Страница 29 из 41
Наконец, и это самое главное, анархисты в некоторой мере были встревожены двусмысленным и внутренне противоречивым толкованием, которое «Ордине нуово» давала прототипу рабочих советов — российским Советам. Конечно, перо Грамши часто выводило эпитет «либертарный», он ломал копья в баталиях с закоснелым авторитарием Анджело Таской, предлагавшим недемократическую концепцию «диктатуры пролетариата», которая сводила роль рабочих советов к простому инструменту коммунистической партии, при этом размышления Грамши клеймились как «прудонистские». Но Грамши был недостаточно хорошо осведомлен о событиях в России, чтобы видеть разницу между свободными Советами первых месяцев революции и прирученными Советами большевистского государства. В силу этого его формулировки были двусмысленными. Он усматривал в рабочих советах «модель пролетарского государства», которое, по его представлениям, должно было стать частью мировой системы — Коммунистического Интернационала. Он силился примирить большевизм с постепенным отмиранием государства и демократической интерпретацией «диктатуры пролетариата».
Итальянские анархисты поначалу приветствовали российские Советы с энтузиазмом, лишенным критического духа. 1 июня 1919 г. один из них, Камилло Бернери,[95] опубликовал статью, озаглавленную «Автодемократия», прославлявшую большевистский режим как «наиболее практический эксперимент всеобщей демократии в невиданном до сих пор масштабе» и «антитезис централизаторскому государственному социализму». Однако год спустя, на конгрессе Итальянского союза анархистов, Маурицио Гарино держал совсем иную речь: Советская власть, установленная в России большевиками, по своей природе противоположна рабочему самоуправлению, как его понимают анархисты. Она «формирует базу для нового государства, неизбежно централизованного и авторитарного».
В дальнейшем пути итальянских анархистов и сторонников Грамши разошлись. Последние заявили, что социалистическая партия, как и профсоюзы, есть организация, интегрировавшаяся в буржуазную систему, и, следовательно, не только не необходимо, но и не обязательно вступать в нее (правда, они сделали «исключение» для коммунистических групп внутри соцпартии, которые позднее, после раскола в Ливорно 21 января 1921 г., образовали Итальянскую коммунистическую партию, вошедшую в Коминтерн).
Итальянским же анархистам пришлось расстаться с некоторыми из своих иллюзий и вспомнить о том, что летом 1919 г. в письме из Лондона Малатеста предостерегал их от «нового правительства, установившегося [в России] над революцией, чтобы затормозить ее и подчинить частным целям одной партии (…) или, скорее, руководителей одной партии». Эта диктатура, — провидчески утверждал старый революционер, — «с ее декретами, карательными санкциями, исполнителями и, сверх того, вооруженными силами, которые должны служить для защиты революции от внешних врагов, но завтра будут служить для того, чтобы навязать трудящимся волю диктаторов, остановить ход революции, укрепить и упрочить новые интересы и защищать от масс новый привилегированный класс. Ленин, Троцкий и их соратники являются, конечно, искренними революционерами, но они готовят правительственные кадры, которые послужат тем, кто придет после них, чтобы воспользоваться революцией и убить ее. Они сами будут первыми жертвами своих собственных методов».
Два года спустя Итальянский союз анархистов собрался на съезд в Анконе 2–4 ноября 1921 г. и отказался признать российское правительство в качестве представителя революции, вместо этого осудив его как «главного врага революции», «угнетателя и эксплуататора пролетариата, от имени которого оно якобы осуществляет власть». В том же году либертарный писатель Луиджи Фаббри[96] приходит к следующему заключению: «Критическое изучение Российской революции имеет огромное значение (…), потому что западные революционеры смогут упорядочить свои действия с целью по возможности избежать ошибок, на которые российский опыт пролил свет».
Анархизм в Испанской революции
Отставание субъективного сознания относительно объективной реальности — одна из констант истории. Урок, вынесенный российскими анархистами и свидетелями российской трагедии начиная с 1920 г., стал известен другим и признан ими лишь несколько лет спустя. Ореол первой победоносной пролетарской революции в одной шестой части света был таким ярким, что международное рабочее движение долгое время оставалось зачарованным этим чудесным примером. По образу российских Советов повсюду зародились «Советы» — не только в Италии, как можно увидеть из предыдущей главы, но также в Германии, Австрии, Венгрии. В Германии система Советов явилась основным пунктом программы «Союза Спартака» Розы Люксембург и Карла Либкнехта.
В 1919 г. в Мюнхене, после убийства Курта Эйснера, министра-президента Баварской республики, была провозглашена Баварская советская республика, в правительство которой вошел, в том числе, анархистский писатель Густав Ландауэр, позднее также, в свою очередь, убитый контрреволюционерами. Его друг и соратник, анархистский поэт Эрих Мюзам,[97] написал «Марсельезу Советов», в которой рабочие призывались к оружию, но не для того, чтобы образовывать батальоны, а для того, чтобы образовать Советы по образцу Советов России и Венгрии и покончить со старым многовековым миром рабства.
