Страница 7 из 138
На блестящей полированной поверхности стола красного дерева резким диссонансом выделялась обломанная у наконечника стрела. Металл очень старого на вид наконечника был покрыт напоминающим патину налетом.
Джек протянул руку к обломку стрелы, желая получше ее рассмотреть, но профессор быстрым жестом перехватил руку юноши.
— Мне кажется, лучше к этому не прикасаться.
Джек инстинктивно отдернул руку.
— Ты думаешь, она отравлена?
Профессор слегка пожал плечами.
— Не знаю, но не исключено. Ну и как тебе нравится подарочек?
Джек внимательней рассмотрел «подарочек». Наконечник обломанной стрелы показался ему намного больше того, который недавно показывал ему профессор.
— Этот, похоже, не подойдет к той трубке, что висит на стене, — не очень уверенно заметил он. Непонятно, куда гнет дядюшка.
— Правильно, — подтвердил тот с непроницаемым выражением лица. — Перед тобой обычная стрела, какими стреляют из лука. Обычная, только сломанная.
Последнее слово он произнес с таким выражением, что Джек невольно переспросил:
— А что, в том, что она сломана, есть какой-то особый смысл?
Профессор присел на подлокотник кресла. Его пальцы легко постукивали по блестящей поверхности стола, глаза без всякого выражения смотрели куда-то в сторону.
— У мексиканских индейцев сломанная стрела служит предвестником «летучей смерти». Этот старинный обычай до сих пор распространен среди племен майя.
Джек растерянно смотрел на старого профессора.
— Мне очень неприятно, дядя, но, честно говоря, я ничего не понимаю. Уж такой дурак, видно, уродился. Будь добр, объяснись.
— Изволь. Вот это, — профессор кивнул на обломок стрелы, — представляет собой своего рода смертный приговор. За этой стрелой через какое-то время обязательно появляется другая стрела и обрывает жизнь приговоренного. Все очень просто. Неужели непонятно?
Спокойный, будничный тон только усиливал значение страшных слов, которые поразили молодого человека в самое сердце.
— О, — прошептал он сквозь зубы, — теперь я понял. Но неужели ты говоришь серьезно?
— Неужели ты думаешь, что при данных обстоятельствах я еще способен шутить?
Джек опустил голову.
— Прости! Я не хотел обидеть тебя, дядя, просто немного… как бы это поточнее сказать… ошарашен. Значит, ты полагаешь, что это угроза?
— Нет, это не угроза. Это приговор, мой мальчик. Не было еще случая, чтобы сломанная стрела не сдержала своего страшного обещания. Как видишь, теперь пришла моя очередь умереть… от аневризмы сердца. Хотя, как знать… Возможно, на сей раз доктор Якоби установит и другую причину смерти, — добавил он голосом, лишенным всякого выражения.
Грэнмор тяжело рухнул в кресло, пытаясь собрать ускользавшие мысли.
— Кто принес это? — спросил он, подумав.
— Никто.
— Но как такое возможно? Ведь стрела — вот она.
— Я уже имел честь сообщить тебе, что в этом доме происходят странные вещи, — тем же бесцветным голосом объяснил профессор. — От моего кабинета имеется только один ключ. Я всегда ношу его с собой, а когда ухожу, обязательно проверяю, хорошо ли запер дверь. Замок в ней очень сложный, открыть его можно лишь этим единственным ключом. Во всяком случае, открыть так, чтобы не повредить замка. Окно закрыто. Отдушина тоже. Кроме них, в стенах нет ни одного отверстия. Так что, если рассуждать логично, не существует никакой возможности незаметно проникнуть в эту комнату или подбросить сюда что-либо. И тем не менее кто-то вошел и положил на стол сломанную стрелу. Повторяю — именно положил. Если бы ее подбросили издали, на полированном столе наверняка остались бы царапины.
Джек все еще был не в состоянии осмыслить невероятное сообщение дяди.
— И все-таки я не могу понять, как стрела оказалась в запертой комнате! Ведь это же просто невозможно!
— Невозможно, — согласился профессор. — И тем не менее это случилось.
