Круг замкнулся

Она, в изумлении:

— Как через полгода? Разве вы уже не капитан «Воробья»?

— Через полгода, — повторил штурман, — и Фредриксен это знает.

— Ну тогда тем более вам надо поправиться.

Штурман продолжал:

— И я бы купил ваши акции.

— Да.

— У меня есть родственники, они бы мне помогли.

— Конечно, конечно, все очень хорошо.

— А тут у меня начались боли в горле, стало быть, игра проиграна.

— Погодите, я сбегаю за дрожками для вас.

— Вы? — запротестовал он. — Но я и сам могу привести дрожки. Вот только не знаю, зачем это нужно.

Когда она вернулась, штурман стоял на прежнем месте. Руку он засунул в скобу на стене и висел на руке. Он был совершенно беспомощен и предоставил энергичной даме управляться самой. Она зашла в его каюту за партикулярной курткой и шапкой, потом заставила его переодеться и спросила, не надо ли ему еще чего-нибудь. Штурман ничего не ответил.

Догадавшись, что ему больно ходить, она хотела взять его под руку, но он сердито замотал головой.

— Я и сам мог бы сходить за дрожками, — сказал он.

И они поехали. Он стоял на коленях, сидеть он уже не мог. Вот так штурман Грегерсен покинул борт «Воробья», чтобы никогда больше на него не вернуться.

И опять создалось то же положение, что и несколько месяцев назад: «Воробей» остался без капитана. Снова зашла речь о капитане Ульрике, но на кой им этот вечный капитан Ульрик и на кой им вообще капитан? Если «Воробью» запретят выход в море, так ведь и времени осталось всего ничего, и господа в дирекции единогласно решили с ним покончить. В конце концов, «Воробей» — это всего лишь ничтожный молоковоз, с его обязанностями вполне управится моторная лодка. На том и порешили.

Но вышло не по их решению: команда «Воробья» надумала сама управлять им.

Это как же так?

— Да вот так, как я говорю, — ответил Северин, после чего изложил свои соображения. Действительно, на кой им капитан? Их на борту трое бывалых моряков, ходивших по большим морям, они знают свое ремесло, они знают каждую шхеру, Алекса вдобавок научили продавать билеты, и все трое — уважаемые члены своего профсоюза, ими так долго управляли, что теперь они могут управлять сами.

Господа в дирекции призадумались. На этом каботажном суденышке, что ходило между двумя городками, недоставало не только одного матроса, чтобы было с кем перекинуться в картишки в свободное от вахты время, недоставало также штурмана и капитана. Чем это может кончиться? Впрочем, господам из директората осточертела вся эта история, и, дабы избежать лишнего шума, они уступили. Лишь Вестман, торговец колониальными товарами, кричал, что так нельзя! Но Вестман не имел права голоса.

Как же пошли дела дальше? Да превосходно. Поутру в понедельник — было ровно семь часов — «Воробей», как и положено, отвалил от пристани, и никто не заметил никакой разницы. Северин, как старший из них, был у них за шефа, и Господь невредимо провел их в этот первый рейс, и во второй, и во все последующие.

Год шел на убыль, отшумела ярмарка. «Воробей» совершал свои рейсы, а команда получала на руки еще и капитанское жалованье, делила его и на том наживалась. Про запрет теперь и речи не было. Миновало осеннее равноденствие, погода ухудшилась, ветер, дождь, дорога мимо маяка, но «Воробей» знай себе ходил, и про запрет никто больше не думал.

Но тут как раз оно и случилось. Кто стоит, пусть сам позаботится, как бы ему не упасть, верно, подумал про себя Господь Бог и допустил, чтобы кое-что случилось. А виной всему был Алекс, этот тщеславный павлин.

Алекс с каждым днем становился все более нарядным, начищенным и выбритым. Он расхаживал при белом воротничке, выпустил золотую цепь поверх жилета, на остановках, когда люди на него глядели, он любил ошиваться в рубке, где лежали карты и прочие бумаги, и напускал на себя такой вид, будто он куда важней, чем двое остальных. Долго так продолжаться не могло, это злило команду. Ну ладно, Алекс и впрямь был красивый парень и не вредный, но своим поведением он вызывал гнев и зависть. Пришла на пароход инженерша, жена прежнего управляющего на лесопильне, — короче, она пришла, а Алекс, этот проныра, очень даже хорошо ее знал, и разрешил ей поехать бесплатно, и уединился с ней в каюте, и ничего не боялся. Остальные двое тоже под каким-то предлогом наведались к ней и спросили, все ли в порядке и не дует ли из иллюминатора, но им это не помогло, где уж там. И снова это вызвало гнев и зависть.

