Время карликов

По вечерам Владимир Фомич садился в кресло на большом балконе, его всего заворачивали в плед, и он смотрел, как между далекими заснеженными вершинами опускается в мутную морозную синеву ослепительно-оранжевый диск солнца. Но это длилось недолго, небо еще подсвечивалось снизу, а Высоковский возвращался в дом. Тайки помогали ему раздеться, он ложился в разогретую теплым воздухом фена постель, и почти сразу появлялась Габи – светловолосая швейцарская немочка, одной из обязанностей которой было следить за содержанием дома и управлять прислугой.

– Was wollen Sie? – спрашивала она.

А что хотел бы Владимир Фомич? Только одного – любви. Но не той, что дарила ему высокая молодая немка, – стерильно темпераментной, а настоящей, от которой остается дупло в сердце, от которой хочется плакать и быть смелым. Может быть, даже прыгнуть с балкона в рыхлый сугроб или хотя бы один раз проехаться на горных лыжах.

Владимир Фомич делал вид, что засыпает и через щелочку между веками, сквозь бледный частокол ресниц видел, как поднималась с кровати Габи, как она натягивала на голое тело тонкий свитерок и узкую фланелевую юбку, поднимала с персидского ковра свое белье, подойдя к двери, оборачивалась и говорила: – Guten Nacht!

Девушка осторожно закрывала дверь за собой. Подушка, лежащая рядом, еще пахла ее духами, а Вы-соковский представлял себе другую – неведомую ему, и очень хотелось, чтобы та незнакомка походила бы на итальянскую актрису, фамилию которой он все время забывал. Именно в эти минуты, перед тем как войти в тусклое сновидение, находясь перед дверью в мир ненужных грез, ему особенно хотелось домой.

Петербург! Владимир Фомич никогда бы не уезжал бы оттуда, он даже забросил бы все свои дела, будь рядом та единственная, лицо которой он представлял себе отчетливо. И лик этот был прекрасен. Он бы никогда не уезжал из родного города. Может быть, только в Москву на денек по делам. Но судьба почему-то оказалась дамой, любящей путешествия, и потому приходилось мотаться по разным странам и городам, где все незнакомое, пугающе чужое. И все же Высоковский рвался туда, дышал дезодорированным воздухом своих заграничных вилл или шикарных отелей, смотрел на ровные мостовые. Владимира Фомича от одиночества тянуло в чуждый мир – там было спокойно и стерильно жить, как в больнице, в которую время от времени ложатся уставшие от жизни люди, в общем-то, ничем не болеющие. Он даже в разговоре с гостями называл свои швейцарский домик – клиникой, вздыхая, повторял, что приезжает сюда не только отдохнуть, но и подлечить нервишки, расшатанные тяжелым недугом – российским бизнесом.

А вообще в зимнем швейцарском домике, где воздух нагревался огромными каминами, было тепло постоянно, а для Высоковского, по большому счету, где тепло – там и Родина: холодов он не любил и всегда ругал прислугу за оставленные открытыми форточки, чтобы через них не улетучивался дым Отечества.

Утром в столовой он сидел с гостями, ловил их взгляды, бросаемые на увеличенную фотографию в рамке, где он сам в смокинге и съехавшем на бок галстуке-бабочке за праздничным столом приветствовал Президента, а тот улыбался широкой улыбкой и смахивал с лица веселую слезинку.

После той, первой встречи, были потом и другие. Были и новые фотографии, но эта была самой любимой и самой дорогой, потому что в тот вечер началось его восхождение из-под стола на самый верх российского общества.

4

В аэропорту Высоковского встретили ребята из его личной охраны, провели через кишащий людьми зал. Коридор образовался мгновенно – народ узнавал великого человека и расступался сам. Три шага сквозь раскрытую перед ним стеклянную дверь, вот он, бронированный лимузин, знакомый запах, и мир за окном погрузился в туманную дымку тонированных пуленепробиваемых окон. Джип охраны рванул с места, «мерседес» за ним и почти сразу остановился.

– Какой-то козел поперек дороги встал, – объяснил начальник охраны.

– Петя! – укоризненно протянул Владимир Фомич.

– Простите, – покраснел квадратный человек. – Какой-то российский гражданин дорогу перегородил своей «шестеркой».

