Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 4

● Скучают.

Игры в одиночестве надоедают детям значительно быстрее, чем даже взрослым. А между тем в возрасте до 3 лет одного малыша никто на улицу, к друзьям не отпустит. Потому если родители заняты, а другого партнера по играм в доме нет, запас воображения («Чем бы еще тут заняться?») у ребенка подходит к концу довольно быстро. В среднем это занимает около 2 часов, а детей неусидчивых, беспокойных лучше не оставлять одних даже на полчаса.

● Устают от текущего рода деятельности или испытывают другой, но в любом случае сильный дискомфорт.

Дети данной возрастной группы еще не владеют своими эмоциями, хотя испытывают их так же, как и взрослые. Это означает, что если подросток или тем более взрослый могут, скажем, прекратить играть на компьютере потому, что им надоело, трехлетний ребенок на это не способен. То есть он будет продолжать носиться как угорелый по детской площадке, несмотря на готовые отняться ножки. В конце концов усталость заставит его напасть на кого-то из окружающих с кулачками, так как он хочет, чтобы его остановили, но не может сделать это сам – не знает как.

● Не обладают достаточным словарным запасом и речевым навыком для того, чтобы высказать тревожащее их в данный момент на словах – привлечь достаточное внимание к проблеме с помощью речи.

Особенно это характерно для детишек, которым еще, так сказать, не положено говорить по возрасту, а также немного запаздывающих в развитии этого навыка.

● Наконец, в период приблизительно (все детки развиваются с разной скоростью) с 3 до 6 лет к этим мотивам может добавиться еще один, достаточно сложный для самого ребенка и неожиданный – для родителей. Мотив этот – желание получить свой статус в семье.

У мамы, папы и прочих постоянно окружающих малыша домочадцев есть свое положение – лидера (как правило, отец, но в последнее время все чаще – мать), старшего советника (бабушка) и др. Ребенок инстинктивно улавливает свою зависимость от их воли – в примитивной, но достаточно точной форме. Начиная с определенного момента он начинает нуждаться и в своих личных правах, помимо обязанностей, а также в своем личном пространстве. Нередко необходимость разграничить свою и чужую волю, территорию, собственность и пр. заставляет его прибегать к самым действенным (согласно его опыту) аргументам – укусам и побоям. При этом взрослым следует понимать, что маленький забияка использует лишь хорошо известные ему, наиболее понятные методы – он не столько агрессивен по своей натуре, сколько не обучен иным способам доказать свои права на игрушку, кроватку, внимание родителей и др.

Как не превратить ангела в тирана

Так что значительную часть парадоксов детского поведения мы создаем сами – как правило, просто не понимая, когда и как это происходит. К примеру, как сплошь и рядом бывает с нашей же типичной реакцией на первый укус. Мы, взрослые, привыкли считать конечности и зубы, применяемые в качестве оружия, актом агрессии – этому научила нас взрослая жизнь. При этом мы забываем, что дети изначально почти неспособны различить плохое и хорошее – особенно в смысле собственных, а не посторонних действий. Тем более они не умеют различать оттенки своих же чувств – не то что наших. Поэтому так часто и выходит, что, когда мы в ответ на укус драгоценного чада вскрикиваем и подскакиваем от боли, «милое дитя» восторженно кидается, чтобы укусить нас еще раз, еще больнее. Мы приходим в ужас, полагая, что наш ребенок заразился бешенством или чем-то похуже… А между тем с его стороны все довольно просто. Он всего лишь воспринял наш вскрик и прыжок в воздух не как демонстрацию боли (едва ли его кто-то кусал с такой же силой, как сделал только что он), а как приглашение к продолжению игры!





Словом, неспособность детей различать оттенки чувств и давать строгие оценки служит ключевым моментом в деле понимания, почему они ведут себя именно так, хотя мы ожидали противоположного. Иными словами, то, что само собой разумеется для нас, не всегда выглядит таким же и для них.

В целом ребенок легко даст оценку чужим действиям по отношению к нему. Например, очевидно, что если «дядя» или «тетя» схватили его за руку слишком сильно, это «плохо» потому, что это больно… Однако собственные действия он с такой точностью не оценит, поскольку до способности сопоставить в духе «Я поступаю так же, как этот дядя» ему еще расти и расти. Если бы было иначе, согласимся, что наши юные сорвиголовы превращались бы в наши же точные копии с первых недель жизни. А поскольку в течение долгих лет они копируют (правда, с потрясающей и комичной точностью) лишь отдельные и простые наши повадки, совершенство навыков общения, характерное для взрослых, им явно недоступно.

Итак, агрессивное поведение у самых маленьких, в подавляющем большинстве случаев связано с дискомфортом физическим. Но чем старше становится наш малыш, тем чаще к нему примешиваются мотивы психологические. Допустим, как в случае с попытками обидеть всегда только одного из домочадцев или выделить среди них «любимца».

Мотив поиска собственного места в мире достаточно сложен. Вернее, мы, взрослые, хорошо знаем, в чем заключается эта борьба и как ее вести, – с нею связано все наше взросление и успех в дальнейшей жизни. Другое дело, что мы давно уже не помним, когда впервые задумались о необходимости бороться за свое место под солнцем… А значит, не помним и того, что впервые это желание может настигнуть нас очень рано – в периоде не 15–20 лет, а буквально 2–3.

Плюс, нам уже должно быть ясно, что довольно часто ко всем этим мотивам, рождающимся в растущем мозгу малыша, примешиваются выводы, сделанные из чисто внешних обстоятельств. Естественно, мы говорим сейчас о конфликтах и перекосах социальных ролей внутри самой семьи. Поведение и особенности мировоззрения детей отражают проблемы всей семьи словно зеркало, смазанное сывороткой правды – в очищенном от полутонов виде, по самой их сути. Так что дети сплошь и рядом подмечают то, о чем боимся подумать и поговорить мы сами.

Например, об уже начавшемся отдалении родителей, о так называемых лишних ртах (так часто воспринимаются бабушки – дедушки или незапланированные дети), о рушащих семьи привычках отдельных родственников и пр. Тогда малыш узнает, что такое постоянная, хоть и скрытая, агрессия вокруг, очень рано. А выводы, которые он способен вынести из такой атмосферы, могут стать для нас настоящей неожиданностью. В том числе если потайные конфликты пока ни разу не прорывались наружу в его присутствии ни на словах, ни тем более на деле. В конце концов, ребенок, как мы убедились и сами, способен ощущать ярость, усталость, обиду и т. д. с первых дней жизни. Это значит, что он легко улавливает эти чувства и в других, поскольку они отвечают его собственным. В данном случае научиться их контролю он не в состоянии – на то такие конфликты и называются скрытыми, чтобы взрослые годами маскировали их, не пытаясь решить… В результате вокруг малыша просто создается понятная ему (знакомая по собственным периодическим всплескам) атмосфера, которая усиливает такие эмоции в нем, но никак не помогает разобраться в них. Это порождает внешне немотивированный рост агрессивности – своеобразную смесь собственных пока не управляемых сознанием чувств с опытом, который он почерпнул у окружающих.

Таким образом, родителям, чей отпрыск неожиданно начал драться и кусаться, всегда нужно начинать перевоспитание не с него, а с себя. Другими словами, устранение какого угодно явления следует начинать с поисков его причины и учитывать, что их почти всегда оказывается несколько.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.