Будущее денег

И внезапно скучные технические определения ВНП или безработицы распускаются на наших глазах как бутоны скрытых политических и социальных проблем, — а ведь некоторые из них проявились еще полвека назад. И лишь в последние годы им стали уделять хоть какое-то внимание. Даже Мировой банк начал отслеживать эти факты и наконец признал: все, что измерялось в традиционном ВНП, — это только часть реальности, вводящая в заблуждение, не охватывающая огромного влияния «неоденеженных» и натуральных факторов.

Математика и физика всегда были «моделирующими науками», идеальной метафорой, к которой стремился весь научный прогресс последних двух веков. Однако сейчас ситуация начала меняться. «Приоритет математической физики как науки наук и суть общего научного прогресса — как это было с XVII века — теперь уходит. Ныне прогресс концентрируется вокруг наук о жизни, вокруг вопросов, возникающих из биологии, молекулярной химии, биохимии, биогенетики… Эти вопросы теперь, кажется, фигурируют как минимум в четверти научных и философских исследований, так же как когда-то физика Декарта и Ньютона»[327].

Метафоры для экономики, озвученные биологом-эволюционистом Элизабет Сатурне, поэтому кажутся особенно уместными. «Как биолог-эволюционист я считаю глобализацию естественной, неизбежной и даже желательной. Она уже началась, и этот процесс необратим. Мы совместно воплощаем в жизнь некоторые проекты, такие, как глобальная телефонная связь, почта, воздушный транспорт, однако самый главный, центральный аспект глобализации — ее экономика. А ее строят так, что это угрожает всей нашей цивилизации… Процесс эволюции не пойдет до тех пор, пока личные, общественные, экологические и планетарные интересы не будут разумно согласованы. Эта сторона биологической эволюции до сих пор, к сожалению, на передний план не вышла и потому не является частью нашего банка социальных генов. Какой бы духовностью мы ни обладали, мы, люди, навсегда останемся биологическими созданиями, и мы могли бы многое почерпнуть из того, что усвоили за 4,5 миллиона лет вольного танца, которые мы называем эволюцией.

Что же это такое мешает нашим клеткам или нашим органам преследовать только свои собственные интересы, причем так, чтобы сравнительно немногие оказались в «выигрыше», а большинство остальных — «проиграло»? Очевидный ответ: то, что они есть часть скооперировавшегося многоклеточного организма, единой сущности, которая началась всего из одной клетки, но в то же время есть нечто большее, чем сумма всех клеток, созданных на ее основе. Если бы мы были разумными существами — а я так понимаю, что инопланетяне считают наоборот, вследствие того, как мы сознательно уничтожаем свою собственную среду обитания, а также видя наши детские споры друг с другом о том, что кому принадлежит, — нам бы стало ясно, что человеческие проблемы приблизились к опасному уровню. Сотрудничество должно исправить перевес агрессивной конкуренции и накопительства, если только мы не хотим вымереть вместе с десятками тысяч видов, которых мы вышибаем из игры год от года»[328].

Она продолжает: «Возьмем мировую экономику и представим ее себе как экономику живого организма, такого, как наше тело. Подумайте, что бы случилось с вашим телом, если бы к сырьевым клеткам крови в ваших костях «промышленно развитые страны» — сердце и легкие, стали бурить скважины, а добытую кровь стали бы транспортировать в промышленные и распределительные центры, где бы кровь обогащали кислородом и делали бы из нее полезный товар. А представьте, что будет, если объявят, что кровь будет поставляться из сердца только тем органам, которые смогут за нее заплатить. То, что продать не удастся, будет списано как излишек или храниться на складе до тех пор, пока спрос не возрастет. Как долго ваше тело смогло бы прожить при такой системе?..