Но в сентябре 1920 г. германская оппозиционная группа, ратовавшая за «коммунизм Советов» (Rate-Kommunismus), отделилась от Коммунистической партии Германии и образовала Коммунистическую рабочую партию Германии (КАПД). Идея Советов вдохновляла и подобную группу в Голландии, возглавляемую Германом Гортером и Антоном Паннекуком. Первый, в ходе острой полемики с Лениным, не побоялся возразить, в чисто анархистском духе, непогрешимому вождю Российской революции: «Мы все еще в поисках истинных вождей, не стремящихся господствовать над массами и не предающих их, и пока мы их не найдем, мы хотим, чтобы все происходило снизу вверх, в силу диктатуры самих масс. Если мой проводник в горах ведет меня к пропасти, лучше его не иметь вовсе». Второй провозгласил, что Советы были формой самоуправления, которая могла бы заменить правительства старого мира; так же, как Грамши, он не проводил разницы между ними и «большевистской диктатурой».
Во многих местах, в частности, в Баварии, Германии, Голландии, анархисты принимали деятельное участие в теоретическом и практическом становлении системы Советов.
В Испании анархо-синдикалисты были не меньше других ослеплены Октябрьской революцией. На Мадридском конгрессе Национальной конфедерации труда (10–20 декабря 1919 г.) была принята резолюция, в которой говорилось, что «эпопея русского народа воодушевила всемирный пролетариат». Единодушно, «без малейшего колебания, подобно девушке, отдающейся своему возлюбленному», съезд проголосовал за временное вступление в Коммунистический Интернационал по причине его революционного характера, выразив при том пожелание созыва всемирного рабочего съезда, который определит основы, на которых будет создан истинный Интернационал трудящихся. Однако диссонансом прозвучали несколько робких голосов: Российская революция есть революция «политическая» и не воплощает либертарный идеал. Съезд с ними не посчитался. Он принял решение направить делегацию на II конгресс Третьего Интернационала, открывшийся в Москве 15 июля 1920 г.
Но ко времени конгресса эта любовная связь была уже на грани разрыва. Делегата, представляющего испанских анархо-синдикалистов, пытались заставить принять участие в организации Интернационала революционных профсоюзов, но он воспротивился, когда ему предложили текст, который призывал к «завоеванию политической власти», «диктатуре пролетариата» и предполагал органическое взаимодействие между профсоюзами и коммунистическими партиями, которое тонко маскировало под словом «взаимодействие» подчинение первых последним. На последующих заседаниях Коминтерна профсоюзные организации разных стран были представлены делегатами от коммунистических партий соответствующих стран, а предполагаемый Красный Интернационал профсоюзов открыто контролировался Коминтерном и его национальными секциями. Представитель испанской делегации Анхель Пестанья воскликнул после того, как изложил либертарную концепцию социальной революции: «Революция не есть и не может быть делом партии. Партия способна в любой момент устроить государственный переворот. Но государственный переворот не есть революция». И в заключение добавил: «Вы говорите нам, что без коммунистической партии революция произойти не может, что без завоевания политической власти никакое освобождение невозможно, и что без диктатуры вы не можете уничтожить буржуазию: все это лишь беспочвенные утверждения».
95
Бернери, Камилло (1897–1937) — итальянский анархист, публицист, философ. Сражался добровольцем в Испании в составе анархических подразделений. Резко критиковал руководство НКТ за вхождение в правительство. Убит коммунистами в Барселоне во время майских столкновений 1937 г.
96
Фаббри, Луиджи (1877–1935) — итальянский анархист. После прихода к власти в Италии фашистов жил в Европе, затем в Уругвае.
97
Эйснер, Курт (1867–1919) — германский левый социалист, один из организаторов социалистической революции в Баварии в ноябре 1918 г. Убит контрреволюционером в феврале 1919 г., что привело к провозглашению недолговечной Баварской советской республики в апреле 1919 г. Известный германский социалист и анархист Густав Ландауэр (1870–1919) ненадолго стал комиссаром просвещения и народного образования в первом правительстве республики, а другой анархист, поэт и писатель Эрих Мюзам (1878–1934) принимал участие в создании Советов в Баварии. После захвата власти в Баварской республике коммунистами и последовавшего разгрома ее контрреволюционными силами, Ландауэр был убит 1 мая 1919 г., а Эрих Мюзам посажен в тюрьму. Мюзам был впоследствии убит нацистами в первом концентрационном лагере в Ораниенбурге в 1934 г.