Страница 40 из 65
Следующий день был не лучше, а еще через вечер Доминик решил остаться и поужинать в клубе. Раньше или позже Сара перестанет дуться на него, а пока что она просто невыносима. Он совершенно не понимал ее поведения. Доминик никогда не относился к Шарлотте иначе, чем по-дружески. Сара должна была знать об этом. Женщины часто совершают странные, необъяснимые поступки. Обычно это непонятный способ привлечения внимания, и после небольшой лести они возвращаются к своему обычному состоянию. Однако Сара на этот раз переборщила. От всего этого он заскучал и разозлился.
Через два вечера Доминик снова ужинал в клубе. Когда он остался в клубе в третий раз, то присоединился к разговору четверых мужчин, которые жили на расстоянии одной или двух миль от Кейтер-стрит. Сначала он просто прислушивался к разговору, но когда они начали обсуждать убийства, он заинтересовался.
— …эта жалкая полиция повсюду, и они, кажется, не продвинулись ни на шаг! — пожаловался один из мужчин.
— Бедняги так же растеряны, как и мы, — возразил кто-то.
— Они растеряны больше! Они даже не принадлежат к нашему обществу, совершенно другой социальный статус. Они понимают нас не больше, чем мы их.
— Ты же не можешь предположить, что этот безумец — джентльмен? — В голосе второго звучала насмешка, неверие и даже гнев.
— Почему нет?
— О боже! — Мужчина был ошеломлен.
— Хорошо, мы должны согласиться с тем, что, если бы это был незнакомец, к настоящему времени он был бы замечен. — Мужчина подался вперед. — Боже милостивый, неужели вы полагаете, что при том состоянии, в котором мы все находимся, чужак оставался бы незамеченным? Каждый все время оглядывается по сторонам, женщины не ходят поодиночке даже в соседний дом, мужчины наблюдают и ждут. Мальчики-разносчики отмечают время ухода и прихода; они хотят, чтобы всегда было отмечено, где они были и когда. Даже извозчики не желают ездить в район Кейтер-стрит. На прошлой неделе двое были задержаны констеблями, потому что они оказались незнакомцами из другого района.
— Вы знаете, — мужчина напротив него нахмурился, — до меня только что дошло, о чем этот старый дурень Бленкинсон говорил мне недавно! В то время я подумал, что он просто бормочет какую-то чепуху, но теперь я понял: он намекал на то, что подозревает меня!
— Не смешно! Это самая ужасная вещь, которая может произойти. Люди начинают на тебя странно смотреть, не говорят ничего конкретного, но ты чертовски хорошо знаешь, что происходит в их умах. Даже мальчишки на побегушках много начали себе позволять. Тоже подозревают…
— Вы не один, старина! Я тут отдал свой экипаж жене, а сам остался допоздна. Должен был взять другой экипаж, чтобы ехать домой. Этот гнусный извозчик спросил меня, куда ехать. Я сказал, и паршивый мужик имел наглость отказать мне. «Не поеду на Кейтер-стрит», — сказал он. Каково?
Один из мужчин заметил Доминика в своем поле зрения:
— А, Кордэ! Вы, конечно, знаете, о чем мы говорим. Ужасные дела, не так ли? Вся округа перевернулась вверх тормашками. Эта тварь, должно быть, сумасшедший.
— К сожалению, это не очевидно, — ответил Доминик, садясь в предложенное кресло.
— Не очевидно? О чем вы говорите? Я бы спросил, что может быть более очевидным, чем бегать по улицам и душить беспомощных женщин?
— Я имею в виду, что это незаметно в его поведении в другое время, — объяснил Доминик. — В его лице, его поступках или в чем-нибудь еще. Он выглядит точно так, как любой другой большую часть времени. — Он вспомнил слова Шарлотты. — Судя по тому, что мы знаем о нем, он мог бы быть теперь здесь, — любой из этих чрезвычайно уважаемых джентльменов.
— Мне не нравится ваше чувство юмора, Кордэ. Неправильное место для этого. Плохой вкус, я бы так сказал.
— Шутить об убийстве — действительно плохой вкус. Но я не шучу, я абсолютно серьезен. Даже если вы не верите в умственные способности полиции, при всеобщей бдительности любой из нас с явно странным поведением был бы давно замечен.
Мужчина внимательно посмотрел на него, его лицо покраснело, затем побледнело.
— Боже праведный! Шокирующая мысль. Не очень приятно, если сосед думает…
— Ваш ум никогда не посещала мысль о ком-то еще?
