшнурован, а лицо залито слезами.

— Убирайся! — бессильно произнесла она, заметив Джулио.

— Я пришел сказать, что не должен был тебя обманывать, притворяться, будто я — это он, — с непривычной кротостью промолвил тот, присаживаясь на корточки. — Я пошел на это от отчаяния, из-за любви к тебе! Я понимал, что по доброй воле ты никогда меня не выберешь, потому что тебе нравится Дино.

— Отныне я не желаю слышать это имя!

— Я и сам бы его не слышал, — усмехнулся Джулио, — да еще по сто раз на дню!

В подвале сильно пахло пролитым вином; поднявшись на ноги и оторвав башмак от липкого пола, Джулио спросил:

— Что здесь произошло?

— Я разлила целый кувшин вина. Твой отец меня убьет!

— Я скажу, что это я его уронил, — сказал Джулио и повторил: — Я люблю тебя!

Не обращая внимания на его слова, Кармина продолжала твердить свое:

— Я не могу здесь оставаться. Я уеду в Аяччо. Там тоже можно пойти в услужение.

— Не уходи. Я не могу допустить, чтобы ты принадлежала другим мужчинам!

— Что тебе нужно? — прошептала Кармина.

— Будь моей! Сейчас! Всегда! Дино — кусок мертвого дерева, сухарь, ему бы податься в монахи, тогда как я схожу от тебя с ума! Вспомни, разве тебе было плохо со мной?

Он смотрел на нее голодным взглядом, взглядом пылкого юнца, впервые дорвавшегося до плотских удовольствий.

«Мне было хорошо, потому что я думала, что ты — Дино», — хотела ответить Кармина.

Теперь, когда она знала, что старший из братьев никогда ее не полюбит, ей оставалось поверить в то, что несмотря на свой подлый обман, Джулио всецело предан ей и не может думать ни о ком другом.

Когда Кармина ощутила исходящий от его тела жар, когда его рука осторожно потянулась к ее шнуровке, а после мягко коснулась груди, она закрыла глаза и перестала сопротивляться.

Дино оскорбил ее, унизил, отверг. И она не могла отомстить ему иначе, чем сблизившись с его братом, отдав себя тому, кто ее желал.

За стенами дома царило слепящее послеполуденное пекло, тогда как в комнате притаилась смерть и ее спутницы — ладан, святая вода, причитания, осторожный шепот и горькие вздохи.

Бьянка сидела у гроба, в котором лежал Амато, на мертвом лице которого не отражалось ни одного чувства, ни единой мысли. Иногда по его спокойному лицу скользили тени, и тогда казалось, что он шевелится и дышит, однако его грудь не вздымалась, ресницы не трепетали.

На Бьянке было черное платье, оттенявшее матовую белизну ее кожи и прозрачную голубизну глаз. Она выглядела растерянной, поникшей. Казалось, с нее слетел легкий и яркий, как пыльца на крыльях бабочки, слой легкомыслия и кокетства.

На кухне мать распоряжалась приглашенными по случаю подготовки поминок женщинами. Временами в комнату заходил кто-то из соседок или братьев, но в основном Бьянка проводила время наедине с мертвым телом, и это мрачное одиночество усугубляли мысли о невысказанной тайне, тайне, которая была не до конца понятна даже ей самой.

Она сидела, окутанная дымкой печали, когда услышала позади шаги. Кто-то вошел в комнату; обернувшись, Бьянка с облегчением увидела, что это Данте. Данте, а не Джулио, который не скрывал торжества по поводу того, что этот, совсем недавно похвалявшийся своими подвигами молодой офицер превратился в кусок гниющего мяса, и досады на то, что их дом стал похож на склеп.