Страница 8 из 9
Глухие удары потрясли корпус: шхуну резко покачнуло.
Огромная волна вздыбилась у бушприта предвестием чудовищного пробуждения океана.
– Баллистер! – вопил школьный учитель.
Он все–таки умудрялся не отставать. На странно неподвижном лице глаза горели нестерпимым блеском.
Я посмотрел на пылающие книги и вдруг заметил, как один из пергаментных переплетов сморщился, съежился и там что–то блеснуло хрустальной искрой.
И я вспомнил слова Джелвина, не утерпел и воскликнул:
– Кристалл!
В ларце, замаскированном под книгу, таился крупный, неправильно ограненный кристалл.
Школьный учитель услышал мой возглас. Он завыл, как безумный, его разъяренные руки взметнулись над водой.
– Это наука! Ты хочешь уничтожить грандиозную науку, будь ты проклят!
Отовсюду, с каждой точки горизонта неслись пронзительные вопли с тирольскими модуляциями.
Волна разбила фальшборт и обрушилась на палубу. Я прыгнул в самый центр книжного пламени и раздавил каблуком проклятый кристалл.
Свист, грохот, жестокий приступ тошноты…
Воды и небеса слились в сверкающем хаосе. Громовой раскат разорвал атмосферу. Падение, безоглядное падение в бездну…
И теперь я умираю, непонятным образом очутившись среди вас. Приснилось ли мне все это? Если бы! Но я снова здесь, на земле, умирающий, счастливый…
Потерпевшего крушение обнаружил Бригс – юнга с «Норд–Капера». Мальчишка стянул из камбуза яблоко и, примостившись у канатной бухты, только–только собрался вкусить от запретного плода, как вдруг заметил человека, с трудом плывущего в нескольких ярдах от борта.
Бригс принялся истошно орать, так как перепугался, что пловца затянет под винт. Этого человека вытащили. Он был без сознания и, казалось, спал: очевидно, он работал руками совершенно автоматически, что наблюдается иногда у классных спортсменов.
Никаких кораблей на горизонте, никаких обломков в обозримой дали. Юнга, правда, рассказал, что видел на траверсе силуэт корабля, «прозрачного, как стекло» – его собственные слова. Силуэт возник на мгновение, врезался в воду и пропал в глубине.
За это он получил пару подзатыльников от капитана Кормона, чтоб не приучался сызмальства к вранью.
Удалось влить немного виски в горло потерпевшего. Механик Роз уступил ему свою койку и тепло укутал. Уже через минуту он спал глубоким и, тем не менее, тревожным сном. Все с любопытством ждали его пробуждения, но вдруг произошло невероятное событие.
О нем поведает ваш покорный слуга Джон Копленд – помощник капитана, который вместе с матросом Джолксом пережил встречу с кошмарным порождением ночной бездны.
Согласно последней записи в журнале, «Норд–Капер» находился на двадцать втором градусе западной долготы и шестидесятом северной широты.
Я решил всю ночь провести за штурвалом, так как накануне мы заметили несколько айсбергов к северо–западу.
Джолкс прикрепил сигнальные фонари и остался рядом со мной выкурить трубку: он мучился зубной болью и не торопился спуститься в жаркую духоту кубрика. Я порадовался его соседству – нечего и говорить об ужасающей монотонности ночной вахты.
Кстати, надо сообщить несколько подробностей насчет «Норд–Капера»: это хорошее и крепкое судно, хотя и снабженное беспроволочным телеграфом, вовсе не походило на современные траулеры. Построенный полвека назад, «Норд–Капер» в сущности оставался парусником, несмотря на допотопную паровую машину.
Застекленной кабины, торчащей на палубе новомодного траулера в виде какого–то швейцарского шале, здесь не было и в помине.
Штурвал, как и полагается, находился в кормовой части, открытый ненастью и высокой волне.
Я сделал это отступление, чтобы вы поняли ситуацию: нам пришлось участвовать в драме, а не наблюдать за ее ходом из стеклянной будки. Без такой оговорки люди, знакомые с топографией парусного судна, удивились бы моей дотошности.
Лунный свет не пробивался сквозь плотную завесу облаков: иногда лишь, озаряя линию бурунов, рассеянно фосфоресцировали гребни волн.
Было часов десять – экипаж, надо думать, только–только угомонился. Измотанный зубной болью Джолкс чертыхался и глухо стонал.
В мерцании нактоуза белела его скорбная физиономия, подпертая ладонью.
Вдруг я заметил, что болезненная гримаса сменилась удивлением, затем откровенным страхом: рот широко открылся, трубка выпала. Я не выдержал и расхохотался.
Вместо ответа он показал на сигнальный фонарь правого борта.
И моя трубка моментально присоединилась к трубке Джолкса.
Чуть пониже подвешенного к вантам сигнального фонаря заблестели мокрые, судорожно сжатые пальцы.
Потом пальцы разжались и кто–то прыгнул на палубу. Джолкс отшатнулся – свет нактоуза тотчас вырвал из мрака неописуемо странную фигуру. Это был долговязый тип, смахивающий на пастора. Вода лилась ручьями с его черного, наглухо застегнутого сюртука. Его глаза горели адской ненавистью.
Джолкс потянулся за ножом, но не успел вытащить. Чертов пастор кинулся на него и сшиб с ног. В тот же момент лампа нактоуза разлетелась на куски. Секундой позже отчаянно завопил юнга, дежуривший у койки выловленного нами бедняги:
– Его режут! Убивают! Помогите!
После того как мне пришлось вмешаться в серьезную матросскую потасовку, я не расставался с оружием, особенно по ночам. Это был револьвер крупного калибра, заряженный бронебойными пулями.
Донеслись отдельные голоса, потом сбивчивый говор.
Внезапный ветер хорошенько хлестнул паруса и разорвал облака: тонкий лунный луч повис на реях и скользнул на палубу.
Шум усилился: фальцет юнги, капитанский бас, крики, ругань… И здесь мой слух распознал необычное: справа от меня кто–то проскочил бесшумно и вкрадчиво – в следующий момент я увидел, как ночной визитер схватился за ванты и прыгнул в море. И когда его голова показалась на гребне волны, я хладнокровно прицелился и выстрелил.
Он закричал, нет, скорее, дико, протяжно взвыл.
Тело прибило к самому борту.
Подошел Джолкс. Он держался на ногах не очень твердо, но вполне крепко сжимал в руке лодочный крюк. Тело покачивалось неестественно легко и билось о борт. Крюк зацепил одежду. Джолкс напряг мышцы, но, к его удивлению, груз прямо–таки взлетел и шлепнулся на палубу.