Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 102

Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)

Анненский Иннокентий Федорович, Белый Андрей, Брюсов Валерий Яковлевич, Цветаева Марина Ивановна, Черный Саша, Горький Максим, Мандельштам Осип Эмильевич, Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников", Толстой Алексей Николаевич, Зенкевич Михаил Александрович, Эренбург Илья Григорьевич, Гастев Алексей Алексеевич, Ахматова Анна Андреевна, Северянин Игорь Васильевич, Волошин Максимилиан Александрович, Асеев Николай Николаевич, Бальмонт Константин Дмитриевич, Бедный Демьян, Городецкий Сергей Митрофанович, Кузмин Михаил Алексеевич, Пастернак Борис Леонидович, Хлебников Велимир, Иванов Вячеслав Иванович, Клюев Николай Алексеевич, Тарасов Евгений Александрович, Богданов Александр Алексеевич, Каменский Василий Васильевич, Кржижановский Глеб Максимилианович, Нечаев Егор Ефимович, Семеновский Дмитрий Николаевич, Гмырев Алексей Михайлович, Потемкин Петр Петрович, Шкулев Филипп Степанович, Благов Александр Николаевич, Тихомиров Никифор Семенович
4 Вешним солнцем ласково согрета, Смерть разула стоптанные лапти, Прилегла на камень и уснула. Нехороший сон приснился Смерти! Будто бы ее родитель, Каин, С правнуком своим, Искариотом, Дряхленькие оба, лезут в гору — Точно две змеи ползут тихонько. «Господи!» — угрюмо стонет Каин, Глядя в небо тусклыми глазами. «Господи!» — взывает злой Иуда, От земли очей не поднимая. Над горою, в облаке румяном Возлежит господь — читает книгу; Звездами написана та книга, Млечный Путь — один ее листочек! На верху горы стоит архангел, Снопик молний в белой ручке держит. Говорит он путникам сурово: «Прочь идите! Вас господь не примет!» «Михаиле! — жалуется Каин, — Знаю я — велик мой грех пред миром! Я родил убийцу светлой Жизни, Я отец проклятой, подлой Смерти!» «Михаиле! — говорит Иуда, — Знаю, что я Каина грешнее, Потому что предал подлой Смерти Светлое, как солнце, божье сердце!» И взывают оба они в голос: «Михаиле! Пусть господь хоть слово Скажет нам, хоть только пожалеет — Ведь прощенья мы уже не молим!» Тихо отвечает им архангел: «Трижды говорил ему я это, Дважды ничего он не сказал мне, В третий раз, качнув главою, молвил: «Знай, — доколе Смерть живое губит, Каину с Иудой нет прощенья. Пусть их тот простит, чья сила может Побороть навеки силу Смерти». Тут Братоубийца и Предатель Горестно завыли, зарыдали И, обнявшись, оба покатились В смрадное болото под горою. А в болоте бесятся, ликуя, Упыри, кикиморы и черти. И плюют на Каина с Иудой Синими болотными огнями. 5 Смерть проснулась около полудня, Смотрит — а Девица не пришла! Смерть бормочет сонно: «Ишь ты, блудня! Видно, ночь-то коротка была!» Сорвала подсолнух за плетнем. Нюхает; любуется, как солнце. Золотит живым своим огнем Лист осины в желтые червонцы. И, на солнце глядя, вдруг запела Тихо и гнусаво, как умела: «Беспощадною рукой Люди ближнего убьют, И хоронят, и поют: «Со святыми упокой!» Не пойму я ничего! Деспот бьет людей и гонит, А издохнет — и его С той же песенкой хоронят! Честный помер или вор — С одинаковой тоской Распевает грустный хор: «Со святыми упокой!» Дурака, скота иль хама Я убью моей рукой, Но для всех поют упрямо: «Со святыми упокой!» 6 Спела песню — начинает злиться: Уж прошло гораздо больше суток, А — не возвращается Девица, Это — плохо. Смерти — не до шуток. Становясь все злее и жесточе, Смерть обула лапти и онучи И, едва дождавшись лунной ночи, В путь идет, грозней осенней тучи. Час прошла и видит: в перелеске, Под росистой молодой орешней, На траве атласной, в лунном блеске Девушка сидит богиней вешней. Как земля гола весною ранней, Грудь ее обнажена бесстыдно, И на коже шелковистой, ланьей Звезды поцелуев ярко видны. Два соска, как звезды, красят грудь, И — как звезды — кротко смотрят очи В небеса, на светлый Млечный Путь, На тропу синеволосой ночи. Под глазами голубые тени, Точно рана — губы влажно алы. Положив ей голову в колени, Дремлет парень, как олень усталый. Смерть глядит, и тихо пламя гнева Гаснет в ее черепе пустом. «Ты чего же это, словно Ева, Спряталась от бога за кустом?» Точно небом — лунно-звездным телом Милого от Смерти заслоня, Отвечает ей Девица смело: «Погоди-ко, не ругай меня! Не шуми, не испугай беднягу, Острою косою не звени! Я сейчас приду, в могилу лягу, А его — подольше сохрани! Виновата, не пришла я к сроку, Думала — до Смерти недалеко. Дай еще парнишку обниму: Больно хорошо со мной ему! Да и он — хорош! Ты погляди, Вон какие он оставил знаки На щеках моих и на груди, Вишь, цветут, как огненные маки!» Смерть, стыдясь, тихонько засмеялась: «Да, ты будто с солнцем целовалась, Но — ведь у меня ты не одна — Тысячи я убивать должна! Я ведь честно времени служу, Дела много, а уж я — стара, Каждою минутой дорожу, Собирайся, Девушка, пора!» Девушка — свое: «Обнимет милый. Ни земли, ни неба больше нет. И душа полна нездешней силой, И горит в душе нездешний свет. Нету больше страха пред Судьбой. И ни бога. ни людей не надо! Как дитя, собою радость рада, И любовь любуется собой!» Смерть молчит задумчиво и строго, Видит — не прервать ей этой песни! Краше солнца — нету в мире бога, Нет огня — огня любви чудесней! 7 Смерть молчит, а Девушкины речи Зависти огнем ей кости плавят, В жар и холод властно ее мечут; Что же сердце Смерти миру явит? Смерть не мать, но — женщина, и в ней Сердце тоже разума сильней; В темном сердце Смерти есть ростки Жалости, и гнева, и тоски. Тем, кого она полюбит крепче, Кто ужален в душу злой тоскою, Как она любовно ночью шепчет О великой радости покоя! «Что ж, — сказала Смерть, — пусть будет чудо! Разрешаю я тебе — живи! Только я с тобою рядом буду, Вечно буду около Любви!» С той поры Любовь и Смерть, как сестры, Ходят неразлучно до сего дня, За Любовью Смерть с косою острой Тащится повсюду, точно сводня. Ходит, околдована сестрою, И везде — на свадьбе и на тризне — Неустанно, неуклонно строит Радости Любви и счастье Жизни.