Понятно, что у метафор есть свои пределы, и я нисколько не предлагаю, чтобы мы раболепно следовали модели тела. Само тело разрывают нереалистические механизированные метафоры, что, дескать, совершенное общество будет функционировать как хорошо смазанная машина. Тело — это то, что у нас есть у всех общего, независимо от нашего мировоззрения, политических или духовных убеждений. Оно показывает основные принципы и свойства всех здоровых живых систем, будь это отдельные клетки, тела, семьи, сообщества, экосистемы, народы всего мира»[329].

В греческой мифологии есть интересная сказка, иллюстрирующая, к чему приводит отказ от многообразия мира в пользу чего-то одного.

Царь Мидас из Лидии как-то пожелал, чтобы все, к чему он бы ни прикоснулся, превращалось в золото. И бог Дионис даровал ему такую способность. Сначала дела пошли отлично: царь стал превращать камни и домашнюю утварь в невероятные сокровища. Но когда к нему подошла его дочь и он попытался обнять ее от радости, она тоже превратилась в золотую статую. Когда он пытался есть, то все, к чему прикасался, превращалось в золото. И «самый богатый человек мира» умер в одиночестве от голода.

«Любой организм, который уничтожает необходимое для него «другое», так и не узнает, что этим «уничтожением другого» он подготовил собственное уничтожение» — такова точка зрения специалиста по кибернетике Эдварда Сэмпсона[330].

И тогда Бог создал Мужчину и Женщину.

И из этого мы понимаем,

Что любой образ, если он не сочетает в себе мужское и женское —

Этот образ не верен и не высок.

Ричард Тарнас, по мнению ряда авторитетных экспертов, написал «самую интеллектуальную историю западной мысли» из всех написанных с 700 года н. э. до нашего времени. Этот автор полагает, что есть два уровня, на которых и произойдет новая интеграция. Один из них — мета-повествовательный («истинная история позади всех историй»). Второй — баланс общества между мужским и женским началом.

Мета-повествовательный уровень сегодня. Согласно Тарнасу[332], есть два главных мифа, составляющих мета-повествование в современном западном мире. Суть здесь в том, что одна истинная «большая история» скрыта под другими историями, которые мы рассказываем о себе и о мире.

Первая из них видит человеческую эволюцию как героический поход к прогрессу. Человечество движется от примитивного состояния, от «невежества, ограниченности и скудости», в «будущее» с его «гигантским увеличением знаний, свободой и благосостоянием». В современной версии этого прометеева проекта при помощи науки, технологии и личностно-ориентированной демократии все становится возможным.

Вторая история — удар под дых первой, описание того же самого процесса, но с другим знаком. Это мета-повествование рисует эволюцию упадка. Началась беда около 150 лет назад, как только слово «прогресс» стало популярным[333], а люди затеяли растаскивать «священную» реальность и те ее ценности, которые традиционно считались священными, по кускам. Современная версия истории «упадка» включает в себя утрату смысла, души и неизбежные экологические потрясения.

«Героический поход» и «упадок» создают друг друга. Они две стороны одной и той же реальности. Два вида истории, дополняющие друг друга. Тарнас говорит, что «противоположность великой Истины — это еще одна великая Истина». Наша задача — сохранить обе эти стороны эволюции, ими создается богатейшая сокровищница возможностей для понимания: «сокровищница, в которой проявляется божественное».

327

Steiner G. Life Lines //The New Yorker. 1971. March 6. P. 101.

328

Sahtouris Е. The Biology of Globalisation // World Business Academy Perspectives. 1997. Vol. 11. № 3. P. 27–38.

329

Sahtouris Е. The Biology of Globalisation // World Business Academy Perspectives. 1997. Vol. 11. № 3. P. 36.

330

Sampson Е. Е. The Inversion of Mastery//Cybernetic. 1986. Vol. 2. P. 26–39.

331

The Book of Enlightenment. New York: Paulist Press, 1983. P 55. Зохар — религиозный классик XIII века, его наиболее известной книгой является Каббала, написанная в иудейско-мистических традициях.

332

Synthesis of a conferency by Richard Tarnas on June 12, 1998, Sausalito CA.

333

Herman A. The Idea of Decline in Western History. New York: The Free Press, 1997.