— И что же, дядя, ты думаешь, что эту угрозу…
— Этот приговор, — поправил племянника профессор.
— … этот приговор они… попытаются привести в исполнение?
— Я ни минуты не сомневаюсь, что приговор будет приведен в исполнение. — Голос профессора не дрогнул. Не дрогнула и его рука, когда он потянулся за сигарой.
Джек не мог сказать того же о себе. И руки его тряслись, и губы дрожали, когда он попытался все-таки добиться от своего собеседника ответа на вопрос, что же тот собирается делать в создавшейся ситуации. Нельзя же безропотно согласиться с тем, что тот принимает дурацкий приговор всерьез, считает его делом решенным и нимало не сомневается, что так и будет. Прямо фильм ужасов какой-то! Да не снится ли ему все это в кошмарном сне? Тогда самое время проснуться!
Впрочем, профессор может думать, что ему угодно, а он, Джек Грэнмор, не намерен ждать сложа руки. Он обязательно должен что-то предпринять. Но что же? Не может же он действовать за профессора.
— Дядя, ты и в самом деле будешь покорно ждать, пока явится убийца?
— А что мне делать?
— Как что? Первым делом надо…
— Ну, смелее! Что я должен сделать, по-твоему, первым делом?
Джек потер пальцами глаза. От боли раскалывалась не только голова, нестерпимо жгло под веками.
— Первым делом следует сообщить в полицию, ведь это же ясно!
Профессор весь скрылся в облаке душистого дыма.
— И ты всерьез думаешь, что полиция в состоянии защитить меня от человека, который способен проникать сквозь стены?
Джек рассердился:
— На всем земном шаре не найдется человека, который сумел бы пройти сквозь стену или через запертую дверь!
— Гм, — профессор опять выпустил клуб дыма. — «И в небе, и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости».
— И это говорите вы, — возмутился Джек, — профессор Университета Его Величества короля?
— Нет. Это сказал тот, кто намного превосходит всех профессоров всех университетов мира. А я лишь повторил слова Шекспира. И повторил потому, что за долгие годы своей работы убедился в том, насколько верно это утверждение. Да ты и сам… Помнишь историю лорда Донована?
— Ну, это совсем другое дело.
— Другое, разумеется. Разные народы, разные страны. Египет и Мексика. А вот конец… И скажи, сильно помогла Доновану полиция? А, впрочем, согласись, в полиции меня просто высмеют, если я расскажу им то, что сказал тебе.
Джек чуть не подавился горькой от никотина слюной.
Ох, прав дядюшка, высмеют, как пить дать. Ну, может, прямо этого ему не скажут, но между собой наверняка посмеются над выжившим из ума профессором. А как известно, для англичанина нет ничего страшнее, чем показаться смешным. Пожалуй, на месте дяди он тоже не обратился бы за помощью к полиции. Надо поискать другой выход.
— Дядя, придется, мне кажется, сменить все замки в дверях.
— Зачем?
— Потому что к старым могли подобрать ключи.
— Это исключено. Слесарь, который поставил мне замок в дверь кабинета, заверил меня, что к такому замку невозможно подобрать ключ. А это был лучший мастер своего дела во всем Лондоне.
— Но ведь есть же у тебя один ключ! Разве невозможно сделать его копию?
— Я уже говорил тебе, что с этим ключом я не расстаюсь никогда.
— В таком случае надо посадить под арест Джона.
— Ты так считаешь? А за что? За то, что он потомок индейцев майя?
— Именно за это. Ведь ты же сам очень убедительно мне объяснил, что проклятая сломанная стрела означает смертный приговор. А поскольку во всей округе не найдется больше ни одного индейца из этого племени…
Профессор прервал горячую речь племянника, подняв вверх руку:
— О… прошу прощения. Я вовсе не говорил, что в Лондоне больше нет индейцев майя.
— Так ты знаешь еще одного?
— Да нет же, не знаю. Однако это вовсе не означает, что их нет. Напротив, я уверен, в Лондоне просто в глазах рябит от джентльменов с самыми разными оттенками кожи. И некоторые из них могут оказаться индейцами майя.
— Могут, но твой Джон без всякого «может» — индеец племени майя.