— Я признаю, это случалось со мной. Гатлинг вел себя немного странно. Я поймал его, когда он приставал на днях к моей жене. Держал руки там, где не следовало. Помогал ей надеть шаль. Я сказал ему что-то тогда. Никогда не думал об этом раньше… Может быть, поэтому он так оскорбился… Подумал, что я имею в виду… Ну хорошо, теперь это все в прошлом.
— Хотя и дьявольски неприятно. Чувствуешь себя так, словно никто не говорит тебе, что он имеет в виду. Разгадываешь один смысл внутри другого. Вы понимаете меня?
— Вещь, которую я не понимаю, — это когда служанки смотрят на тебя, как будто бы ты…
И все в таком же духе. Доминик слушал одни и те же разговоры, снова и снова. Смущение, замешательство, гнев… и, хуже того, почти неизбежное чувство, что где-то близко с кем-то, кого они хорошо знали, это случится опять.
Он хотел забыть об этом, вернуться назад — хотя бы на несколько часов, — к тому состоянию, которое было до первого убийства.
Несколько недель спустя Доминик обрадовался, когда встретил Джорджа Эшворда, одетого очень официально, очевидно, готового провести вечер в ресторане.
— А, Кордэ! — Эшворд хлопнул его ладонью по спине. — Пойдешь на ночное развлечение? Ты не скажешь Саре! — Он засмеялся, подразумевая это как шутку. Конечно, немыслимо, чтобы Доминик рассказал об этом кому бы то ни было. Никто не упоминает о таких вещах при женщине — при любой женщине, за исключением проститутки.
Доминик согласился мгновенно:
— Точно! То, что нужно. Конечно, я пойду. Куда мы направляемся?
Эшворд широко улыбнулся:
— Мы закончим у Бесси Мулане. А перед этим еще одно или два места. Ты уже ел?
— Нет.
— Чудесненько. Я знаю местечко, тебе понравится. Оно маленькое, но там великолепная пища и самая развлекательная группа.
Так оно и оказалось. Конечно, это был маленький бордель, но Доминик никогда не ел такого чудесного, вкусно приготовленного мясного блюда и не ублажал себя таким прекрасным вином. Постепенно он забыл о Кейтер-стрит и обо всех тех, кто жил там… и кто умер там. Даже глупое поведение Сары перестало занимать его голову, уступив место отличному настроению и веселью.
Заведение Бесси Мулане оказалось чрезвычайно комфортабельным публичным домом, где их радушно приветствовали. Эшворд был здесь не только известен, но и по-настоящему любим. Не прошло и получаса их пребывания там, как к ним присоединился молодой человек, шикарно и экстравагантно одетый, слегка пьяный, но пока еще не вызывающий возражений.
— Джордж! — воскликнул он с очевидным удовольствием. — Не видел вас уже несколько недель! — Он скользнул в мягкое кресло позади него. — Добрый вечер, сэр, — наклонил он голову по направлению к Доминику. — Вы не видели Джервиса? Думал отвлечь его немного. Но не могу найти его…
— Что с ним случилось? — светским тоном спросил Эшворд. — Кстати, — он указал на Доминика, — Доминик Кордэ, Чарльз Дэнли.
Дэнли кивнул.
— Дурень проигрался в карты. Проиграл довольно много.
— Не должно проигрывать больше, чем можешь себе позволить, — сказал Эшворд без всякого сочувствия. — Играй с игроками своего уровня.
— Я думал, он так и делал. — Дэнли скривил губы, выказывая недовольство. — Один из игроков жульничал. Я мог бы сказать заранее, что так и будет.
— Мне казалось, Джервис достаточно состоятелен? — Эшворд широко открыл глаза, чтобы показать, что это был вопрос. — Он это легко переживет. Должен успокоиться и прекратить подобные развлечения на время.
— Не в этом дело! По своей глупости он начал обвинять подонка в жульничестве.
Эшворд ухмыльнулся:
— Что случилось? Он вызвал шулера на дуэль? Он должен был бы подумать. После этого скандала пятилетней давности между лордом Черчиллем и принцем Уэльским ему следовало бы держаться в стороне от подобных дел.[6]
6
Речь идет о великосветском скандале между Рэндольфом Черчиллем и принцем Уэльским (будущим королем Эдуардом VII). Вступившись за честь дамы, которую Черчилль грозился опозорить, принц послал ему вызов на дуэль, который тот не принял, ибо «не желал рисковать жизнью наследника британского престола». В результате Черчиллю пришлось принести общественности публичные извинения.