А потом разразилась катастрофа из-за форменной фуражки.

С тех пор как штурман Грегерсен умер в больнице, прошло немало времени, прежде чем на корабль пришла его родня за оставшимися вещами. Среди вещей была форменная куртка и форменная фуражка, и Алекс долго, ну до того долго поглядывал на эти сокровища, что в один прекрасный день взял фуражку и заявился в ней на люди, хотя погода была неподходящая.

— Это еще что за фокусы?! — в один голос вскричали Северин и Леонарт.

Алекс отвечал, что, когда он продает билеты, без фуражки ему не обойтись.

Напарники просто слов не находили, чтобы выразить свое возмущение, они готовы были оплевать его, высморкаться и вытереть пальцы об его одежду, но Алексу как раз надо было стоять вахту, и он спасся от них бегством на капитанский мостик.

Он прекрасно понимал, что шикарно выглядит в форменной фуражке и прочем капитанском убранстве. И будь он хоть чуточку умней, то почтительно склонил бы голову и скрылся бы с глаз подальше вместе со своей фуражкой, покуда не уляжется гнев напарников. Но Алекс не был умен. Напротив, он пыжился и поглядывал на себя в оконное стекло, да еще вздумал надеть фуражку набекрень. Это ж надо: набекрень! Совсем парень спятил! Северин и Леонарт усмотрели в этом пустое бахвальство и желание выглядеть словно какой-нибудь буржуа. А сам-то даже и не матрос, говорили они друг другу, какой-то работяга с лесопильни, бывший плотовщик. Сейчас мы ему покажем!

Они поднялись к нему на мостик и выложили свои соображения. Алекс упорствовал в своей дурости и не желал признавать никаких резонов. Северин сказал, что если уж кто из них и имеет право носить форменную фуражку, то это он, Северин; он самый старший здесь на борту и поставлен шефом над всеми.

— А ты билеты выдавать не умеешь, — сказал Алекс.

— Сам-то ты что умеешь, подсобник с обанкротившейся лесопильни, а мы оба, хоть Леонарт, хоть я, — настоящие моряки, мы ходили по большим морям, крыса ты сухопутная.

— Зато я пролетарий, — бахвалился Алекс.

Так они ни к чему и не пришли. Алекс уперся ногами в мостик, а фуражка у него все так и была набекрень.

Он и к следующей остановке по-прежнему стоял на капитанском мостике, предоставив другим таскать молочные бидоны. Внизу на пристани скопилось много людей, и Алекс выставлялся перед ними, достал носовой платок, протер фуражку изнутри и снова надел ее набекрень. Молоденькая девушка стояла на пристани и во все глаза глядела на него. Красавчик Алекс натурально не мог удержаться и кивнул ей, счастливица кивнула в ответ и назвала его капитаном:

— Добрый день, капитан.

Северин все это слышал.

Они отчалили и пошли дальше. Фарватер возле маяка стал неспокойный, волны бурлили вокруг подводных шхер, и «Воробья» здорово покачивало. Северин опять поднялся на капитанский мостик с разводным ключом в руке. Вид у него был мрачный.

— Я слышал, ты у нас капитаном заделался, — сказал он, протягивая руку за фуражкой.

Но без всякого успеха.

Он сделал еще один выпад.

— Не тронь фуражку! — завопил Алекс, но тут уж Северин рассвирепел окончательно и пустил в ход разводной ключ. Алекс залился кровью. Они стонали, они обзывали друг друга самыми нехорошими словами, они пихались и размахивали руками. Алекс глянул по сторонам, он был не прочь схватить какой-нибудь напильник, но ничего, даже перышка под рукой не оказалось. Вдруг он выпустил рулевое колесо, рванулся вперед и ударил Северина головой под дых. В ту же секунду корабль дал сильный крен, мостик ушел у него из-под ног, он упал и увлек Северина за собой. Счастье еще, что они не перелетели через борт. Но об этом они даже и не тревожились, у них были другие заботы: кататься по мостику и лупить друг друга.