Петр посмотрел в окно.

– Наверное, частным извозом решил заняться. Примчался сюда, а тут, как Вы понимаете, свободная конкуренция – вот ему сразу все четыре колеса и прокололи. Сейчас ребята его спихнут.

– О-о-о! – вдруг закричал начальник охраны.

А перед зданием аэропорта произошло вот что – «геленваген», который шел впереди лимузина, подъехал к несчастной «шестерке», уперся дугами кенгурина ей в бок и начал сдвигать легковушку к обочине. Тут к машине охраны подскочил хозяин и, открыв дверь, выдернул водителя и бросил его на асфальт. Из «геленвагена» выскочили сразу трое охранников, двое тут же легли возле водителя.

– Ну, сейчас мы уроем этого козла, – заорал Петр, видя как из задней машины выскочили еще четверо человек.

Схватка и в самом деле была недолгой. Хозяина «шестерки» скрутили и повалили на газон. Он, правда, пытался подняться, и когда бронированный «мерседес» проезжал мимо, Владимир Фомич увидел на мгновение окровавленное лицо этого человека. Но мгновенья достаточно было, чтобы узнать. Хозяином «шестерки» был Виктор Подрезов.

Лимузин объехал «лохматку», вскоре его догнали оба джипа; тут же они заняли места согласно боевому расписанию: один спереди, другой сзади. Так и помчались по направлению к городу. Уже проскочили фабрику «Кока-колы», выскочили на площадь Победы…

И тут Высоковский сказал:

– Поехали назад к аэропорту!

Петр по рации передал приказание передней машине, и, обогнув памятник защитникам Ленинграда, небольшой кортеж понесся назад в «Пулково».

Подрезов, наклонившись, рассматривал вдавленные внутрь машины двери, когда рядом остановился броневик. Виктор рукавом стер кровь с разбитого носа и губ, посмотрел на два джипа и поднял с земли монтировку. Но тут стекло в задней двери лимузина медленно поползло вниз и знакомый голос произнес:

– Добрый день, Витюша.

Подрезов покрутил головой, но никого не заметил, а когда он уже решил, что ему послышалось, вдруг перед самым своим носом увидел опущенное стекло лимузина и до боли знакомую, улыбающуюся рожу лучшего друга детства.

Хозяин покореженной машины растерялся, но Высоковский махнул рукой:

– Садись ко мне!

Виктор обернулся, посмотрел по сторонам, но все люди, которые только что помогали ему советами, исчезли неизвестно куда, а из «мерседеса» выбрался квадратный человек и любезно распахнул перед ним дверь.

– Садитесь, пожалуйста.

В просторном салоне было прохладно и тихо. Виктор опустился прямо напротив телевизионного экрана, который беззвучно показывал старую итальянскую картину: богатый американец увлекся простой девушкой со сложным характером.

Дверь захлопнулась, и лимузин сорвался с места.

– А как же…? – начал было Подрезов.

Но в этот момент Владимир Фомич бросился на его шею, воскликнув:

– Витюша, друг!

Он даже прижался щекой к уху приятеля, демонстрируя искреннюю радость от неожиданной встречи. Начальник охраны в смущении отвернулся к окну: он никогда не видел своего босса таким.

– Сколько лет! Сколько лет! – повторял Высоковский, целуя старого друга.

– А как же моя машина? – снова спросил Виктор.

– Да пригонят тебе ее, – рассмеялся солидный человек, пораженный наивностью приятеля. – Расскажи лучше: где ты? Что? Как? О делах своих поведай.

– Я… у меня… Да…, – пытался ответить хоть что-то Подрезов, но Владимир Фомич не давал ему говорить.

– Сколько лет ни слуху ни духу. Искал тебя, но все без толку. Один я остался – Татьяна меня бросила. Я ведь жениться на ней хотел, а она…

Высоковский вздохнул и закрыл глаза ладонью:

– Где она теперь?

– Она замужем за армянином.

– В самом деле? – встрепенулся Владимир Фомич. – Рита в Эстонию убежала, Таня в Армению. Что хорошего в этих заграницах, чтобы родину бросать?

– Татьяна здесь живет. У ее мужа продовольственный магазин.